Муромское восстание белогвардейцев 9 июля 1918 года «В Советской милиции.
Постановлением уездного съезда Советов от 11 мая Новому Исполкому предложено кооптировать на пост комиссара милиции гражд. Бильдена взамен тов. Белова.
Общее собрание служащих и милиционеров штаба 13 мая обсуждало это предложение, при обсуждении товарищи служащие и милиционеры пришли к выводу:
«Избрание на съезде комиссаром милиции гражд. Бильдена по существу является не правильным, так как во 1) он ни являлся ни делегатом, ни представителем на съезд, как от крестьян так и от рабочих, а равно и других организаций и кооптирован на съезд по предложению бывшего комиссара юстиции Бороздина,— человека неправомочного члена съезда без права решающего голоса и следовательно положение о выборах нарушено. Во 2) Кооптированный Бильден в местной области является лицом никому не известным; ни в биографическом, ни в политическом смысле никакой организацией стоящей на платформе советской власти не гарантированным.
Между тем как устраняемый от должности т. Белов достаточно популярен в местном крае как ответственный партийный работник и в общественном смысле как безукоризненно честный человек — пролетарий металлист, гарантированный ж. дор. рабочими Депо М. К. жел. дор. Кроме того будучи при своем деле являлся хорошим и твердым руководителем.
Поэтому мы считаем, что про отозвание его от дела является, в связи с приглашением Бильдена непоправимым ударом делу крепости Советской власти. Постановлено:
«Единодушно протестовать против назначения в штаб гражд. Бильдена и признать желательными и необходимыми оставить у дела тов. Белова, о чем просить у Сов. Нар. Ком г. Мурома, если же это исполнено не будет то просить назначить кого-либо другого, но только не гражд. Бильдена» (Известия Мур. сов. р. и кр. депутатов. 15 мая 1918).
«Не поддавайтесь провокации.
Пользуясь тяжелым положением трудового люда, темные силы повели в последние дни усиленную погромную, черносотенную контр-революционную агитацию.
На улицах агитацию эту ведут бывшие городовые, жандармы, охранники, в церквях этой агитацией занимаются попы, а на фабриках и заводах – меньшевики и с.-р.
Тема у всей этой предательской братии одна и та же:
- Хлеба нет. Работы мало. Живется тяжело. А во всем виноваты советы, во всем виноваты большевики!
Мы говорим рабочим и всему трудовому народу:
— Не поддавайтесь на провокацию этих господ. Вдумайтесь хорошенько в их лживые речи и поймите, куда они вас хотят завести.
Да, мы знаем, трудовому люду живется сейчас очень тяжело. Но мы спрашиваем: где сейчас живется лучше?
Проклятая война разорила весь мир, сделала всех голенькими. Всюду и везде невыносимо трудно живется сейчас трудовому народу. Во всех странах сейчас и царят голод, нищета, разорение.
Вот ряд сообщений, которые получены из различных стран в самые последние дни:
В Дании и в Норвегии введены хлебные марки, в Норвегии кроме того, ощущается молочный голод, от которого сильно страдают дети. Продукты значительно повысились в цене.
Тоже наблюдается в Дании и в Испании. Общественная жизнь в Мадриде, в Барселоне и в других крупных центрах замирает после 8-9 часов вечера, так как выходить на улицу не безопасно.
Еще хуже положение Швейцарии, жители которой говорят: «Мы не воюем, но мы так сильно страдаем от войны, что уж лучше было бы, если бы мы воевали сами».
— Америка, - пишет корреспондент газеты «Цейт»,— это богатейшая страна в мире, вследствие усиленного трехлетнего вывоза своих припасов в Англию и во Францию, с осени 1917 года очутилась, лицом к лицу с продовольственным кризисом. Пришлось ввести в неделю один мясопустный и один безпшеничный день. Нужда чувствуется даже в Калифорнии, которая считается раем Соединенных Штатов.
Жизненные припасы в Калифорнии вздорожали на сорок процентов.
Необычайно повысилась цена на мыло, на уголь, на белье и на ткани.
В Нью-Йорке наблюдается острый угольный голод. Электрическими рекламами разрешено пользоваться лишь от 8 до 10 часов вечера.
В больших отелях комнаты освещаются электричеством тоже лишь в определенные часы. Нужда в сахаре заметно ощущается во всем городе…
Мы уже не говорим о Германии и Австрии, в которых население голодает уже с самого начала войны и где на почве голода происходят грандиозные демонстрации и забастовки!
В нейтральной Голландии дело обстоит еще хуже. Там население доведено голодом до полного отчаяния; за протесты его беспощадно расстреливают!
Кто ж виноват в этом всеобщем обнищании, в этом всеобщем разорении?
Виновата буржуазия всего мира, затеявшая эту войну, которая разорила весь мир. И только с окончанием этой войны и полным уничтожением власти фабрикантов и заводчиков можно будет понемногу начать улучшать положение трудового люда.
У нас эта работа сделана. Но нам трудно справиться с тяжелым наследием прошлого. Трудно разом наладить то, что расстраивалось долгими годами.
А охранники, провокаторы, все те, кому хорошо жилось при старом режиме, подуськивают народ, подбивают его на борьбу с советами, на выступления, на погромы.
Но пусть обратит трудовой народ свое внимание на то, что произошло на Украине. Там сторонники старого, изгнав советы, довели дело до восстановления самодержавия и всевластия фабрикантов, помещиков и заводчиков. Но хлеба от этого стало не больше, а, наоборот, еще меньше.
Гоните же товарищи рабочие, тех слуг старого режима, как бы они ни назывались, которые, пользуясь вашим тяжелым положением, подбивают вас на погромы, эксцессы, и борьбу с советами.
Знайте! Они готовят этим возврат царя, возврат городового и возврат хозяина с мастером. Хлеба же дать они не уменьшат а, на оборот, увеличат.
Будьте же тверды и терпеливы. Советская власть принимает все меры к тому, чтобы хлеб подвезти, продовольствие наладить, тяжелое положение рабочих улучшить. Трудное время будет скоро изжито.
А провокаторов-охранников, попов, меньшевиков и с.-ров гоните от себя, ибо они готовят только новое ярмо, новую кабалу!
Не поддавайтесь же на провокацию!
О некоторых событиях в Муромских мастерских Главным рабочим центром в Муроме являлись Муромские мастерские, Депо и ст. Моск.-Каз. ж. д., которые имели сильное влияние в политической жизни всего Муромского уезда. Во главе всех Советских учреждений, в большинстве работали рабочие Казанки. В апреле месяце 1918 г. в мастерских еще господствовали партии эс-эр. и меньшевиков. Во главе этих партий стояли Маслихин и Кожин, которые и работали в комитете мастерских.
Ячейки коммунистов хотя и не было в ту пору при мастерских, но рабочие все больше и больше сочувствовали коммунистам и разделялись на две равных половины. Так как при мастерских ячейки коммунистов не было, то некоторые рабочие состояли членами коммунистической партии в Уездкоме.
В конце мая или в начале июня меньшевики созвали Сормовскую конференцию, под предлогом разрешить критическое положение рабочих, на самом же деле на повестке дня стоял вопрос о свержении Советской власти. Половина рабочих, сочувствующая меньшевикам и слепо верившая, что на конференции только будет разрешаться вопрос о критическом положении рабочих, выделила своих представителей. Вторая половина рабочих, сочувствующая коммунистам, и уяснившая цель Сормовской конференции, вынесла протест против ее созыва. Сормовская конференция, которая имела определенную цель против власти, была сорвана. Половина рабочих Муромских мастерских сочувствовавшая меньшевикам, во главе с комитетом мастерских, объявила забастовку против срыва Сормовской конференции и требовала созыва таковой. Половина рабочих, сочувствовавшая коммунистам, не приняла участия в забастовке, а собралась в мастерских и на собрании постановила произвести перевыборы комитета мастерских, для чего избрала комиссию и приступила к работе. Комиссия по перевыборам комитета мастерских, сообщив в Москву, по прямому проводу о положении в мастерских и получив по прямому же проводу полномочие переизбрать комитет мастерских, приступила к перевыборам. В новый комитет вошли большинство коммунистов и сочувствующих. Вскоре после срыва Сормовской конференции в Муроме белогвардейцы устроили ночью выступление и захватили советские учреждения. Рабочие Муромских мастерских, узнавши, что Муром занят белогвардейцами, просили меньшевиков узнать, что белогвардейцы — буржуазия или меньшевики? Эс-эры и меньшевики съездили в город и, воротясь, уверили рабочих, что город занят меньшевиками. Белогвардейцы и сами не замедлили побывать в мастерских. Приехав на автомобиле, они устроили на дворе собрание, на котором говорили рабочим, что они заняли уже Нижний Новгород, Муром и Арзамас и просили рабочих поддерживать их и помочь свергнуть ненавистных коммунистов и Советскую власть. За это они привезли несколько десятков пудов муки в мастерские. Необходимость свержения коммунистов и Советской власти белогвардейцы доказывали тем, что коммунисты разогнали Сормовскую конференцию и не дают свободы не только буржуазии, но и рабочим, и что они заключили Брест-Литовский мир в пользу германской буржуазии и получают от немцев деньги. Распущенный комитет полным составом вступил в управление мастерскими. После собрания рабочие узнали, что Нижний-Новгород и Арзамас не заняты белогвардейцами и что белогвардейцы арестовывают не только коммунистов, но и рабочих — не коммунистов. Во главе белогвардейцев стоял полковник Сахаров; об этом рабочие также узнали и стали недоверчивы и к обеду оставили мастерские, разошлись по домам.
Белогвардейцы, видя, что рассчитывать на мастерские не приходится, а рабочие Кулебакского Горного завода выслали против них боевые отряды, ночью оставили Муром. При захвате белыми Мурома был убит красноармеец тов. Лашин, а при преследовании их после ухода из Мурома был убит рабочий Муромских мастерских (коммунист) тов. Гоголев. После белогвардейского выступления на Муромском участке М.-К. ж. д. был организован Военно-Революционный комитет, в котором работали тов. Коцелябнов и другие. Рабочие, видя обман своих товарищей, состоявших в партии с.-д. меньшевиков и с-р во время белогвардейского выступления, все больше и больше стали сочувствовать коммунистам. 3 сентября 1918 года была организована ячейка коммунистов при мастерских. Военно-революционный комитет, получив утверждение из Москвы, распустил все ЛЧ какие были на Муромском участке, и совместно с ячейкой Р.К.П. занялся организацией всех культурно-просветительных и профессиональных организаций.
И. Орехов.
Гражданская война в районе 1918 год был начальным годом вооруженной борьбы помещиков и буржуазии против рабочих и крестьян нашей страны. Контрреволюция, разбитая в крупных городах, как Петербург, Москва, Харьков и другие, перенесла свою работу и свои надежды на окраины страны и в провинцию промышленного района. Во главу контрреволюционной деятельности встали, так называвшие себя, «вожди демократии» из соглашательских партий.
Когда власть в стране оказалась в руках рабочих и крестьян, господа «демократы», вместе с помещиками и капиталистами организовали «Союз защиты родины и свободы». Капиталисты и помещики октябрьской революцией были лишены и родины и свободы эксплуатировать рабочих и пороть крестьян. Не могли примириться они с такою долей, повели против трудящихся вооруженную борьбу.
Весной 1918 года буржуазия и помещики повели против Советов планомерную вооруженную борьбу. На помощь им спешили немецкие войска, готовились к захватам Севера, Юга, Кавказа и Сибири антантовские войска. В этом плане удушения советской, еще по окрепшей тогда, Республики значительное место было уделено и Муромскому району. В связи с действиями чехо-словацких войск в Поволжье, Муром являлся одним из питающих фронт узлов. Оторвать его от Москвы, отвлечь силы Советской армии на борьбу с такими, как Муромское, восстаниями, входило в задачи контрреволюционного штаба.
Здание бывшего Муромского реального училища
«Главная квартира высшего военного Совета перебирается в Муром. Получена из Москвы телеграмма от Бонч-Бруевича и Потапова об освобождении квартир занятых «лесостроем». Исполком Муромского Совдепа предложил «лесострою» и представителям В.В. Сов. Организовать смешанную комиссию по выселению «лесостроя» и подысканию квартир жилищному отделу Совдепа поручено немедленно подыскать помещения для груза В.В. Сов. И путем применения к владельцам лошадей трудовой повинности перевезти его. Поручено так же подыскать помещения для артиллерийского склада…»
В мае 1918 г. штаб ВВС (Высший Военный Совет) во главе с Бонч-Бруевичем переехал из Москвы в Муром.
М.Д. Бонч-Бруевич писал в своих мемуарах: «Заселенный преимущественно купечеством и мещанством, а то и кулаками, перебравшимися сюда из уезда, Муром враждебно относился к Советской власти, и этого в городе почти не скрывали… Город встретил нас с явной неприязнью и это отношение чувствовалось всюду: на квартирах, отведенных под постой, в очередях, на улице». Однако должной бдительности военное руководство Красной Армии не проявило. Муромский большевик, рабочий железнодорожных мастерских, С. Колосков вспоминал, что «Бонч-Бруевич по собственной инициативе поселился в доме вдовы фабриканта Киселева, на высоком берегу Оки против фабрики Киселева (ныне «Красный луч»). После оказалось, что у этой вдовы в нижнем этаже происходили частые сборища белогвардейских офицеров, готовившихся к мятежу в Муроме». Сюда же неоднократно приходил прибывший за несколько дней до восстания один из руководителей штаба «Союза защиты Родины и свободы» доктор Н. Григорьев - правая рука Б.В. Савинкова. Перед ним стояла задача наладить связи с местным населением, т. к. по сравнению с Н. Сахаровым он был более политически грамотным человеком.
9 июля 1918 года в Муроме вспыхивает восстание, одной из их целей был захват штаба и уничтожение Бонч-Бруевича, но накануне событий он выехал в Москву. Военный руководитель Высвосовета М.Д. Бонч-Бруевич, выехавший из Мурома, по его воспоминаниям, около 11 часов вечера 8 июля, утверждал, что его поезд был обстрелян, «когда паровоз, еще не набрав скорости, довольно медленно протащил состав мимо Мурома»; ехал же он не по Казанской железной дороге, а по северной ветке (поезд прошел Ковров 9 июля в 8 часов 35 минут, Владимир – в 10 часов 45 минут, Петушки – в 12 часов 40 минут).
Как вспоминал служивший на железной дороге А.Ф. Шеронов, он выехал для устранения обрыва телеграфной связи в поезде Бонч-Бруевича, но на месте повреждения «высадить связистов комендант поезда (латышский стрелок А.Ю. Бломе) отказался» – по-видимому, после обстрела на выезде из Мурома Бонч-Бруевич очень торопился. В результате ремонтники вынуждены были отправиться обратно от станции Климово на ручной дрезине, но примерно в 16 верстах от Мурома встретились с поездом, везущим из города отряд добровольцев (командир отряда воспретил чинить телеграфную линию и проследовал дальше).
Восстание в Муроме 9 июля 1918 года 9 июля начинается эсеровский мятеж и в Муроме. Руководитель его - полковник царской армии Николай Павлович Сахаров.
Основная контрреволюционная деятельность молодого офицера развернулась в Москве, где он самостоятельно создал подпольную организацию из студентов сельскохозяйственного института в Петровском-Разумовском. По рассказу капитана Клементьева, после того, как к маю 1918-го состоялось объединение группы Сахарова с СЗРиС и Перхуров получил информацию о ее численности, цифры оказались весьма впечатляющими - свыше двух тысяч человек, которые составили «вторую пехотную дивизию командных кадров Союза», в течение мая ввиду многочисленности разделенную на две. Впрочем, мемуарист сам не настаивает на точности своих сведений, поскольку поддержанием связи с Сахаровым и его людьми занимался очень узкий кружок руководства Союза, куда Клементьев не входил. Перхуров же называет Сахарова начальником резервного отдела штаба Союза, нигде не упоминая о какой-либо бывшей самостоятельности или автономности второй дивизии.
По утверждению Клементьева, именно автономность и законспирированность второй дивизии помогли избежать ее провала, когда в конце мая - начале июня на московскую организацию СЗРиС обрушились удары ВЧК. Однако впоследствии столь значительные боевые контингенты нигде себя не проявили, а, сопоставив численность всего Союза (по утверждениям Перхурова и Савинкова - пять тысяч, из них две тысячи в Москве и пять с половиной тысяч человек «в Москве и в 34 провинциальных городах России» соответственно) со сведениями Клементьева о других структурных подразделениях Союза - по триста-триста пятьдесят человек, - приходится заподозрить, что численность организации Сахарова была завышена чуть ли не в десять раз.
Возможностей для этого могло быть три: самим Сахаровым при отчете Перхурову, Перхуровым в разговоре с Клементьевым и Клементьевым - при написании мемуаров. Однако начальник связи Союза в остальных случаях указывает вполне правдоподобные цифры, да и Перхурову вроде бы не было резона обманывать одного из своих ближайших сподвижников: информации, которой Клементьеву не следовало знать, ему просто не сообщалось. Что же касается Сахарова, то, не имея достаточно данных для категорического утверждения, стоит все же обратить внимание на небезынтересное обстоятельство его биографии, позволяющее проводить параллели с обсуждаемым вопросом.
В документах Восточного отряда Северной Добровольческой армии, воспоминаниях Перхурова и Клементьева Н. П. Сахаров именуется подполковником. Однако не только в этот чин, но и в капитаны он был произведен в ноябре 1917 г., незадолго до отмены большевиками чинов, званий и орденов. Таким образом, хотя для именования себя подполковником у Сахарова и были основания, они представляются довольно зыбкими; отсутствие же щепетильности в этом вопросе легко объяснимо необходимостью для двадцатичетырехлетнего офицера упрочить собственный авторитет. Этому же могло послужить и завышение численности «студенческой группы», которое, быть может, в каких-то случаях предпочитал поддерживать и Перхуров.
Доблестный боевой офицер, заслуживший на мировой войне семь боевых орденов, в том числе орден Св. Георгия IV-й степени, - он действительно сумел в трудной обстановке большевистской Москвы самостоятельно создать подпольную группу, да и в дальнейшем не раз проявлял решимость, порыв и мужество. Одним из примеров этого и стало Муромское восстание.
В дни, непосредственно предшествовавшие восстанию, у местных подпольщиков была установлена связь с Нижним Новгородом, где 3-8 июля находился и возглавлявший их подполковник Сахаров. Имея в своем распоряжении группу вооруженных членов Союза, он не предпринял попытки захвата Нижнего - узла водных и железнодорожных путей, запиравшего, в частности, дорогу на Вятку, откуда теоретически можно было ждать подмоги союзников; не пробовал и прорваться на усиление сражающегося Ярославля, вместо этого, очевидно после некоторого раздумья, направился в Муром, куда его отряд прибыл по Оке на пароходе к вечеру 8 июля.
Наиболее вероятным мотивом для движения на Муром представляется все же стремление нанести удар по находившемуся там около месяца Высшему Военному Совету Республики: для Сахарова ликвидация этого органа управления Красной Армии могла показаться важнее всех других планов.
Муромский отряд состоит «из бывших офицеров, учащихся из богатых семей и контрреволюционно настроенных интеллигентов».
9 июля в Муроме совершилось то, чего с тайным трепетом ожидали вся местная буржуазия, спекулянты, торговцы, так называемая, «демократическая интеллигенция» и весь темный, несознательный люд, озлобленный недостатком провизии и дороговизной.
Нападение на милицию, Совет и на гарнизон было поздней ночью при помощи местных провокаторов-белогвардейцев, втершихся в доверие Совета.
Гарнизон красноармейцев был захвачен спящим и в одном белье отведен в тюрьму. Потом начались аресты большевиков, членов Совета и служащих, не примкнувших к белой гвардии. Этот факт послужит хорошим уроком, как для Советской власти, так и для трудового крестьянства и рабочих. Oн научит крестьян и рабочих разбираться в словах и делах.
Захвативши власть при помощи провокационных слухов о перевороте в Москве, о занятии Владимира, Коврова и Арзамаса, эта банда стала говорить о свободах, а на деле хватала и сажала в тюрьму неугодных им.
«В октябре прошлого года четыре пятых интеллигенции воспылали злопыхательством и ненавистью к вождям и победе рабочего класса и в июле нынешнего года, в своей слепоте соединившись с агентами помещиков и капиталистов, путем провокации нанесли рабочим и крестьянам удар в спину. Один день захвата показал ясно, долго ли могут управлять руки, не привыкшие к труду. И если рабочие и крестьяне долгие годы повиновались им, то это было только благодаря темноте и слепоте трудового народа.
И только ненависть, провокация и разбойничье нападение — вот все, чем заплатила большая часть наших образовавших людей за то, что обучалась в учреждениях, созданных потом и кровью трудового народа. И как в октябре прошлого года большая часть рабочего класса оказалась более способной разбираться в политических вопросах, так и в июле рабочий класс понял, где его друзья и враги, и власть «захватчиков-большевиков», «узурпаторов» и т. д. была восстановлена.
В. Л.»Белогвардейская авантюра Наконец-то наша муромская белогвардейская банда показала свое лицо. Все эти купеческие сынки, желторотые студенты, бывшие прапорщики, реалисты, науськиваемые состоятельными буржуа и пошлым мещанством, боясь открытого средь белого дня выступления против нас, они напали на нас тайно ночью, захватив нас врасплох. О, какое радостное было гоготанье этих обнаглевших буржуа, жалкого мещанства, когда на утро они увидели, что заветные чаяния могут исполниться, что крупные собственники будут опять у власти и что опять они могут издеваться над бедняками и рабочими!.. Они думали, что теперь опять для них наступило золотое время. Но, оглянувшись, увидели, что они одни, рабочий класс не пошел за ними...
Рабочие знали, кто это выступает, знали, чего хотят эти купеческие и поповские сынки, эти прапорщики, стосковавшиеся по своим погонам. Рабочие видели, что это были типичные черносотенцы, жаждущие власти Николая и его приспешников. Под видом скорейшего учредительного собрания, обещания дать хлеба, они старались переманить к себе обывателей и рабочих. Обывателям ведь не много надо, они с радостью пошли на удочку, с ликующими лицами встретили белогвардейцев. Ведь они давно уже ждали того дня и часа, когда опять будут у власти генералы Алексеевы и Красновы, эти усердные слуги Николая и союзников империалистов. Рабочие с презрением оттолкнули белогвардейцев. Ведь ничего хорошего нельзя было ожидать от этих господ. Мы видели, какова были их окраска и что из себя представляют эти подонки буржуа и купцов. И немного порадовались эти белогвардейцы, всего-то только один день, а к вечеру и совсем струсили. Думали, что к ним придет помощь, но ошиблись, — никто не ехал. И, несмотря на то, что они захватили врасплох, они получили должный отпор. Двинулись на выручку нас наши товарищи из деревень, фабрик и заводов, и разлетелась эта банда.
Так и кончилась их жалкая попытка захватить власть в свои руки. Мы теперь видели их физиономию и их намерение, чтоб громко и ясно заявить беднейшему классу рабочих и крестьян: за кого вы идете: или за власть гнета, власть помещиков, капиталистов, приспешников империалистической бойни, или за власть рабочих и крестьян, за власть, ведущую к справедливости и социализму?! Ничего третьего не может быть.
И мы уверены, что беднейшие классы пойдут за нами и с презрением оттолкнут и дадут должный отпор жалким белогвардейцам, этим лакеям капитализма п империалистической бойни.
Белогвардейское выступление
Возвращаясь ночью домой около 3 часов по новому времени, в ночь с 8-го на 9 июля, я шел по Московской улице; около Союза Потребительских О-в я встретил ночного сторожа, и спросил его: «что такое за выстрелы около милиции?», он мне ответил довольно равнодушно: «а там какая-то белая гвардия, я пошел туда, меня спросили «кто такой?», я говорю «сторож», они мне сказали «уходи отсюда, иначе мы тебя пристрелим», я и ушел».
Ранее этого я слышал выстрелы, но не придал им значения, просто думал, что может быть стреляет или милиция во время обхода, или перестрелка с какими-нибудь хулиганами, здесь я только понял всю серьезность положения; зашел в номера М..., позвонил по телефону в Совет, мне ответил дежурный, что Красная армия арестована, милиция тоже, Совет в опасности, наверное скоро будет нападение на Совет; спросил, сколько в Совете людей, оказалось 5 человек. Минута для меня была решающей, что делать? Идти ли в Совет защищаться, или идти домой на квартиру скрываться? Идти домой? Значит буду трусом и негодяем, идти в Совет — значит надо будет защищаться и может быть погибнуть, и я решил идти в Совет; революционное настроение одержало верх; явились мужество защищаться, хотя бы это и стоило жизни.
В Совете нас было 5 человек. Придя в Совет, мы вооружились винтовками и стали на свои места, 2 человека по Касимовской и нас 3 человека — по Московской; это были тов. Налитов, член Исполнительного К-та, красноармеец и я.
Вызываю по телефону некоторых членов Исполнительного Комитета и комиссаров, чтобы шли в Совет, они обещали... Стал в окне... полный карман патронов... Стою и жду… повышенное революционное настроение, рука крепко сжимает винтовку... Ждем...
Действие начинается: из-за угла Химико-фармацевтической лаборатории по Московской ул. показывается группа человека в 4, и один из них кричит: «Именем Временного Правительства, сдавайтесь», при крике «Временного» направляю винтовку на них и при слове «сдавайтесь» стреляю и, в свою очередь, отвечаю криком: «Да здравствует Совет!», и действие началось. Они стреляют в нас из-за угла, мы отвечаем.
Еще темно, только из-за угла показываются очертания человека, да видишь, как вылетает огонь из дула револьверов или винтовки, и мы стреляем, стреляем учащенной стрельбой... Перестрелка длилась минут 15—20, наконец, затихла... Телефон безостановочно звонит, отвечать не приходится, так как ждем вторичного наступления...
Думали: как бы не зашли с тыла? Нет ли их уже на дворе Совета? Послать некого... Ведь нас только... 5 человек...
Прошло минут 10, слышу какой-то шорох у угла, из-за которого в нас стреляли, думается, что, наверно, пулемет. Ожидания оправдались. Но это нас мало беспокоит, так как при решимости защищать Совет не испугались бы и пулеметов. Но вот что-то зачернелось внизу за углом...
Я открываю огонь, красноармеец рядом, тоже... Стреляли часто, только и чувствуешь, как тебя обдает горячим воздухом от выстрелов из винтовки тов. красноармейца...
Но вот затрещал пулемет... Стреляют по низу. Кричу красноармейцу «не бойся, стреляют по низу», и мы стреляем... Смолкает... Тихо... Рука судорожно сжимает винтовку, смотрю на красноармейца... спокойно стоит у окна с заряженной винтовкой; ждет... молодчага, думаю, с таким не пропадешь!
Что будет далее?— вот вопрос; придут ли к нал на помощь? Но долго думать не приходится... пулемет противника знает свое дело и стреляет уже по верху... Отвечаем... Стихло... Становится жутко... Что будет далее...
А. Е.
«В то лето я был редактором газеты «Известия Муромского Совдепа». Приехал в Муром 7 июля 1918 года из двухмесячного отпуска и поэтому не был в г. Муроме до 7 июля. 8-го, когда начался самый переворот, я был часов до 8 вечера на Окском бульваре, где ввиду местного праздника гуляло много публики, главным образом, из среды буржуазии, интеллигенции и учащихся. Толпа вела себя шумно, но каких-либо выпадов против Советов, каких-либо призывов к свержению власти Советов я лично не слышал. Также не видел, чтобы в толпе раздавались какие-либо летучки. Погуляв, я вернулся домой в редакцию, помещавшуюся в доме Русакова. Здесь же было и фракционное бюро партии коммунистов. Часу в одиннадцатом я услышал одиночные выстрелы, но не придал им значения, полагая, что в городе где-либо «пошаливают». Часов в одиннадцать, приблизительно, пришли ко мне т. Кириллов Александр и брат его Борис и кто-то из служивших в милиции. Они спросили меня, что происходит, я ответил, что не знаю. Стали звонить в милицию. Звонил я, но со станции ответили, что провод порван и соединить нельзя. Тов. Кириллов Александр позвонил в Совдеп, но и туда нас не соединили. Совдеп оказался уже занятым белогвардейцами, тогда мы решили дожидаться рассвета в доме, где находились. Часа в 4 утра 9-го июля тов. Б. Кириллов задумал пробраться в помещение мастерских Казанской ж. д., где он служил слесарем, а мы все остались. В начале 5-ти часов утра, я увидел сновавшие мимо автомобили-грузовики с людьми, частью вооруженными, а частью нет. В автомобилях сидело человек 5 —6, у некоторых были белые повязки на рукавах. На некоторых автомобилях были белые флаги. Таких автомобилей проехало мимо несколько. По большей части личности, находившиеся там, были знакомы мне в лицо. Эти были, главным образом, служащие советские — бывшие офицеры. Около четырех или пяти часов, хорошенько я теперь не помню, но до заутрени, к дому нашему подъехал грузовик-автомобиль с шестью лицами, из них один — шофер, трое сошло и направились к дверям дома, дали звонок и стучали, по-видимому, прикладами. В это время т. Александр Кириллов из дому ушел, намереваясь скрыться через сад, сзади дома. Я остался и, решив, что сопротивление бесполезно, пошел открывать дверь, а т. милиционер (кажется его фамилия Станкевич) еще спал в комнате. Вошедшие к нам офицеры, двое учащиеся реального училища, фамилий коих не знаю, скомандовали «руки вверх», отобрали бывшее у нас оружие и захватив меня, милиционера и сторожа Данилова, ныне умершего, посадили нас на автомобиль и увезли в помещение бывшего военного комиссариата (воин. начальника) по Ивановской улице, где был штаб белой гвардии. По дороге в штаб автомобиль останавливался около помещения пулеметной команды по Касимовской улице, д. № 25. Забрал оттуда 2 пулеметных ленты. Сопротивления бывшие здесь два красноармейца не оказали и также были взяты в плен. Когда нас везли по Московской, из дома Яковлева, где жил обычно только домовладелец, из открытой фортки наш автомобиль приветствовали: махали белым платком. Тоже самое было, когда мы ехали по Ивановской улице. По приезде к штабу я заметил несколько грузовиков-автомобилей и пулемет, стоящий на улице. Перед домом стояла группа из бывшего офицерства, часть из них была с погонами и вооружена: офицерство было больше молодежь. Главную роль играл какой-то незнакомый мне офицер, лет 35—40, одетый в шинель в накидку, с целой колодкой орденов, медалей на груди. На голове у него была фуражка защитного цвета, погоны же были полковничьи. У этого офицера была большая окладистая борода рыжеватого цвета. Кто он и как его фамилия, я не знаю. Нас, по его распоряжению, отвели в помещение комиссариата. Нас охранял с винтовкой бывший офицер с черной повязкой на глазу.
В шестом часу утра 9 июля нас отвели в тюрьму. Конвой состоял из незнакомых мне учащихся и начальника караула, бывшего офицера Завулонова. В помещении комиссариата, где мы сидели минут 40, было с нами человек сорок пять, большинство — красноармейцы и милиционеры. Всех нас поместили в тюрьму, где мы и просидели до 6 часов утра 10 июля, когда нас освободили пришедшие товарищи. В тюрьме мы мало обменивались впечатлениями дня. Пищу нам давали. К вечеру 9-го нам передали в тюрьму, что идет помощь из Владимира и Коврова (см. Ковровчане и Муромское восстание белогвардейцев.). Более я ничего не знаю.
Об отношениях местных кругов к перевороту можно сказать, что сочувственно к нему отнеслись лишь крупная и средняя буржуазия, духовенство и местная интеллигенция; рабочие же резко отрицательно. Духовенство и, в частности, епископ Митрофан во время захвата власти белогвардейцами, сыграли роль возбудителей масс против народной власти — власти советов. Хорошо характеризует отношение духовенства и епископа Митрофана к Советской власти то собрание, которое было устроено духовенством еще 2 февраля 1918 года, в праздник Сретения, в церкви Ивана Предтечи, на Советской площади. Собрание это было часов в 7 вечера, и я на нем был совершенно случайно. Еще подходя к церкви, я заметил экипажей семь собственных, принадлежащих буржуазии, а в церкви, приблизительно, человек 600 народа. Народ был всех сословий и классов. В церкви стояли столы, покрытые красным сукном, а вокруг них сидели духовенство и купечество. Около толпились дамы и интеллигентная публика. До моего прихода говорились речи, и начала я не застал. Епископ Митрофан (Загорский) был здесь и благословлял народ, стоя на амвоне. Бывший офицер Мяздриков, впоследствии принимавший видное участие в восстании 8—9 июля, читал послание патриарха Тихона, где говорилось, что Советская власть посягает на церковь и ее достояние. По прочтении послания Мяздриков говорил речь, призывал народ сплотиться на защиту церкви, на которую посягают большевики. Говорили и другие ораторы о том, что большевики хотят обобрать церкви, притеснять веру христианскую, что власть захватили евреи и что надо твердо стать на оборону церкви. Епископ, стоя на амвоне, при мне речей не говорил, а лишь сочувственно слушал и время oт времени благословлял народ и ораторов. Я тоже попросил слова и с трудом его добился. Я стал говорить, что вы сами здесь оскорбляете церковь, говоря в храме молитвы слова, дышащие злобой и ненавистью к людям; мне тогда не дали говорить, и возбужденная толпа стащила меня с места, где я стоял, и чуть не избила. Я их усовестил лишь тем, что, обратясь к епископу, закричал: «надеюсь, что в церкви-то у нас не будут драться». Меня отпустили и я ушел в красную гвардию, где сообщил о происходящем в церкви, но когда в церковь пришли красногвардейцы, никого уже не было и она была заперта».
Лепихин.
Весьма интересные сведения дал об этом же деле муромлянин Тагунов Никифор, работавший в то время в местной Чрезвычайной Комиссии. «В последних числах июня 1918 года я был уездным Исполкомом назначен руководителем по организации уездной Чрезвычайной Комиссии; мною были приглашены в качестве секретаря тов. Сосновский и сотрудником по организации тов. Кириллов. Пятого или шестого июля я поехал в гор. Владимир за материалами по организации комиссии, где и пробыл по 8 июля включительно, так что во время самого белогвардейского восстания в г. Муроме я не был, но о периоде, предшествовавшем восстанию, я могу дать некоторые сведения. За несколько дней до приглашения мною тов. Сосновского и тов. Кириллова коммунистом тов. Манченко Николаем было сообщено о подозрительном поведении Николая Павловича Сахарова, бывшего подполковника, часто приезжавшего в Муром к своим родителям, жившим в Спасском монастыре. Среди муромских обывателей ходили глухие слухи о связи Сахарова с руководителями чехо-словацкого движения на Востоке и Сибири. На основании этих данных мною было поручено военному комиссару Лашкову Илье Петровичу числа 3 или 4 июля произвести обыск у семьи Сахаровых в Спасском монастыре. При обыске были обнаружены у матери Сахарова, Антонины Васильевны Сахаровой, около 130 000 руб. кредитками в ларе под иконами. По словах Лашкова, Сахарова заявила, что эти деньги достались ей по наследству и несколько тысяч из этих денег увез в Нижний недавно уехавший туда сын ее Николай Павлович. Эти 130 000 рублей у Сахаровой были отобраны. Сахарова была оштрафована с согласия уездного Исполкома на 30 000 рублей, а остальные деньги было постановлено сдать на текущий счет Сахаровой в банк, согласно декретам о хранении денег частными лицами. За болезнью Сахаровой в связи с обысками, сведения о назначении денег Сахаровой и копию постановления о штрафе и судьбе денег получила гр-ка Петрова, домашний врач Сахаровой. Считая результат обыска весьма показательным, решено было дождаться возвращении Николая Сахарова из Нижнего. Я же через дня два поехал в Губчека во Владимир, где находились материалы по организации Чрезвычайных Комиссий и сведения о методах работы контрреволюционных организаций, которые можно было бы использовать для борьбы с местными контрреволюционными организациями и пролить свет на странное появление большой суммы денег в семье Сахаровых. Во время моего отсутствия работа по борьбе с контрреволюцией временно приостановилась. Во Владимире же достаточных сведений о возможности существования контрреволюционных организаций в пределах губернии и в частности в г. Муроме получено не было; 8 июля вечером при посадке на поезд на ст. Владимир я был остановлен тов. Голлером, который мне сообщил о занятии Мурома белогвардейцами. В этот же день я выехал из Владимира в качество политического комиссара в Муром, с отрядом в 250 человек посланным Губ. Военным Комиссариатом. 10-го утром мы были в Муроме, откуда белогвардейцы уже бежали, прогнанные местными силами, порядок был снова восстановлен и началось преследование еще не успевших скрыться членов белой гвардии. Я вступил в число членов Чрезвычайного Штаба по борьбе с контрреволюцией, сорганизовавшегося 10—11 июля. Удалось установить по оставшимся публикациям и приказам Штаба белогвардейцев, что в Муроме действовал Восточный Отряд Северной Добровольческой армии, командующим которой был генерал Алексеев и политическим руководителем — член Всероссийского времен. правительства Б. Савинков. Командиром восточного (Муромского) отряда был полковник Николай Сахаров и пол. комиссаром некто Григорьев Н., по многим предположениям, брат жившего в 1911—1912 годах доктора Григорьева, преподававшего гигиену в муромских средних школах. Эти лица фигурировали на всех приказах, изданных белогвардейцами во время захвата города. По этим же материалам было установлено, что белогвардейцы принялись за мобилизацию всех годных сил. Были призваны все офицеры, чехо-словаки, которые в приказах именовались «нашими друзьями», а также и добровольцы из среды населения. Сборный пункт был назначен в помещении бывшего воинского начальника по Ивановской улице. Жалованье сулилось рядовым 300 рублей, остальным больше. Были и воззвания к рабочим, крестьянам и гражданам, воззвания были составлены в чисто лево-эс-эровском духе и призывали к свержению Совета Нар. Комиссаров, который объявлялся предавшим Россию Германии. Эти воззвания были за подписью «Союза Защиты Родины и Свободы». Все приказы и воззвания были напечатаны в Муроме в типографии бывшей Миловановой, где белогвардейцы, захватив город, заставляли рабочих силой отпечатать эти приказы и воззвания. В помещении бывшего воинского начальника помещался штаб белогвардейцев. В состав его входили: Сахаров, Григорьев и, в качестве казначея, местный купец Алексей Федорович Жадин. Были, конечно, и еще другие лица, исполнявшие руководящую работу в штабе. Удалось установить, что штабом этим посылались отряды: первый на ст. Новашино, Каз. ж. д., где он был разбит рабочими Судостроительной верфи (верст 8 от Мурома). Ездили белогвардейцы на паровозе с платформой впереди и двумя вагонами. Второй отряд был ими отправлен по направлению к г. Коврову. Разобрав путь в нескольких местах между ст. Селивановым и Муромом, отряд вернулся обратно. Этот отряд тоже ездил на паровозе с вагонами и два раза, 9 июля утром и 12 вечером, и во время вечерней поездки на одно из разобранных мест была столкнута, с целью загромоздить путь, платформа. Железно-дорожников заставили работать силой. Участники восстания говорили, что организация сил началась еще с мая месяца, когда Сахаров предлагал подпоручику Дубницкому, тоже участнику восстания (впоследствии расстрелянному), как говорил сам Дубницкий на допросе, вступить в «Союз Защиты Родины и Свободы». Дубницкий согласился вступить лишь в июне или в первых числах июля 1918 г. Восстание было организовано, как силами приезжими, так и местными. Приезжали силы и из Владимира. Восстание началось вечером 8 июля. В этот вечер местное бывшее офицерство, а также приезжие, пьянствовали на Окском бульваре, распивали вино, с собою принесенное и полученное на месте. Приблизительно в полночь, через посредство своих людей из среды инструкторов Красной армии, военного комиссариата белогвардейцам удалось обезоружить Караульную роту Красной армии, помещавшуюся в то время на Успенской улице, и вооружиться. В этот день вечером еще до разоружения роты, по городу и Окскому бульвару ходили вооруженные винтовками, пьяные офицеры и выстрелами в воздух разгоняли публику. Одновременно с этим происходили захваты квартир отдельных
советских работников и учреждений, так что к 11 часам дня 9-го все советские работники сидели уже в тюрьме, а город был захвачен и по нему были расклеены воззвания и приказы, о которых и говорил уже выше. Отношение буржуазии к захвату власти белогвардейцами было очень сочувственное. Торговцы снабжали их продуктами, пряниками и бутербродами. Духовенство тоже отнеслось сочувственно к восстанию. Так, 9 днем в Соборе был молебен в присутствии всей буржуазии Мурома, где было благодарственное молебствие об освобождении города от большевиков.
Большинство белогвардейских добровольцев состояло из учащейся молодежи Мурома, пошедшей в ряды белой гвардии под влиянием своих родителей. Так, например, Василий Порфирьевич Рожков ловил на улице реалистов и направлял в штаб записываться в белую гвардию. Все белогвардейцы ходили с белыми повязками на рукавах. Из среды учителей реального училища с повязками ходили Петр Васильевич Добролюбов, народный социалист, фигурировавший в списках по выборам в Учредительное Собрание от Владимирской губернии, а также Богоявленский,- преподаватель математики. Находящаяся в городе еврейская община, очевидно, из видов самосохранения от погромов, которыми угрожали белогвардейцы на тайном собрании 9 числа, решила целиком записаться в белую гвардию, чтобы запастись для самообороны оружием, если будет погром. Группа местных с.-р. решила записаться в гвардию и мотивировала свое участие желанием «с оружием в руках отстаивать интересы пролетариата и бедноты» от слишком буржуазного состава белой гвардии. Такое заявление было сделано членом этой группы Николаем Андреевичем Зворыкиным. Меньшевики в восстании никакого участии не приняли. Широкие массы рабочих, сначала было поддавшиеся на призыв белогвардейцев против Брестского мира, после приказов, появившихся через несколько часов после этих призывов, в которых упоминались фамилии ген. Алексеева и Савинкова, опомнились и стали, относиться к белой гвардии резко и враждебно. Из среды инструкторов Красной армии способствовали восстанию: Зимоглядов, быв. офицер и Занулонов.
В местных делах сохранился один документ (в копии) — показание Михаила Крякова, участника восстания.
«Я, Кряков, являюсь в Чрезвычайную Комиссию добровольно с повинной и чистосердечно признаюсь.
9 июля с. г. я принял участие в белогвардейском восстании в г. Муроме. Это произошло таким образом: утром этого дня я узнал от своих рабочих о совершившемся в Муроме перевороте и возбужденный этим пошел на двор Управления воин. начальника. Придя туда часов в 10 утра, застал на дворе много народа. Вошел во двор, но уйти со двора уже не удалось, так как там было много народа. Некоторые из знакомых там посоветовали и мне записаться в белую гвардию. Знакомые – Зиновьев, Алексей Жадин, Гладков, Короткий и я записался. Записывал меня какой-то незнакомый мне прапорщик и после этого в цейхгаузе на дворе мне выдали оружие, винтовку и патроны. Тут же белым платком я обвязал рукав и вышел на улицу, и отправился сначала домой, где напился чаю, затем переоделся в солдатскую форму (которая у меня раньше имелась) и с Гладковым пошел опять к воинскому начальнику. Придя туда, мы застали, как неизвестный какой-то прапорщик производил набор отряда для посылки в Новашино. Мне предложено было войти в этот отряд. Я отказался. Вскоре был произведен новый набор в отряд для посылки в Ковров. Я тоже отказался. Затем троим нам — мне, Гладкову и еще товарищу, неизвестному мне, со Штаба, предложено было идти в тюрьму и арестовать начальника. Приведя его в штаб белой гвардии (это было уже около 4 часов пополудни), я решил уйти домой и пошел со двора с винтовкой, но, дойдя до церкви Вознесения, раздумал, вернулся обратно, положил винтовку в помещении воин. начальника и уже вторично и окончательно ушел домой. Еще припоминаю, что меня и Гладкова посылали арестовать Большакова, но этот Большаков попался нам на улице, и мы его не арестовали, а пошли к нему на квартиру, произвели обыск и взяли там бомбу, которую Гладков унес в штаб белой гвардии и сдал там, а я отправился домой, пообедал там, а потом ходил опять в штаб, но, пробыв там недолго, ушел около 5 час. снова домой и больше туда не возвращался. Ночь ночевал дома. Часа в 3 ночи кто-то с улицы постучал в окно и крикнул: «Михаил Михайлович дома? Скажите ему, чтобы спасался». Meня разбудили, я поднял своего сына Бориса и рабочего Василия Евграфова Акимова, собрались и поехали на рыбную ловлю, верст 11 по Оке — на «Гладкий яр». Там я пробыл на ловле семь суток, затем простудился и решил вернуться, но, дойдя до Якиманской слободы, остановился, слез и пришел к знакомому Ивану Яковлевичу Ратунину и жил у него 17 дней, не выходя из его квартиры никуда. О причине моего пребывания у него он не знал, а я мотивировал свою остановку в его доме болезнью. По истечении 17 дней он меня свез на лошади в Муром, в свой дом, и вот все время, с тех пор до сих, я тайно, проживал дома.
Дополнительно показываю: днем 9 июля я ходил также вооруженный, помимо винтовки, револьвером, системы «Маузер», 10-зарядный. Этот револьвер мой собственный, он был вскоре после того, как я скрылся, отобран у моей жены при обыске. Петр Ив. Синицин прапорщик, заведующий типографией, мне родственник по жене. Где он скрывается сейчас и какую роль играл и восстании, я не знаю, но слышал, что недели 2 тому назад в Ряжске, Рязанской губ. Это я услышал из разговора моей жены с его женой Марией Михайловной (живет в д. Нехорошева, против реального училища). Я беспартийный. Состоял в обществе «хоругвеносцев», но теперь не состою. Свою вину сознаю, раскаиваюсь в ней и отдаю себя добровольно революционному правосудию. Револьвер мне был разрешен на хранение при мне военным комиссаром и у меня на то есть удостоверение».
Михаил Кряков.
Завладев городом, белогвардейцы выпустили ряд приказов и воззваний. Из «Приказа № 1» ясно видно политическую физиономию выступления. Корниловец Савинков и махровый контрреволюционер Алексеев были «верховными руководителями» наших купцов и реалистов. Второй пункт приказа открывает стратегические предположения о занятии кроме Мурома «прочих пунктов». Однако, благодаря революционной стойкости рабочих, белогвардейцам не удалось ни овладеть Муромом, ни захватить «прочие пункты». При погоне за белогвардейцами было убито несколько товарищей. Для рабочих и крестьян нашего края это восстание было хорошей школой. Несколько часов белогвардейского господства в городе сделали гораздо больше, чем месяцы пропаганды и агитации.
А. Б.
Утром 9 июля состоялся городской крестный ход и были отслужены благодарственные молебны.
10 июля восставшие покинули город и двинулись по направлению к Выксе. Их преследовал отряд красноармейцев из трехсот пятидесяти человек под руководством А. И. Ерлыкина. Двенадцать захваченных белогвардейцев были расстреляны в Выксе у стен Иверского женского монастыря, еще двенадцать – спустя две недели – в Муроме.
Сахаров покинул город, предоставив своим силам распылиться. Подполковник Сахаров пробрался на территорию, занятую Народной армией Комуча. В рядах белых, произведенный в полковники, а затем и в генералы, он продолжал сражаться до 1922 г., покинув Россию в числе последних бойцов Земской Рати генерала М. К. Дитерихса. Но вернуться в родной Муром, с которым была связана одна из интереснейших страниц его биографии, Н. П. Сахарову уже не было суждено...
Несмотря на успешное начало, муромское восстание было обречено. Выражая молчаливую поддержку, жители города не оказали активной помощи восставшим. Исполняющий обязанности председателя Муромского Совета А. И. Ерлыкин отправил во Владимир телеграмму с просьбой о помощи, и она не заставила себя ждать. К Мурому двинулись отряды красноармейцев из Владимира, Меленок, Коврова и Выксы. 10 июля восставшие покинули город и двинулись по направлению к Выксе. Их преследовал отряд красноармейцев из трехсот пятидесяти человек под руководством А. И. Ерлыкина. Двенадцать захваченных белогвардейцев были расстреляны в Выксе у стен Иверского женского монастыря, еще двенадцать – спустя две недели – в Муроме.
После подавления белогвардейского восстания на представителей имущих классов Мурома была наложена контрибуция в размере десяти миллионов рублей.
8 августа 1918 года Л. Д. Троцкий отдает распоряжение о создании в Муроме, Арзамасе и Свияжске концентрационных лагерей для заключения в них «темных агитаторов, контрреволюционных офицеров, саботажников, паразитов, спекулянтов». В Муроме это заведение, предположительно, разместилось в Спасском монастыре и просуществовало недолго.
1. Возникновение Муромской Партийной Организации
2. Муромская демонстрация 10 июля 1905 года.
3. Город Муром в 1905 году.
4. Дело Е.Н. и Н.П. Мошенцевых 1905 г.
5. Забастовки учащихся муромского реального училища 1905-1910 гг.
6. Зарождение муромских профсоюзов
7. Муромская Партийная Организация во время революции 1917 г.
8. Муром 9 июля 1918 года
9. Ковровцы и Муромское восстание белогвардейцев 9-го июля 1918 года
10. Муромская организация Р.К.С.М. (коммунистический союз молодёжи).
Город Муром.
|
