Зорин Эдуард Павлович (28 сентября 1931, г. Куляб Таджикской ССР — 27 октября 1989, Владимир) — русский советский прозаик, поэт и журналист, член Союза писателей СССР (1965).
Зорин Эдуард Павлович
Один из самых ярких и популярных Владимирских писателей, создатель исторической тетралогии о Руси XII—XIII веков, в которую вошли романы «Богатырское поле», «Огненное порубежье», «Большое гнездо», «Обагренная Русь». Эдуард Зорин своими произведениями вписал владимирскую страницу в литературный фонд истории страны. Пытливый ум, интерес к истории древнего края позволили воссоздать жизнь наших предков во времена Андрея Боголюбского и Всеволода III, в период объединения Русской земли, создания шедевров белокаменного русского зодчества: Золотых ворот, храма Покрова на Нерли, Успенского и Дмитриевского соборов и др.
Зорин Эдуард Павлович. 1981 г.
Родился Э.П. Зорин 28 сентября 1931 года в городе Куляб Таджикской ССР в семье инженера-строителя.
Эдуард Зорин с родителями и братом. 1940 г. Из собрания Государственного Владимиро-Суздальского музея-заповедника
В 1953 году закончил Ташкентский педагогический институт, факультет иностранных языков. учился на заочном отделении Литературного института имени А.М. Горького в Москве, который окончил в 1960 году. Занимался в семинаре известного советского поэта Ильи Сельвинского.
Эдуард Павлович Зорин (стоит второй справа) среди однокурсников в Институте иностранных языков г. Ташкента. 1952 г. Из собрания Государственного Владимиро-Суздальского музея-заповедника
Еще в школьные годы он уже пробовал себя в литературе, писал стихи, прозу. Окончание литературного института он ознаменовал выходом первой книги стихов «В двадцать лет» в 1960 году в Ташкенте. Через два года издается вторая поэтическая книга “Красные Карагачи”, а вслед и поэма “Земля и небо”. Но у автора все больше проявляется влечение к прозе. Уже первая его повесть “Дарю вам сад” встречается читателем восторженно.
В 1965 году Э.П. Зорин принят в члены Союза писателей СССР.
Эдуард Павлович Зорин на творческой встрече с учащимися культпросвет училища г. Владимира. Ноябрь 1979 г. Из собрания Государственного Владимиро-Суздальского музея-заповедника
В 1967 году Эдуард Зорин переехал во Владимир. Преподает немецкий язык в Юрьевецкой общеобразовательной школе. А через год он утверждается заведующим бюро пропаганды художественной литературы при Владимирской писательской организации. В апреле 1972 года он избирается ответственным секретарем писательской организации и остается ее руководителем до 1985 года.
Ответственными секретарями владимирского отделения Союза писателей РСФСР были: С.К. Никитин, Светозаров Виктор Алексеевич, Никифоров Геннадий Петрович, Э.П. Зорин.
В разные годы руководителями Владимирской писательской организации были Эдуард Зорин, Виктор Решетников, Геннадий Никифоров, Удалов Иван, Ю. Шиканов, Андрей Филинов, Лалакин Н., Алексей Демьянчук.
Зорин Эдуард Павлович. 1980 г. Из собрания Государственного Владимиро-Суздальского музея-заповедника
До самых последних своих дней Эдуард Павлович работал над дилогией о генерале Н.Г. Столетове. Успел увидеть первую книгу «Клич», вторая в черновиках. Умер Э.П. Зорин 27 октября 1989 г. Похоронен на Улыбышевском кладбище г. Владимира.
Улица Добросельская, д. 165 Мемориальная доска из розово-черного гранита. «В этом доме с 1978 г. по 1989 г. жил и работал член Союза писателей СССР, писатель Эдуард Павлович Зорин». Установлена в июне 1992 г. на жилом доме.
ПРОИЗВЕДЕНИЯ Э.П. ЗОРИНА КНИГИ: - В двадцать лет: Стихи. — Ташкент: Гиз УзССР, 1960. — 56 с. - Красные карагачи: Стихотворения и корона сонетов. Ташкент: Гослитиздат УзССР, 1962. — 63 с. - Дарю вам сад: Повесть. — Ташкент: «Ташкент», 1965. — 179 с. - Следы ведут в Караташ: [Пришельцы с Аристилла]: Фантаст. — приключ. повесть. — Ташкент: «Еш гвардия», 1965. — 192 с. - Костры: Поэма [и стихи]. — Ярославль: Верх.- Волж. кн. изд-во, 1969. — 56 с.: портр. - Соловьиный дозор: [Повесть]. — Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1973. — 120 с. - Богатырское поле: Роман.— Ярославль: Верх.- Волж. кн. изд-во, 1976. — 463 с. - Рец.: Корольков Н. Правда вымысла//Призыв. — 1976. — 17 авг.; Громова И. Из глубины веков//Призыи.—1976. — 20 дек.; Кондырев Л. Связь времен//Лит. Россия. — 1977. - 25 марта. — С. 20; Эйдельман М. Как Русь вырастала//Наш современник. — 1980. — № 9. — С. 186—188. - Большое гнездо: Роман. — Ярославль: Верх.- Волж. кн. изд-во, 1981. — 543 с. - Рец.: Панов А. «Большое гнездо»//Призыв.— 1982. — 27 июня. - Огненное порубежье: Роман. — Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1979.— 480 с. Рец.: Шаматонова Л. Новый роман Э. Зорина //Голос труда. — 1979. — 19 окт.; Шаматонова Л. «Огненное порубежье»//Призыв. — 1979. — 4 ноября; Федотов О. Кто творит историю? //Призыв. — 1980. — 10 февр. Полторацкий В. Древняя Русь//Лит. Россия. — 1980. — 24 окт. С. 14; Эйдельман М. Как Русь вырастала//Наш современник. — 1980. № 9. — С. 186—188. - Богатырское поле; Роман. — М.: Сов. писатель, 1982. — 463 с. - Обагренная Русь: Роман. — Ярославль; Верх.- Волж. кн. изд-во, — 1983. — 448 с. - Клич: Роман. — Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1989. — 320 с. - Огненное порубежье; Большое гнездо; Романы. — М.: Сов. писатель, 1989. — 826 с. - Зорин Э. П. БОГАТЫРСКОЕ ПОЛЕ: Роман. - М.: Лексика, 1994. - 446 с. - Зорин Э. П. ОГНЕННОЕ ПОРУБЕЖЬЕ: Роман. - М.: Лексика, 1994. - 448 с. - Зорин Э. П. БОЛЬШОЕ ГНЕЗДО: Роман. - М.: Лексика, 1994. - 525 с. - Зорин Э. П. ОБАГРЕННАЯ РУСЬ: Роман. - М.: Лексика, 1994. - 429 с.
ПУБЛИКАЦИИ В СБОРНИКАХ И ПЕРИОДИЧЕСКОЙ ПЕЧАТИ
СТИХИ: - Земля — небо: Поэма из трех корон сонетов //Звезда Востока. — 1965. — № 4. — С. 87 — 101. - Зерна [Стихи]//Призыв. — 1969. — 5 янв. Близкие звезды; [Отрывок из поэмы]//Призыв. — 1969. — 18 мая. - Колеса: Следы на крылечке пурга замела: Стихи/ //Призыв. — 1967. — 29 дек. — сменная с. городского вып. - Тревожные рассветы: [Стихи]//Призыв. —1970. — 11 апр. - Разлуки: [Стихи]//Призыв. — 1970. — 18 сент. - Стихи о родном крае: У древнего собора; Мстёра//Призыв. — 1971. — 24 янв. - Расчет: [Стихи]//Призыв. — 1972. — 14 мая. - В Кокандском оазисе: [Отрывок из поэмы]//Призыв. — 1972. — 18 июня. - Богатырская колыбель: [Стихи]//Призыв. — 1984. — 22 апр. - Из неопубликованного: «Ах, это племя сирых и забитых...»; Добро; Скакун; «Мне лицо обжигает роса...»: [Стихи]//Призыв. —1989. — 17 сент. СТАТЬИ О ЛИТЕРАТУРЕ: - Судьба Ашоты: [О И. Маслове]//Призыв. — 1969. — 21 февр. - Книги, картины, спектакли.../Интервью с отв. секретарем писат. организации//Призыв. — 1972. — 12 сент. - Служить своему народу: [О Владим. писательской организации]//Призыв. — 1974. — 8 сент. - За быстротекущим днем: [О Владим. писательской организации]//Призыв. — 1975. — 16 ноября. - Радость первых встреч: [О работе с творческой молодежью во Владим. писательской организации]//Комс. искра. — 1976. — 12 дек. - С высокой мерой ответственности: [О работе молодежной литстудии при Владим. писат. организации]//Призыв. — 1979. — 4 дек. - Путь писательского союза//Призыв. — 1984. —17 авг. ЛИТЕРАТУРА О ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ Э.П. ЗОРИНА: - Сельвинский И. Молодым товарищам: Из писем студентам заочного семинара Литературного института: [Среди других есть письма Э.П. Зорину]//Вопросы лит. — 1959. — С. 64—73. - Пармувин Б. Две встречи с Молодым поэтом //Звезда Востока. — 1962. — № 8. — С. 143 — 145. - Об авторе//Зорин Э. Дарю вам сад: Повесть.— Ташкент, 1965. — С. 178. - [Об авторе]//Зорин Э. Костры: Поэма. — Ярославль, 1969. — С. 2: портр. - Шерышев П. Синий карандаш друга//Призыв. — 1973. — 5 авг. - ХII век: взгляд художника: [Встреча за «круглым столом» в редакции «Комс. искры» репортера, рецензента и автора романа «Богатырское поле». Е. Малюта, Г. Латышев, Э. Зорин]//Комс. искра. — 1976. — 1 сент. - Когда оживает история: [Интервью с писателем]//Призыв. — 1977. — 31 авг. - «Меня привлекает нравственное начало»: [Интервью с писателем провела С. Баранова]// Призыв. — 1981. — 27 сент. - Юдин В. Взглянуть истории в глаза: Размышления об исторической прозе: [В статье есть материал о тетралогии владим. писателя].— Лит. Россия, 1986. — 29 авг. — С. 5. - Эдуард Павлович Зорин, владимирский писатель: 50 лет со дня рождения//В помощь работе библиотек с краеведческой литературой в 1981 году. — Владимир, 1980. — С. 33— 36.
МРАМОРНАЯ ТАБУРЕТКА
Из цикла «О ПИСАТЕЛЯХ»
Шиканов Юрий Александрович В середине семидесятых годов ХХ столетия мне предложили работу в Бюро пропаганды художественной литературы при Владимирской писательской организации. Работа была новой, интересной, хотелось больше знать о писателях, их работе над образами литературных героев, над словом, об их пристрастиях. Эдуард Зорин признался мне, что вдохновение приходит к нему только тогда, когда он примет нужную рабочую позу - сядет на диван и поставит пишущую машинку на колени. Когда-то в молодые годы у него не было не только рабочего стола, но и угла. Впоследствии появился и письменный стол, и кабинет. А привычка осталась.
Эдуард Павлович меня интересовал и с другой стороны. Я все допытывался, как могло случиться, что он преуспевающий, известный поэт, окончивший Литературный институт имени Максима Горького, где поэтические семинары вел сам Илья Сельвинский, большой русский поэт, вдруг бросил поэзию и перешел на прозу.
- Поэзия - высшая форма литературы! - настаивал я.
Эдуард Павлович отделывался шутками и общими фразами о том, что с возрастом многие поэты переходят на прозу.
- Какой возраст для писателя сорок лет? - возразил я. - Нет, тут что-то другое.
Видимо решив, что от меня так легко не отделаться, он иронически улыбнулся, провел рукой по волосам и поведал мне историю о мраморном табурете. Должен сказать, что Эдуард Зорин любил шутку, юмор, анекдоты, сам шутил в компании друзей и подшучивал даже над собой, совершенно не опасаясь за свой писательский авторитет, который непрерывно возрастал, особенно с появлением в печати каждого его нового исторического романа о Древней Руси. Так что рассказ о мраморном табурете можно принять и за его очередную шутку, но тем не менее, я передаю его, как слышал от Эдуарда Павловича. Возможно кто-то из старожилов помнит, что во Владимире на улице Фрунзе недалеко от кинотеатра «Мир», на противоположной стороне, была «Пельменная», в которой кормили посетителей вкусными «доперестроечными» пельменями без всякой «кошатины и собачатины», как ныне шутят злые языки. Особенностью заведения была мебель - круглые столы и табуретки, покрытые мраморными серыми плитками. И вот однажды за одним из столиков ел пельмени с уксусом, что было самым дешевым блюдом, поэт Эдуард Зорин. Он всецело был поглощен едой и подбором рифмы к слову «пельмени», и так увлекся этим процессом, что совершенно не следил за обстановкой в зале, а зря, ибо за соседним столиком назревал скандал. Один из споривших был явно «под хорошим градусом», схватил табурет и запустил им в своего оппонента, который однако ловко пригнулся, и табурет, просвистев над ним, опустился на склоненную над тарелкой с пельменями голову поэта. От удара мраморной табуреткой по голове поэт упал лицом в тарелку с недоеденными сибирскими пельменями и надолго «отключился». Разумеется, спорщики посчитали нужным немедленно скрыться, а персонал «Пельменной» вызвал машину «Скорой помощи», которая и доставила не приходившего в сознание поэта в больницу «Красный крест». Врачи поставили диагноз - сотрясение мозга и уложили Эдуарда Зорина на больничную койку, не потребовав никакого «Страхового медицинского полиса», которых в те времена не было за полной их ненадобностью. «Через недельку, - рассказывал Эдуард Павлович, - когда в ушах утих шум и звон, я на больничной кровати решил воспользоваться свободным временем и сочинить хоть какое-либо стихотворение». Промучившись час-другой, он с ужасом обнаружил, что не может подобрать рифму ни к одному слову. Подумав, что это последствие сотрясения мозга, он, как мог, успокоил себя и решил переждать «пару-тройку дней». Но и через пару-тройку дней, и через неделю, и даже после выписки из больницы он не мог срифмовать и пары слов, сочинить «хотя бы какое-нибудь четверостишие». Это был удар! Мурашки побежали по коже. Профессиональный поэт, который и на хлеб зарабатывал творчеством, остался безработным. Он похудел, осунулся... что делать? Решил «попробовать себя на поприще журналистики» - написать для газеты очерк. Правда, «на успех не рассчитывал». Тему он избрал - зодчество. Надо заметить, что во Владимир Эдуард Зорин приехал на жительство из Ташкента, не менее красивого города по архитектуре, но был покорен архитектурой старинных храмов города Владимира. Он собирался написать поэму о зодчих, построивших из белого камня диковинные храмы. Теперь вот собирал материал для очерка: сидел в библиотеках города, ездил даже в Москву, в главную библиотеку страны - в Ленинку. - И чем больше я входил в материал, тем отчетливее формировалось в голове видение целой эпохи Владимирской Руси XII-XIII веков, - рассказывал Эдуард Павлович. - Как наяву я слышал голоса каменщиков, купцов, ратников, князей, видел их лица, одежды, слышал храп и цокот копыт лошадей, звон мечей и стук молотков каменщиков. Образы предков преследовали меня не только днем, но и по ночам. Я вскакивал с постели и садился за пишущую машинку. - Так вот после удара «мраморной табуретки» я перестал быть поэтом, появился на свет сперва роман «Богатырское поле», а вскоре с небольшими для таких объемных томов интервалами вышли мои романы «Огненное порубежье», «Большое гнездо», «Обагренная Русь»... Так что спасибо «мраморной табуретке», - весело рассмеялся он. После нашей беседы я как-то пригласил Эдуарда Зорина в ту самую «Пельменную» на улице Фрунзе. - Зачем? - удивился он. - Покажешь табуретку. Попрошу какого-нибудь алкаша стукнуть ей меня по голове. Вдруг стану поэтом? - мы рассмеялись оба. - Тоже хочу написать исторический роман, если не поэму... Эдуард Павлович рассмеялся, но в «Пельменной» мы все-таки побывали. К сожалению, там сменили мебель и знаменитой табуретки уже не было. Так я и не написал ни одного стихотворения, ни одного исторического романа, но рассказ Зорина о мраморной табуретке крепко запал в памяти.
РУССКОЕ ПОЛЕ К 80-летию со дня рождения Э.П. Зорина
Леонид ЗРЕЛОВ Впервые я увидел Эдуарда Павловича Зорина тёплым вечером весны 1972 года. Мы, члены литературной студии, только вышли из Дома культуры ВТЗ, где проходили занятия, как к нам подошёл импозантный мужчина средних лет в просторном тёмно-синем костюме. Среди спешащего люда он выделялся неторопливостью, высоким ростом, располагающей улыбкой. С ним была круглолицая с солнечно светящимися глазами женщина, как оказалось, - владимирская поэтесса Макарочкина Нина Александровна. «Ну, знакомь нас со своими студийцами», - обратился он к Владимиру Лазаревичу Краковскому. Наш руководитель называл нас поименно, а Зорин, каждому, - пожимал руку. Встреча, конечно, была не случайной. Они с Макарочкиной возвращались с выступления и остановились у ДК, чтобы дождаться нас. До переезда во Владимир Зорин жил в Ташкенте. Надумав перебраться в наши края, написал Сергею Константиновичу Никитину, который в ту пору был ответственным секретарём Владимирской писательской организации. Никитин ответил и пригласил его с семьей на постоянное место жительства. По приезде Зориных им была выделена квартира. Педагог по образованию, Эдуард Павлович вначале учительствовал, потом возглавил Бюро пропаганды художественной литературы. В то время его литературный багаж состоял из поэтических сборников «В двадцать лет», «Красные карагачи» и книг для молодёжи «Дарю вам сад» и «Следы ведут в Караташ». В продолжение темы, во Владимире Эдуард Павлович написал поэтическую книгу «Костры» и повесть «Соловьиный дозор», обе были опубликованы в Верхне-Волжском книжном издательстве. Есть писатели, которые пишут о сильных мира сего, а сами никаких, кроме литературных, амбиций не имеют. Другие могут всю жизнь писать о «маленьком человеке», а в душе быть прирождёнными лидерами. Когда Никитин ушёл с поста ответственного секретаря, на его место избрали Зорина. Ничего удивительного, по характеру он бы лидером. Удивил Зорин, и, наверно, многих, поворотом (да каким!) в творчестве: на нашей древней земле он приступил к литературной разработке исторических слоев Владимиро-Суздальской земли ХII-ХIII веков. Работая в Бюро пропаганды, я лучше узнал этого незаурядного человека, но, думаю, он никогда не раскрывался сполна. Кабинет ответственного секретаря «на Столярова» находился через стенку от Бюро, и Зорин каждый день заходил к нам. Дела у нас шли хорошо, и поучать, делать замечания у него не было никакой нужды, да он и не любил навязывать своё мнение, хотя имел его на все случаи жизни и творчества. Эдуард Павлович садился в кресло и часто начинал с шутки. В том же тоне рассказывал что-то и незаметно для слушателей приближался к развязке - неожиданной и зачастую комической. И так, по его замыслу, выходило, что последнее, напрашивавшееся слово оставалось за нами, и стоило кому-нибудь произнести его, как раздавался дружный смех, а громче всех смеялся, хохотал Зорин. Кажется, ни до него, ни после мне не встречался человек, способный столь бурно, всей душой предаваться смеху. Возможно, таким образом он отдыхал от многосложного труда исторического романиста и непроизвольно пополнял заряд творческой энергии. При ином настрое он мог затронуть какую-нибудь замысловатую, требующую «напряжения извилин» тему. Слушал со всем вниманием, говорил сам - прозрачным литературным языком, через какое-то время увлекался совершенно, ум, речь его блистали, в такую минуту хотелось поклониться ему. Он мог бы ещё продолжать, но вдруг умолкал, и такая задумчивость, даже грусть появлялась на его лице, что в душе возникало ответное, тревожащее чувство. И всё же он не уходил, не пошутив. «Смотрите-ка», - к примеру, говорил он, - я похож на клумбу». - Он слегка выпячивал широкую грудь и показывал на яркий, цветастый галстук. В течение дня к нему шли писатели со своими проблемами, предложениями. Как-то раз нагрянули руководители Союза писателей СССР Георгий Марков и Юрий Верченко. Оба с гладкими, приятными лицами, в костюмах с иголочки. Порасспрашивали, посидели у Зорина
и уехали втроём в Суздаль. «А хорошие оказались мужики», - коротко отозвался о них Эдуард Павлович на следующий день. По путёвкам нашего Бюро, кроме писателей Владимира, всего Верхневолжья, нередко выступали и москвичи. Из наиболее известных - Николай Добронравов и Сергей Гребенников. В ту пору они ещё в паре писали стихи для песен Александры Пахмутовой. Регулярно приезжал на выступления Яков Шведов, автор стихов знаменитой песни «Орлёнок». Обычно с ним был поэт Александр Филатов. Они везде имели успех. С Филатовым связан один случай, когда Зорин вмешался в работу Бюро пропаганды. Дело в том, что, кроме организации встреч писателей с читателями на заводах и фабриках, в различных учреждениях, мы проводили «литературные вечера» городского масштаба. Обычно в них принимали участие два известных широкой читательской публике автора. Мы загодя заказывали в типографии афиши, пригласительные билеты, которые потом распространяли по предприятиям. Выступления в большом литературном вечере, конечно, хорошо оплачивались - теми же предприятиями. Местом проведения очередного выбрали Ковров, один из участников был уже определён, а со вторым что-то не ладилось. Именитые столичные поэты по каким-либо причинам отказывались от нашего предложения, и наконец один согласился - Павел Антокольский, известнейший в то время стихотворец. Вскоре он прислал нам, во Владимир-на-Клязьме, письмо со своей фотографией. Но когда афиши и билеты отпечатали и уже распространили, Антокольский, человек солидного возраста и не вполне здоровый, заколебался, однако пообещал: если не приедет сам, то пришлёт достойную замену (среди его учеников были Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина). В последние дни он сообщил, что приехать не сможет, - болен, о замене речи уже не шло. «Вечер» срывался, в Бюро ломали головы: как быть?! «А вот как, - сказал Эдуард Павлович, - надо приглашать Филатова». Позвонили Филатову - он сразу согласился. Стихи у него были, в основном, «рабочей тематики», что не вполне вписывалось в замысел мероприятия, но ответственному секретарю было виднее, да и кто ещё согласился бы приехать «на замену» в объявленном литературном празднике. Ранним утром на «Москвиче» писательской организации я с шофёром Виктором Брызгаловым поехал в Москву. Нашли мы поэта, кажется, около его гаража. Он сказал, что только сейчас «приезжал Женя Евтушенко одолжить бензинчика». Собрался Александр Фёдорович быстро, жена положила в пакет домашних пирогов, и мы тронулись в путь. Выехав из Москвы, «полетели» по Горьковскому шоссе и всё-таки опаздывали: был выходной, и «вечер» проводился днем, во второй половине. Когда мы вошли в зрительный зал Ковровского дома культуры, все места уже были заняты. Филатов старался, как мог... Чувствуя перед ним неловкость, впоследствии мы предлагали ему выступления в наиболее престижных городах, где работало наше Бюро, - в Ярославле, Владимире... Предложения он принимал охотно, однако на подготовленные для него выступления не приезжал и какое-то время не отвечал на звонки. Человек он был незлобивый, но, видно, сильно задела за живое афиша с фотографией Антокольского. И всё же Эдуард Павлович был прав, когда в почти провальной ситуации указал на него, поэта из рабочих, чья репутация, с идеологической точки зрения, была безупречной. Областные партийные органы помогали писательской организации, особенно в решении «квартирных вопросов», но и следили за её деятельностью. Думаю, что не вполне по своей воле Зорин стал депутатом райсовета. «Вот так писатели и становятся слугами народа», - без улыбки сказал он после выборов. Интересно, что спустя два десятилетия сын «поэта из рабочих» Сергей Филатов был назначен главой администрации Б.Н. Ельцина. Сам Зорин выступал редко, обычно во Владимире или где-нибудь поблизости. Однажды мне довелось присутствовать на его выступлении в пионерском лагере. На обратном пути, у лесной опушки, Зорин попросил Виктора остановиться. Все вышли из машины. Перед нами во всю ширь простиралось огромное, «богатырское» поле, и было оно прекрасно. Эдуард Павлович молча, не отрывая взгляда, смотрел и вдруг, обращаясь к своему партнёру по выступлению, проговорил: «А хорошо бы увидеть лица на своих похоронах». А шёл ему в ту пору всего лишь пятый десяток... Роман «Богатырское поле» был уже издан. Он работал над вторым в тетралогии романом - «Огненное порубежье», помогал коллегам в решении бытовых и творческих проблем, занимался общественной деятельностью. Можно было диву даваться, как он всё успевал. А отношения в писательской организации, что греха таить, стали непростыми... Жил он неподалеку от «писательского дома», на Советской (теперь - Спасская), порой, изредка, приходил с опозданием, одевшись, как на прогулку, - в курточке и джинсах. Непривычно тихо появлялся и с разговорами не спешил. Тогда наш бухгалтер, мудрая Клавдия Михайловна, предлагала ему чаю - покрепче. А то мы шли обедать в «Трактир», его недавно открыли тут же, на Столярова. Когда писательская организация переехала на Музейную, я уже не работал в Бюро. Как-то решил зайти. Эдуард Павлович встретил меня радушно, крепко жал руку, как-то очень душевно расспрашивал. Я был так тронут... А он ещё вынул очередную книгу своей тетралогии и подписал мне и моей жене: «Моим дорогим друзьям - Лёне Зрелову и Оле Ручко с пожеланием успехов на творческой стезе». Да, в последние годы поредел ряд друзей: кто умер, кто уехал в другие края... Вышел заключительный роман тетралогии - «Обагрённая Русь», а через два года, в 85-м, Зорин был вынужден уйти с должности ответственного секретаря писательской организации. И оказался на жизненном и, в какой-то степени, творческом распутье. Русский писатель, выходец из Средней Азии, он уже совершил почти невозможное: «перепахал» и обратил в форму романа древнейший исторический пласт, чего не было сделано до него и, думаю, сделано не будет и после, по крайней мере, в обозримом будущем. Вероятно, на распутье долго выбирать ему не пришлось. В 1989 году был опубликовал роман «Клич», первый из задуманной им дилогии о нашем знаменитом земляке, герое Шипки - генерале Н.Г. Столетове. Но Эдуард Павлович уже был тяжело болен. Раз в год членам Союза писателей СССР предоставляли «свободную творческую командировку» - в любую «точку» страны. Я ездил в Гороховец, на родину отца. Там, осенью того же 1989 года, узнал о кончине Эдуарда Павловича. И поспешил выехать во Владимир...
ПЕРВЫЙ РОМАНИСТ
Высокий, сажень в плечах, с неотразимой улыбкой, с пытливым, но открытом взглядом Эдуард Зорин сразу же понравился мне и моим товарищам - журналистам судогодской районной газеты «Ленинец», где я тогда работал завотделом культуры и писем. Это было 29 октября 1968 года. А накануне, за три дня до его приезда в Судогду, мне по телефону Зорина представил руководитель владимирских писателей Геннадий Никифоров. Он сообщил, что Эдуард Павлович недавно переехал жить во Владимир из Узбекистана, является членом союза писателей, выпускником литературного института имени Горького, автором двух стихотворных сборников «В двадцать лет», «Красные карагачи», повестей «Дарю вам сад» и «Следы ведут в Караташ». Никифоров просил организовать для гостя несколько платных выступлений. Помню, после беседы в редакции, успешного выступления на местной фабрике «Первомайская» (где Зорину восторженно аплодировали ткачихи), мы с гостем, не торопясь, шли к автобусной станции, (она в то время располагалась в центре города), чтобы отправиться рейсовым автобусом на творческую встречу с коллективом Андреевского леспромхоза. Неожиданно наш оживленный разговор прервал стук женских каблуков. Нас обгоняла стройная симпатичная девушка в модных в те годы сапожках с тесьмой. Мы, глядя ей в след, одобрительно переглянулись. Еще раз мы переглянулись, когда она заглянула в книжный магазин. Поспешили за ней. Я попытался пригласить понравившуюся нам девушку на праздничный вечерний «огонек» в местный Дом культуры. Им отмечалась полувековая дата комсомола. Но голубоглазая незнакомка, сославшись на вечернюю смену, нам отказала. И каково же было наше удивление, когда вечером за пятнадцать минут до начала «огонька» мы ее увидели на ступеньках Дома культуры. - Я поменялась сменами с другим мастером - смущенно розовея, сообщила она. После литературного вечера, где мы поочередно с Зориным читали стихи, я отправился провожать Сашу Тарасову (так звали ее). А когда вернулся, на снимаемую мной квартиру, уже было за полночь, Эдуард протянул мне исписанный листок со стихотворением «Встреча»: «В городке завьюженном Судогде Ветер звезды сдувает с крыш. В городке завьюженном Судогде В белой шапочке ты спешишь. Ты к кому-то спешишь на свидание Иль я выдумал все опять? Юность пылкая, юность ранняя, Как непросто тебя понять! Так бывает. Прошла и только-то В незнакомом, меня не узнав. Я курю сигареты горькие, Спички хрупкие обломав. Я сжимаю зубы до судороги, Мну шагами ночную тишь. В городке завьюженном Судогде Ветер звезды сдувает с крыш. За ноябрьской морозной дымкою Каблучки торопливо поют. Ты согрела своею улыбкою Мой завьюженный неуют... Возвращусь в столичную сутолку. Но в далеком, далеком краю. Позабуду ли город Судогду, Где я встретил юность свою?!» Так я стал невольным свидетелем первого стихотворения, рожденного поэтом на Владимирской земле. Оно было посвящено Саше Тарасовой, вскоре ставшей Лалакиной. Мы в те дни с Эдуардом Павловичем подружились, он сам предложил мне перейти на «ты». 8 декабря того же года в Судогде, по инициативе литклуба «Родник», которым я руководил, состоялся первый районный День поэзии. Эдуард Зорин охотно откликнулся на мое приглашение выступить на нем. Причем, он прибыл к нам не один, а целой делегацией, вместе с владимирскими поэтами Василием Барынкиным и Ниной Макарочкиной. Получился настоящий литературный праздник. Весной следующего года я женился. Эдуард не оставил это важное для меня событие без внимания. Он преподнес мне памятный на всю жизнь подарок, представил 4 апреля 1969 года подборку моих стихов в областной газете «Призыв». Под рубрикой «доброго пути» Эдуард Зорин писал: «Мы познакомились с Николаем Лалакиным на одном из литературных вечеров. Стихи его сразу привлекли внимание слушателей. Была в них та непосредственность, та свежесть восприятия, которая так присуща всему молодому. Потом прочитал их еще раз. И снова осталось то же ощущение. Конечно, встречаются в стихах строчки, режущие слух, встречаются просто неудачные. Но ведь мастерство приходит с годами. А Николай Лалакин совсем еще молод. У него все впереди. И новые стихи, и новые открытия». Поддерживал Зорин меня и в трудные времена, когда мне приходилось жить вдалеке от Владимира. Например, в Меленковском районе в деревне Тургенево, куда он присылал письма и открытки, дарил свои новые книги с автографами. На сборнике стихов «Костры» вышедшем в конце 1969 года, изданном в Верхне-Волжском книжном издательстве, надписал «Милому Коле Лалакину - с любовью дружески». Э. Зорин 25 января 1970 г.». Такой же дружеский автограф был сделан и на его лирической повести «Соловьиный дозор», также вышедшей в Ярославле. Излишне говорить, какое значение это все имело для меня, оторванного от литературного общения. Позднее, когда я уже окончательно обосновался во Владимире, мы с ним часто выезжали в совместные творческие командировки, выступали перед любителями поэзии. В этих, как правило, пятидневных поездках мы многое обсуждали, откровенничали, рассказывали о себе. В одной из них Эдуард неожиданно для меня признался, что его фамилия с которой он родился, была Железнов, как и у его отца. Евгения. А Зориным он стал, после того как отца, заместителя наркома по земледелию Таджикистана в 1938 году арестовали и дали 10 лет. А Эдик, чтобы никто не знал, что он сын «врага народа» стал по матери Зориным. Мама Вера Павловна изменила ему и отчество. Из Таджикистана пришлось уехать жить на Урал. Но вуз Эдуард закончил в Ташкенте в 1953 году, учился в институте иностранных языков. А затем, преподавая немецкий язык в школе, заочно защитил диплом престижного московского литинститута. Много интересного он поведал мне о занятиях в творческом семинаре Ильи Сельвинского. До Эдуарда Зорина никто из владимирских прозаиков не писал романов. В основном «налегали» на рассказ и повесть, шли по тропе проторенной лучшими из них Сергеем Никитиным, Владимиром Солоухиным, Владимиром Краковским. А вот на жанр прозы - роман - крупное историческое полотно никто, повторяю, не пытался замахнуться. Хотя казалось бы сама древность Владимирской земли - колыбели русского государства, подсказывала, требовала писать романы... Здесь, видимо, произошел именно тот случай, по которому высказался Михаил Пришвин: «Родина. Что скажет о ней дитя ее, что откроет, - не откроет чужой, прохожий человек. И то, что увидит чужой, не знает рожденный на ней...». Эдуард Зорин, может быть, так бы и остался добротным высокопрофессиональным литератором, который учился в семинаре знаменитого поэта Ильи Сельвинского, но не более того... Известным литературным именем он стал благодаря исторической тетралогии, в которую вошли, созданные им, романы «Богатырское поле», «Огненное порубежье», «Большое Гнездо», «Обагренная Русь». Древняя владимирская земля, белокаменный Владимир очаровали Эдуарда. Он влюбился в наш край, почувствовал его уникальность и красоту и отдал ему все свои творческие возможности, открыв в себе дремавший до этого талант. Оставшуюся половину жизни Эдуард Павлович трудился самозабвенно, не покладая рук. Он месяцами просиживал в архивах и библиотеках. Его увлекла малоизвестная широкому кругу история древней Руси, Владимиро-Суздальского княжества ХІІ-ХІІІ веков, в период которых закладывался фундамент русской государственности. То далекое время зримо предстало перед нами в созданных им художественных образах. В начале семидесятых, чтобы его увидеть, нужно было придти в читальный зал областной библиотеки имени А.М. Горького. Здесь Эдуард, как говорится, «дневал и ночевал». Он терпеливо выписывал поговорки и пословицы, изучал фольклорный материал, древние обычаи и обряды и, конечно, корпел над летописями, а также научными трудами историков. Зорин делился со мной прочитанным четырехтомником Н. Карамзина «История государства Российского», книгами С. Соловьёва, В. Ключевского, В. Татищева. От изучения трудов последнего, по признанию Зорина, его отговаривал профессор владимирского пединститута Н. Корольков. «- А именно Василий Татищев мне больше других нравится. Он более живой и у него есть то, что у других даже и не упоминается, - возбужденно говорил он мне. Видимо, в тот момент, весь находясь в только что изученном материале. -». Например, - продолжал Зорин, - сведения о Юрии Долгоруком и жене боярина Кучки, красавице, которой князь увлекся не на шутку. Кучковичи потом отомстят за нее сыну - Андрею Боголюбскому...». Эдуард так увлеченно говорил о Татищеве, советовал его познать, что я последовал его предложению и вскоре перечитал объемный труд Татищева «Историю Российскую с самых древнейших времен». Действительно Василий Никитич историк интереснейший, пользовавшийся источниками, которые до нас не дошли, они сгорели при известных пожарах в Москве, в 1812 году. Позднее, я буду ссылаться на Татищева, создавая книгу «Юрьево поле» описывая княжеские усобицы, битвы на территории бывшего Юрьев-Польского княжества. Безусловно, Эдуард Зорин совершил и творческий, и патриотический подвиг, создав историческую эпопею, по охвату, масштабности и значимости описываемых событий она, если вдуматься, сродни гомеровской «Илиаде». В его романах изображена жизнь народа и его князей - первых самодержцев. Это титанический труд, требовавший большого терпения, умения обобщать и анализировать. Вот где, полагаю, Эдуарду пригодился опыт работа над книгой «Следы ведут в Караташ», вышедшая в 1965 году, написанная на основании узбекских легенд и сказаний. Первый роман Эдуарда Зорина «Богатырское поле» вышел в 1976 году в ярославском издательстве, второй «Огненное порубежье» в 1978, третий «Большое гнездо» в 1981 и завершающий историческую тетралогию - роман «Обагренная Русь» в 1983. Его трудолюбие потрясает. На мой взгляд, Эдуард Зорин работал на износ. Помню, как запоем я читал зоринские романы... Меня поразило обилие в книгах действующих лиц. Конечно, я понимал, что наряду с известными историческими лицами в тетралогии действовали вымышленные автором, и их подавляющее большинство, но они были очень убедительны и органически вписались в ткань повествования. А сколько зоринской фантазии, художественного вымысла, поэзии. Сразу ощущается, что прозу писал поэт. Особенно меня увлек образ зодчего Левонтия. Его судьба. Он многое в жизни испытал, прошел «через огни, воды и медные трубы» - рано осиротел, учился грамоте у чернеца, прятавшегося в лесной келье, был в полоне у половцев, в рабстве у заморских купцов. Один из них, византиец Галат раскрыл в нем дар зодчего, который потом, по возращению Левонтия на родную Владимирскую землю, предстал во всей полноте. Именно ему, Левонтию, автор доверил строить белокаменные соборы - главный из которых, был возведен во Владимире в честь Успенья Богородицы. Также простолюдин, ученик Левонтия Никитка создаст в романе Дмитриевский храм. Конечно, позднее, я из уст ученых мужей услышал возражение такой зоринской версии возникновения древнерусской архитектуры. Они указали мне на германский след и на то, что и сегодня в ФРГ есть области, где сохранились (ранее наших) построенные соборы, внешне схожие с владимирскими... Но мне, признаюсь, более по душе художественная легенда, придуманная Э. Зориным. Как в любом истинном художественном литературном произведении в романах Зорина каждый читатель найдет свое, интересующее его. Здесь немало остросюжетных страниц, на зависть авторам детективов, многочисленные любовные истории, заставляющие сопереживать, много другого энциклопедически значимого, познавательного и поучительного. Читатели впервые узнали подробности жизни исторически известных деятелей того времени. Меня, например, потрясает трагическая судьба князя Юрия - сына Андрея Боголюбского - талантливого и смелого военачальника, оказавшегося на чужбине. Запоминается образ малоизвестного, редко упоминающегося в летописях князя-патриота Михалки, (Михаила Юрьевича) брата Андрея Боголюбского и Всеволода III. Колоритны в романе дружинники Давыдка, вышедший из простых крестьян и ставший крупным военачальником, Зоря, оставшийся верным князю Юрию, хан Кончак, богомаз Зихно, купец Ярун, протопоп Микулица, монах Чурило, скоморох Радко, гусляр Явор, боярин Захарий и другие. Притягательны женские образы (жена Всеволода Мария, основательница монастыря во Владимире, Аленка сестра Давыдки, Досада). Но особенно, на мой взгляд, ярко и удачно рисует автор князя Всеволода Большое Гнездо. Этот образ мудрого и сильного правителя, собирателя земли русской, под дланью которого, находилось сорок удельных князей. Всеволод центральная фигура зоринской эпопеи, она проходит через всю тетралогию, соединяя вполне самостоятельные романы в одно целое повествование. Тетралогию смело можно назвать энциклопедией жизни наших предков стремившихся к единению разобщенных княжеств, создания своего крепкого русского независимого государства. Не случайно в 1983 году в издательстве «Просвещение» вышла хрестоматия для учителей «История СССР с древнейших времен до конца XVIII века в художественных исторических образах». В нее были включены главы из произведений Э. Зорина. Недавно я вновь перечитал все четыре его романа, Они в этом году переизданы уже в седьмой раз. Вновь испытал чувство гордости за своего талантливого писателя-земляка, масштаб которого, на мой взгляд, у нас, на второй его родине еще не оценен до конца. Его читают по всей стране. Книги Зорина востребованы, интерес к творчеству Зорина не снижается. Причем, произведения нашего земляка по-прежнему выходят солидными тиражами. Последний тираж - 50000 экземпляров. Романы переизданы в Санкт-Петербурге. Нужно изменить наше отношение к писателю-историку, подумать об увековечении его памяти. Прошло уже достаточно времени, чтобы убедится в значимости Эдуарда Зорина для Владимирской земли. Необходимо установить мемориальную доску на здании, по улице Музейная 5, где находится владимирская писательская организация, руководителем, которой Эдуард Павлович был 14 лет. И, конечно, одной из многочисленных библиотек города нужно присвоить его имя. Своим творчеством Эдуард Павлович Зорин это заслужил.
