(Владимирские Епархиальные Ведомости. Отдел неофициальный. № 13-й. 1-го июля 1884 года)
Восемнадцать лет протекло со времени смерти о. протоиерея Иоанна Алексеевича, но имя и добрая слава все еще ясно вспоминаются в устах народа. Не слушал он академических лекций, не был известен и такими подвигами, которые выходили бы из ряда обыкновенных событий в его жизни; но это был, по свидетельству знавших покойного, пастырь Христовой церкви добрый, ревностный, благоговейный; это был муж кроткий, справедливый, ласковый, опытный как в делах частных, так и общественных; это был добрый отец и труженик своего большого семейства. Вот отличительные черты о. Иоанна!
О. протоиерей родился 18-го сентября 1791 года в городе Суздале. Год рождения известен не по метрическим книгам, которых в Покровском монастыре нет, а по ревизской сказке, в которой за 1811 год показан 20-ти лет. Месяц и день видны из месяцеслова, писанного его отцом — протоиереем Суздальского Покровского монастыря Алексеем Михайловичем Розановым.
Первое знакомство с чтением он получил в Покровском женском монастыре у благочестивой монахини, к которой отдан был по желанию своих родителей. В монастыре, говаривали его родители, лучше не развлекается восприимчивая детская его натура; там скорее научится чтению и доброй нравственности. В 1799 году отдан для обучения в духовное Училище, откуда переведен во Владимирскую Семинарию, а в 1812 году кончил полный семинарский курс с званием студента. О подробностях школьной жизни в этих заведениях сведений других не нашлось, кроме тех, что в Училище особенно полюбил изучать свящ. историю, а в Семинарии свящ. писание. Стремление к изучению этих предметов, как передавал детям сам о. Иоанн, являлось вследствие душевной настроенности, усвоенной под руководством родителей и своей наставницы-монахини. Они старались давать для чтения такие книги, которые наслаждали бы не воображение, а сердце читающего (монахиня давала книги — «Жития свитых»). Такое религиозно-нравственное настроение осталось и на всю жизнь о. Иоанна. Бывши еще в Семинарии, он не думал поступать ни на какую гражданскую должность, но только во священника, чтобы приносить бескровную Жертву за всех христиан. Вот он, наконец, кончает курс, отдыхает после школьных трудов и давно заветная дума осуществляется. Преосвященнейший Ксенофонт, Епископ Владимирский и Суздальский 5-го июля 1814 г. определяет его во священника в село Красное, Суздальского уезда. О пастырской службе в этом селе, продолжавшейся только 1 ½ года, ничего сказать не могу, по недостатку сведений. Известно только то, что, без всякой просьбы с его стороны, тот же Преосвященный 11-го февраля 1816 г. из села переводит в город, к Суздальской Тихвинской церкви, на место более выгодное. О. Иоанн, при Тихвинской церкви, был служитель благочестивый, усердный, готовый идти на помощь по первому зову как к своим духовным детям, так и ко всем посторонним. В этой церкви есть чудотворная икона Тихвинской Божией Матери. Не мало приходило сюда богомольцев как граждан, так и из сел. Многие, особенно сельские жители, являлись безвременно. 0. Иоанн оставлял всякое дело и шел удовлетворить усердие молящихся. Однажды приходят на богомолье три женщины, о. Иоанн в это время спал, домашние просили женщин подождать несколько времени. Проснувшись, узнает он, что как с час уже ждут его служить молебен Божией Матери. Обиделся о. Иоанн, что не разбудили его и заставили приходящих долго дожидаться. С этого времени, он просил, чтобы домашние тотчас же уведомляли о приходящих и желающих помолиться Божией Матери. Этого казалось мало для ревностного пастыря. ОН не ограничивался исправлением одних треб, не желал быть пастырем только по имени. Главная забота состояла в том, чтобы удалить пасомых от греха, склонить и расположить более к доброй нравственности: к исполнению закона Божия и к препровождению чистой неукоризненной жизни. При частом обращении с прихожанами узнавал как религиозные их желания, так и порочные страсти, предрассудки, суеверия. Первые пожелания старался возбуждать в народе, а вторые — по возможности искоренять. Для укоренения в народе Евангельского учения, он не жалел ни времени, ни здоровья, ни спокойствии. С отеческой заботливостью учил как с церковной кафедры, так и в домах прихожан. У Суздальских граждан с исстари ведется обыкновение, особенно при больших собраниях предлагать вопросы священникам или из свящ. истории, или что-нибудь относящееся до богослужения. С такими возражениями часто обращались к о. Иоанну. Он не возмущался, по-видимому, безвременными вопросами, но, на основании слов свящ. писания, что «пастырь должен проповедывать благовременне и безвременне» (2 Тим. 4, 2), являлся здесь их учителем. Он твердо верил слову Христову, что «кто научит, тот велий наречется в царствии небеснем» (Матф. 5, 19). Не скучно было сидеть с о. Иоанном, говорят знавшие его. Чему-нибудь, да поучит! Но прихожанам Тихвинской церкви не слишком долго приходилось слушать своего наставника. Они с большим горем и со слезами провожали его в Суздальский Покровский женский монастырь куда был в 1829 г. сентября 25-го дня переведен на родительское место Преосвященнейшим Парфением, Епископом Владимирским и Суздальским. Одной радостной надеждой утешались они, что не далеко их наставник, к которому, в случае нужды, всегда могут обращаться за советами. Перемещение это, особенно с первого раза, было не очень приятно о. Иоанну как потому, что он свыкся с прихожанами, религиозные желания и дурные привычки которых уже знал, так и потому, что при Тихвинской церкви более представлялось материальных выгод чем в монастыре, который был настолько беден в то время, что не было туда желающих. Перешел только из повиновения к Преосвященному Парфению, который желал этого и в случае нужды обещался помогать. Чрез пять месяцев после перемещения, Владыка действительно и дает почетную должность присутствующего в Суздальском духовном Правлении. Чрез перемену лучшего места на худшее у о. Иоанна не охладела пастырская ревность. По своему характеру он не довольствовался отправлением одних церковных служб. Чтобы обогатить женский ум христианскими знаниями, он и здесь стал часто проповедывать слово Божие, нисколько не отягощаясь долгой монастырской службой. Так хорошо учил нас о. Иоанн, особенно на исповеди, говорят знавшие его духовные дочери, что мы всегда слушали его с благоговением; не забудем как наставлений, так и его самого. Монастырские люди, особенно женщины, нуждаются более всего в наставнике, который мог бы руководить их в духовной жизни, а в случае искушений и поддержать; таким учителем и был для них о. Иоанн. Он считался и духовным огнем, и наставником, и утешителем в скорбях и несчастиях. Кроме сего ни одно важное монастырское дело не решалось без его согласия. Его задушевное пастырское слово касалось и арестантов разных сект, находящихся в Спасо-Евфимиевом монастыре, где был он увещателем, и арестантов Суздальского тюремного отделения, в котором был директором. На первых порах трудно было о. Иоанну бороться с заблудшими разумными овцами, высказывая им, с одной стороны, дурные их наклонности и порочные страсти, а с другой — путь, ведущий к добру и царству благодати. Грубый, упорный, невежественный народ, привыкший жить в праздности и рассеянности, не принимал сначала пастырских наставлений, а отвечал одними насмешками. Эти безнравственные люди, бывшие как бы глухими к Евангельским истинам, привыкли к его кроткому слову, свыклись с ним и воздавали должное уважение и почтение. С своей стороны и Епархиальное Начальство отличало по наградам от других иереев и расширяло объем его деятельности.
Вот перечень наград и должностей, какие получил о. Иоанн с 14 апреля 1819 г. до 29 ноября 1858 г. Он проходил должность депутата, с 1830 г. до 1859 г.; был присутствующим в духовном Правлении, с 1833 г. до 1859 г.; проходил должность благочинного, с 1837 г. до 1844 г. и в 1848 году был членом временного ревизионного комитета Суздальских духовных Училищ и бурсы, был увещателем арестантов разных сект; в 1854 г. был членом комиссии для составления новых церковных описей в Спасо-Евфимиевом монастыре и в том же году определен директором тюремного отделения; проходил должность сотрудника Владимирского Попечительства. В 1824 г. января 20 дня награжден набедренником, в 1838 г. июля 16 дня — скуфьей, в 1844 г. — камилавкой, в 1852 г. 24 апреля произведен в сан протоиерея, в 1858 г. июня 23 дня пожалован ему золотой наперсный крест и в том же году октября 10 дня возложен бронзовый наперсный крест в память войны 1853 и 56 годов. Имея при должности депутата самое близкое сношение с людьми разных характеров, с людьми быть может порочными, о. Иоанн в продолжении сорокалетней должности не только не уронил себя в глазах народа, но получил название мужа справедливого и опытного. Вследствие умного, правдивого распоряжения, он посылался для производства следствий верст за 60 или 70 в разные уезды и села. Во время этих-то разъездов о. Иоанн, если не уронил к себе уважение, зато расстроил свое здоровье. Больше всего пришло оно в упадок при производстве следствия в селах: Красном и Омутскове, Суздальского уезда. В то время происходил судебный процесс, продолжавшийся 10 лет, у владетелей мельниц означенных сел. Хозяин мельницы в селе Омутскове жаловался, что владетель Красносельской мельницы, принадлежащей Покровскому женскому монастырю, не пропускает у себя лишнюю воду, которая, скопившись, затопляет его насыпь, от чего происходит большой вред; тогда как владетель Красносельской мельницы доказывал, что это делается вследствие наводнений. Чтобы отыскать справедливость жалобы, о. Иоанн отправился в ненастную дождливую погоду и, ходя по болоту, простудился, получив в ногах ревматизм, которым страдал до конца жизни. Вот факт, который доказывает читающим его биографию, что о. Иоанн не относился к порученному делу поверхностно; не дожидался благоприятной погоды, а чтобы найти верный результат, не жалея своего здоровья, нарочно выбирает дурную погоду, отыскивает виновного и тем совершенно прекращает две враждебные партии. В должностях присутствующего в духовном Правлении и по благочинию он также не злоупотреблял данными правами, но для всех был судья беспристрастный. С подведомственным духовенством, несмотря на большой вес пред Преосвященными, не было у него ни гордости, ни тщеславия; но всегда был вежлив, общителен, ласков, гуманен. Духовенство, будь это священник или причетник, правый или виновный, никогда не застаивалось у него в задних комнатах; но прямо шло в комнату доброго Иоанна Алексеевича, дверь которой была открыта для всех нуждающихся. Если иногда приходилось делать выговор за неисправности, то это, вернее сказать, не выговоры, а такие наставления и внушения, какие делает детям добрый отец семейства. Добродушие, искреннее правдивое слово располагало к нему каждого, глубоко западало в сердце слушателей и давало добрые плоды. Как сам не любил лжи, притворства, лицемерия, а всегда высказывал все, что есть на душе, не опасаясь при этом неудовольствия или укора, так точно требовал и от других.. С своей стороны и духовенство относилось к нему не только как к начальнику, а как дети к любимому отцу. Память о нем доселе еще живет в тех местах, где он начальствовал. Знавшие его вспоминают о прекрасных качествах ума и сердца сего незабвенного пастыря. Доверия и расположения граждан и местного духовенства, казалось, как будто мало для Иоанна Алексеевича; он хотел расположить к себе и лиц высших, что и приобрел. Архиепископ Владимирский Парфений относился к нему с особенным уважением и почетом. Заслужил внимание такого лица, каков был Преосвященный Парфений, не пронырством, а своим благородных характером, сложившимся с самого детства, ревностною пастырскою деятельностью, дельными распоряжениями, честностью и искренностью. Из уважения к таким высоким качествам о. Иоанна Владимирский Архипастырь Парфений не только доверял ему разные должности, но входил и в семейные его отношения. Вот факты, подтверждающие истину. В 1839 году при Суздальской Петропавловской церкви сделалось праздным священническое место. У о. Иоанна было пять человек детей, в числе которых дочь невеста, которую, по бедственному положению, не мог он выдать и за порядочного жениха и снабдить приданым. Преосвященный, зная жалкое семейное положение, вызывает о. Иоанна к себе и велит приискивать жениха к дочери на означенный Петропавловский приход. Желающих занять место явилось двое студентов, которых о. Иоанн и отдает в распоряжение Преосвященного. Так как студенты выпущены из Семинарии под одним № (тогда было три богословские отделения), то Владыка сам кинул им жребий (как при избрании Апостола Матфея на место Иуды) и жребий пал на студента Петра Зверева, с которым о. Иоанн и согласился. Подобное этому было и в 1848 году. Преосвященный Парфений, узнавши от своих служащих, что у о. Иоанна есть еще дочери невесты, во второй раз, без всякой его просьбы, потребовал к себе и предложил приискать жениха ко второй дочери на священническое место к Суздальской Вознесенской церкви. Но для всех и Бог не угождает, говорит пословица; так было и с о. Иоанном. Нашлись и против его недоброжелатели, которые подкапывались под его честность. В Спасо-Евфимиевом монастыре строился братский двух-этажный корпус в 53 саж. на казенные деньги (От казны дано было 6 тысяч рублей.). Следить за производством работ Преосвященный Парфений назначил комиссию, состоящую из настоятеля монастыря — архимандрита Серафима, протоиерея В... и священника Иоанна Розанова. Последних двоих членов Владыка для некоторых наставлений позвал к себе и в конце концов высказал мысль, подобную следующей: смотрите за работой в оба! Священник Иоанн Розанов, обратившись к Преосвященному, сказал: я в оба смотреть не могу Ваше Преосвященство; ты хоть смотришь и в один, ответил Владыка, а видишь за два (Иоанн Алексеевич ответил так Преосвященному потому, что мог видеть одним только глазом, а другой у него от оспы был совершенно поврежден.). О. Иоанн с ревностью принялся за новое дело. Чтобы привести начатое дело к благоприятному окончанию, входил в самые мельчайшие подробности; выбирая лучшие материалы и соблюдая в тоже время возможную экономию в строительных работах архимандриту и протоиерею В — ву, вместо того чтобы оценить деятельность и оказать благодарность, почему то не понравилась такая заботливость о. Иоанна. Они с самого начала не довольны были выбором в члены комиссии; уступили только воле Архипастыря. По прошествии некоторого времени, стали подыскивать над Иоанном Алексеевичем, чтобы уронить его в глазах Преосвященного, а потом и удалить, как будто неспособного. Владыка, услыхавши неправильный взгляд этих завистников, не согласился с их мнением и оставил о. Иоанна членом до окончания постройки. Попытка членов, одним остаться при постройке, если не удалась пред Преосвященным, то они старались высказать дурную сторону пред гражданами. Но все клеветы, возводимые на него, о. Иоанн переносил великодушно, без всякого ропота. Богу ответят за неправду, говаривал о. Иоанн родным своим, и только. Что касается материальных средств Иоанна Алексеевича, то они были бедны. От монастыря на долю священника приходилось только 300 руб. асс., да от духовного Правления 100 руб. сер. Вот и весь годовой доход. При таком ограниченном содержании и домашняя жизнь его была, следовательно, незавидна. Никогда у него не было лишних денег, а с 1839 года, со времени отдачи дочери за священника Петра Зверева, не выходил он из долгов. Давши за дочерью денег только 60 руб. сер., из которых половину занял, он принужден был по условию и держать зятя на своем содержании несмотря на дороговизну жизненных припасов (В то время пуд ржаной муки продавался более рубля серебром.), и в то же время выплачивать долги, которые, при большом семействе, увеличивались больше и больше. При уплате долгов произошла не без интересная выходка о. Иоанна. Видит он двоих прикащиков, идущих за получением денег и в тоже время скорбит, что отдать нечем. Наконец приходят в дом и вместо всех денег Иоанн Алексеевич отдает только один и последний рубль, который и просит разделить поровну. Прикащики сначала засмеялись такой выходке Иоанна Алексеевича, а потом, видя его горькие слезы и просьбу подождать долг несколько времени, ушли, оставив ему и последний рубль. При всей своей бедной семейной жизни, он не роптал на судьбу. Если и случались недостатки в семействе (а они были часты), то чувство неудовольствия скоро проходило, потому что был человек, с которым можно было разделить и постигшее горе и все хозяйственное управление. Но со времени смерти своей супруги, постигшей ее в 1842 году, вся забота легла на него одного. Он сам стал носить воду, колоть дрова, месить хлебы и проч. Работая по несколько часов сряду, получил название труженика.
При всех своих домашних занятиях оставалось у него время и на чтение книг. Он любил читать Жития святых, которые и рассказывал детям и внукам, изъяснять Литургию, всенощное бдение и другие церковные службы и праздники. Если встретится какая особенность при богослужении, то накануне праздника разъяснял ее детям, и, пришедши домой из церкви, переспрашивал о рассказанном накануне. Чтобы удостовериться, действительно ли дети слушают церковное богослужение, он употреблял некоторую хитрость, т. е. иногда сказывал то, чего при богослужении не будет. Этим так приучил детей, что они всегда слушали в церкви со вниманием и приходили к началу службы. Кроме этих благочестивых занятий, он занимался переплетом книг. Относительно стола он строго держался церковного устава. Что касается одежды, то, в 48 лет своего священства, он износил только три рясы: одну камлотовую, другую суконную, кажется, в 1 р. с ¼ — за аршин; за пять лет до увольнения в за штат, сшил еще шерстяную рясу, но она довольно чистенькая, по завещанию о. Иоанна, перешла в наследство кому-то из родственников. Теплой рясы и галош не было никогда. Но при всем этом он вел себя опрятно. Такова была семейная жизнь и общественная деятельность Иоанна Алексеевича до 1861 года, т. е. до увольнения его в заштат. С этого времени служебная его деятельность угасла; он начал жить жизнью частного человека. Начальство, которое прежде доверялось ему во многом, мало обращало внимания, доставляя только 25 руб. в год в обеспечение. Пасомые, которых прежде руководил к царству благодати, совсем не доставляли никакой помощи, помнят только доброе его имя. Одни близкие родственники остались только чувствительны к положению этого человека. Живя в доме внука по жене — свящ. М. Тихонравова, Иоанн Алексеевич пользовался от него пособием, при помощи других родственников. За несколько лет до смерти, хотя он и сложил с себя должности по слабости и болезни, но до последних дней любил переноситься мыслью ко временам своего прошлого служения и вспоминал о своей деятельности, из коей многие получили для себя значительные уроки. Не обременяемый служебной деятельностью, все свободное время, а его теперь было много, как и у всякого уволенного в заштат, посвящал на чтение благочестивых книг и на молитву к Богу. Любовь к молитве была у него всегдашним желанием, но общественная деятельность и семейные заботы отстраняли его от беседы с Богом и привлекали больше к земле. С увольнением же от должностей, молитва составляла первую и существенную потребность его сердца. Скорбел больше о том, что болезни не позволяли ему посещать храм Божий. Вместо этого вставал он по ночам и молился, высказывая свою греховность. За неделю пред смертью, собравшись с последними своими силами, написал в стихах молитву, в которой просил прощения грехов своих. Вот его молитва:
Мой век уже проходит, смерть близь меня стоит, Страх-ужас мне наводит, убить меня грозит, Чтож делать? Я не знаю, проживши во грехах, К Тебе, Спаситель, прибегаю, живущему на небесах, Воззри Ты милосердым оком, на грешника меня, И в пламени жестоком, средь вечного огня Не мучь, — умилосердись, и грешника прости, Врата рая отверзи, грехи мне отпусти, И как разбойника разумна Ты ввел с Собою в рай, Так и меня безумна спаси — не отвергай; Ты милосерд - я знаю, я верую в Тебя, На Тя я и уповаю, Ты не оставь меня...
Молитва написана здесь не вся потому, что конец бумаги, на которой она написана, оторван. Дни за два или за три до смерти силы совсем изменили ему; один только рассудок не покидал его. Наконец 1866 г. 28 сентября, в 8 ½ часов утра, «ослабев, умре наш Авраам в старости добрей, старец исполнен дней и приложися к людем своим и погребоша ею сынове его и чтители, памяти его» (Быт. 25, 8 — 9), и 30 числа происходило отпевание в Суздальском Покровском женском монастыре при большом стечении народа. Один из родственников покойного — свящ. М. Т. почтил его память задушевным словом. Отдать последний долг усопшему, достоуважаемому 75-ти-летпему старцу, собралось не мало священников из подгородных сел и все Суздальское духовенство, которое прежде вверено было его бдительному надзору.
