Фоминцева Любовь Александровна (1938-2008) - редактор, писатель.
Фоминцева Любовь Александровна
Любовь Александровна Фоминцева родилась 28 января 1938 года в г. Харькове, в семье военнослужащего. Училась в Вильнюсском государственном университете (1955–1956), окончила филологический факультет Горьковского университета (1960) и отдел журналистики Ленинградской высшей партийной школы (1969). В 1960–1961 гг. работала учительницей русского языка и литературы в Горьковской области (сейчас – Нижегородская область).
С 1961 года Любовь Александровна жила во Владимире. В 1961–1967 гг. работала литсотрудником областной газеты «Призыв».
27 июля 1970 года назначена старшим редактором Верхне-Волжского книжного издательства по Владимирской области.
«Произошло это давным-давно, точнее, 1 февраля 1973 года. Кажется, именно в начале того февраля старший редактор Верхне-Волжского книжного издательстваБорис Петрович Горбунов «сдавал дела» Любови Александровне Фоминцевой. Как я убедился впоследствии, принудить его поступить против собственного желания и сердца было невозможно. А ввиду добросовестности, профессионализма старшего редактора безумцев насильственно лишить его любимой работы не находилось нигде, в том числе и в обкоме партии, утверждавшем кандидатуру на эту должность».
В 1979 году Л.А. Фоминцеву сменил на должности старшего редактора поэт и переводчик Григорий Васильевич Латышев (1937-2008), работавший до 1991 года, когда издательство было закрыто.
С 1979 года она была ученым секретарем Владимирского отделения географического общества СССР (ныне – Русское географическое общество РАН).
Фоминцева Любовь Александровна
При участии Л. А. Фоминцевой подготовлен и издан ряд книг краеведческого характера, в частности по вопросам физической и экономической географии Владимирской области. Словарь «Земля Владимирская» (1984, 1991) получил высокую оценку крупнейшего в стране специалиста по словарям В.А. Никонова.
Любовь Александровна с 1995 года была членом Союза писателей России, а также членом Союза журналистов СССР (затем РФ).
Она явилась составителем книг, подготовленных к изданию Владимирским отделом Русского географического общества: Левицкая А. И. и др. «География Владимирской области: учеб, пособие для 8 класса» (Ярославль, 1987), «Земля Владимирская: географический словарь» (Владимир, 1991), «Русский соловей Вера Фирсова» (Владимир, 1996), «Богородице-Рождественский монастырь во Владимире» (Владимир, 1997). Печаталась в журналах «Турист», «Театр», в областных газетах, сборниках. Из ее художественных произведений наиболее известна повесть «Сунгирская лошадка» (Владимир, 1980) – об участии школьников в раскопках палеолитической стоянки Сунгирь близ г. Владимира. В 1988 году повесть была переиздана в московском издательстве «Детская литература». В фондах библиотеки № 2 города Владимира на проспекте Ленина, 12 сохранился единственный экземпляр популярного произведения с дарственной надписью автора.
Также перу писательницы принадлежат повесть «Аир-трава», «Поэтическая тетрадь» со стихами, сказка «Как Таненка красоту поймала» в одном из литературных сборников и несколько рассказов.
В 2006 году в Санкт-Петербурге вышла в свет книга Л. А. Фоминцевой «Божией милостью Адмирал Михаил Лазарев», посвященная М. П. Лазареву, уроженцу города Владимира – знаменитому русскому флотоводцу и мореплавателю. Книга издана по благословению архиепископа Брюссельского и Бельгийского Симона.
Любовь Александровна Фоминцева ушла из жизни 2 февраля 2008 года во Владимире.
Источники:
Фоминцева Любовь Александровна // Писатели Владимирской области : биографии, произведения, фото / [редкол.: В.Л. Забабашкин и др.]. – Владимир, 2009. – С. 306.
Фоминцева Любовь Александровна // 100 владимирских краеведов / сост. В. Г. Толкунова. – Владимир, 2010. – С. 220.
Салова Г. Год без Любови Фоминцевой / Г. Салова // Голос писателя. – 2009. – № 2 (78) (февраль). – С. 1.
Чумаров В. Галоп «Сунгирской лошадки» / В. Чумаров // Владимирские ведомости. – 2013. – № 50 (21-27 марта). – С. 23.
СОРОК ЛЕТ - ПИСАТЕЛЕЙ ВЕК!
Любовь ФОМИНЦЕВА. СОРОК ЛЕТ - ПИСАТЕЛЕЙ ВЕК! 2 февраля 1962 года С.К. Никитиным основана Владимирская писательская организация. Впервые я увидела С.К. Никитина, основателя Владимирской писательской организации, в августе 1964 года из окна редакции газеты «Призыв», где начала работать после окончания Нижегородского университета. Как раз в газете шел его рассказ «Счастливая», который произвел на меня такое впечатление, что мне хотелось подхватить Сергея Константиновича на руки и закружить на Соборной площади. Правда, ум филолога, отшлифованный классической русской и зарубежной литературой, с трудом воспринимал живого писателя (без дат жизни и смерти — как?!). Человек, написавший такой поэтичный, такой прекрасный рассказ, может ходить по земле, улыбаться знакомым, участвовать в дружеских пирушках?.. Писатель — это небожитель... Потом мне часто доводилось видеть Сергея Константиновича. Бывал он и не всегда «в форме», но то светлое, радостное чувство, которое он подарил мне своим рассказом, отложилось в сердце. Писатели Ларин Сергей Васильевич и Акулинин Василий Иванович (заместители редактора) были моими непосредственными начальниками, а точнее сказать, учителями журналистики, литературы... да и жизни. Мои замечания дежурного по номеру Ларин, Акулинин, ответственный секретарь газеты «Призыв» Демьянов Н.И. воспринимали сочувственно, соглашались, что какое-то выражение написано «не по-русски», но правку вносить не спешили, терпеливо объясняя мне, что создание газеты — дело сложное, что надо знать типографию, чтобы квалифицированно вмешиваться в издательский процесс. «Оставить до летучки», — чаще всего была резолюция Ларина на погрешности стиля. Сергей Васильевич вообще был снисходителен к молодым, и под крылом его доброты мы вырастали сильными, уверенными.
Ключи от Владимирского отделения Верхне-Волжского книжного издательства, куда меня назначили в 1970 году, мне передал писатель фронтовик Городиский Николай Алексеевич, работавший на этом посту до меня. А до Городиского сменяли друг друга за редакторским столом тоже писатели-фронтовики Борис Петрович Горбунов и Иван Александрович Удалов, тот, который написал популярную повесть «Записки балтийского разведчика». Глядя на меня за огромным столом, Удалов пошутил:
— За этим столом Городиский написал роман, Горбунов — книгу военных рассказов, а если ты не напишешь книжку, зачем же ты сидишь за этим столом? Полуоткрытая дверь закрылась, и у меня не было возможности бежать за насмешником и объяснить ему, что я не собираюсь писать книжки, впору бы сладить с редакторскими обязанностями: надо было редактировать «Очерки Владимирской партийной организации» объемом 39 печатных листов, то есть почти тысячу страниц. Некогда голову от текста поднять! На это и уходило основное время, да плюс двое деток... Какое тут писание! Но, видно, Промысел Божий для меня состоял в другом... Директором Бюро пропаганды художественной литературы назначили писателя Эдуарда Павловича Зорина, приехавшего из Средней Азии (позднее в писательскую организацию приехал и писатель Александр Сергеевич Панов, автор популярной повести для молодежи «Девушка из Гулистана»). Зорин, высокий, сильный, чем-то похожий на Маяковского, приходил на работу к девяти, и надо было слышать за стеной (кабинеты рядом), как он энергично двигает стул и начинает рокотать но телефону, договариваясь о встречах писателей с читателями. Кстати, Бюро пропаганды художественной литературы при Владимирской писательской организации имело добрую славу в Верхне-Волжском регионе (Ярославль, Кострома, Иваново, Владимир), и писателей охотно принимали в самых различных организациях — от детского сада до банков, школ, училищ. По-моему, Бюро достойно возрождения и в наше время на радость писателям и читателям. Тем самым будет сохранена добрая память об основателе Бюро — Александре Гольдберте. ...Как-то Э.П. Зорин, которого вскоре выбрали ответственным секретарем Владимирской писательской организации, зашел в мой кабинет и заинтересовался сборником русских пословиц. Потом оказалось, что в его произведениях они заняли чуть ли не процентов сорок в тексте. В это время на моем редакторском столе были рукописи краеведческих книг — о Суздале, о крае родном, софроновская «Это интересно знать». Разговорились о земле Владимирской, и я убедилась, что для писателей это «терра инкогнито». Вызывало недоумение, почему писателей не привлекают такие славные имена на земле Владимирской как Андрей Боголюбский, Александр Невский, Александр Суворов, Михаил Лазарев — один из первооткрывателей Антарктиды, братья Танеевы, братья Столетовы... — А про Николая Григорьевича Столетова, генерала, брата знаменитого физика Александра Григорьевича, тоже мало кому известно, биографии толковой до сих пор нет... Зорин слушал с интересом и поддержал мое предложение — на литературной студии выступить каждому писателю с рассказом о земле Владимирской. Тогда это было воспринято некоторыми членами писательской организации не очень благосклонно — ведь писатели должны писать гениальные книги, само участие в краеведческой литературе может «испачкать» имя гения! Однако сам Зорин внял тихому голосу земли русской. Литературный актив тоже откликнулся. Татьяна Павловна Малышева написала книгу о Фатьянове, Фаина Гамазина — о Голышеве из Мстёры, Нина Макарочкина — о церкви Покрова на Нерли и т.д. В настоящее время эта пушкинская традиция, надеюсь, будет продолжена. Помните скорбный возглас поэта: «Моего Пугачева не читают и что хуже того — не покупают». Но зато из истории пугачевского бунта выросла знаменитая «Капитанская дочка». Главная заслуга Владимирской писательской организации, на мой взгляд, состояла в том, что в 1962-1980 гг. была сохранена литературная среда. Пусть отняли у области с полуторамиллионным населением свое издательство! Пусть пробиться в план «Верхней Волги» было не легче, чем верблюду пройти сквозь игольное ушко. Но среда-то осталась жива! Новая книга, рукопись обязательно рецензировались. Стихи, песни местных авторов имели своих слушателей. Беззлобное подтрунивание друг над другом рождало творческие порывы. Дурное укрупнение издательства (центр в Ярославле) имело и свою положительную сторону — ярославцы, костромичи, ивановцы, владимирцы ревниво следили за публикациями своих авторов. Встречи с Виктором Полторацким, Голицыным Сергеем, Валерием Янковским расширяли кругозор. По крайней мере, мой. Литературные вечера с участием Владимира Солоухина незабываемы и поныне. Правда, в то время мы, молодые, мало понимали ход его мысли: зачем-то печатку на пальце носит с портретом Николая Второго? Он же кровавый — это ясно из учебников. А по жизни вышло по-иному... по-солоухински. ...Когда меня избрали профоргом Владимирской писательской организации, удалось убедить писателей создать местный комитет профсоюза. Благодаря этому стали легче решаться вопросы с жильем для писателей, с путевками для детей и внуков в оздоровительные лагеря. Ездили смотреть алмазный фонд страны. Ездили восхититься золотой маской египетского фараона Тутанхамона. Не раз отдыхали на турбазах. Провели операцию «Сибирский валенок» — писателям и членам их семей раздобыли теплые дешевые валенки. Подарки к Новому году от писателей, согретые теплом рук Валентины Александровны Городиской, моя дочь и до сих пор считает лучшими (а ей 31 год). Ну а как же без Раечки Тихоновой нашей милой, заботами которой содержались в чистоте 40 лет все помещения писательской организации! Так что сказать, что в застойные времена Владимирская писательская организация сидела сложа руки — нельзя. Человеческие отношения, в основном, удавалось сохранить, но, конечно, не без эксцессов — когда собираются индивидуальные творческие личности, их биополя неизбежно чиркают друг об друга. Но сегодня о слабостях и минусах писательской организации просто не хочется говорить. Прости нас, Господи, мы не ведали, что изменить жизнь общества к лучшему без Веры, Надежды и Любви нельзя. Когда избрали парторгом (я отбивалась всеми силами), мы успели проанализировать романы Зорина, порадоваться литературным удачам Юрия Фанкина (Муром), Павла Парамонова (Суздаль), Альберта Карышева (Владимир), Алексея Шлыгина (Владимир), Алексея Труфилова (Собинка). Впереди были новые литературно-идеологические бои, но это уже новая страничка в жизни Владимирское писательской организации, а меня перевели на работу во Владимирское региональное отделение Русского географического общества.
СУНГИРСКАЯ ЛОШАДКА Отрывок из повести
— Не солнце, а раскалённая сковородка, - ворчал Алёша, исподлобья поглядывая на сахема-Володю. Тот, словно не ощущая дикой жары, сидел, по-восточному подогнув ноги. Сам тёмно-коричневый от загара, лицо зеленоватое от прозрачного козырька кепки. Володя делал записи, держа на колене тетрадку в плотных красных корочках. «Подумаешь, закалённый, - успокаивал себя Алёша, - ещё посмотрим, кто загорит лучше. Может, я стану совсем чёрным». Саша, сосед, вон как скрючился и скребёт ножом глину. Вчера здорово «резал» мячи у волейбольной сетки, а сейчас согнулся и как будто ему ни до чего другого и дела нет. Саша между тем торопливо очищал от глины какую-то находку. На его широкой, с мозолями ладони лежала тоненькая бурая пластинка, как оказалось, из кости. Когда осторожно обмёл её кисточкой, по всей пластинке проступили точки-лунки. Множество точек насчитал Саша на обеих сторонах пластинки. - Дай мне, - Алёша двумя пальцами взял находку и попытался посмотреть через луночки на солнце. - Можно, я тоже подержу, - протиснулась в тесный круг Света. Пластинка перешла в узкую, с длинными пальцами руку Оли и покачалась на её ладони, как в колыбельке. Подбежавший Юра заволновался: - Такой, ребята, я никогда не видел! - Не только ты, - поправила Оля, - может, никто из нас вообще не видел. - Давайте-ка сюда пластинку, - Саша завернул находку в бумагу, отметив галочкой на плане место, где откопал. Вечером профессор по обыкновению сидел на походном раскладном стульчике, просматривая находки задень. Каждый подносил «свои кости» с надеждой, что в его пакете окажется что-нибудь важное. Когда подошла очередь Саши и он протянул пластинку, Олег Николаевич вскочил от волнения: - Где нашёл? Надо было сказать сразу! Почему обломана? - Такого строгого голоса никто из ребят от профессора никогда не слышал. — Да этой вещи цены нет! За неё стоит перерыть не одну равнину! Таким бы, как ты, начать и таким, как я, - учёный дёрнул себя за бороду, - кончить! Палеонтолог был бы счастлив, что нашёл... А вы... Испортить уникальный предмет! - Олег Николаевич, Олег Николаевич, - едва успевал вставлять Саша в речь начальника экспедиции, - она такая и была, хоть голову на отсечение... - Что? Голова вам еще пригодится. Я же вижу, Саша, что надлом свежий. Поймите, речь идет о чести экспедиции. Сломана вещь, сохранённая для нас тысячелетиями. Что может быть позорнее. Это... это, - профессор задыхался, - это невежество! Если хотите, вар-варство! - Указательный палец учёного взлетел вверх. - Или мы научная экспедиция, или туристы, дилетанты - так стоит вопрос, молодой человек! Идёмте. Немедленно к раскопу! Понурив голову, Саша поплёлся за Олегом Николаевичем. Ребята расходились по палаткам, обсуждая Сашину неловкость: такой медведь, не мог сделать как следует. Злились, но и сочувствовали: что теперь поделаешь. - Попробуй, отыщи иголку в сене, - вздохнула Оля, разъясняя разговор Алёше, - бедный Саша! Разве найдёшь вечером такусенькую, с ноготок, частичку в ворохе глины? Посеребрённые по краям последними лучами громоздкие тучи нависли угрожающе. Примолкли птицы. Ярко-вишнёвая полоса прорезала горизонт. Что она предвещала? Ливень? Тогда никаких надежд... Быстро наступившая темнота заставила профессора отложить работу на завтра. Обхватив голову руками, учёный нервно вышагивал у палатки, иногда вскидывал лицо, всматриваясь в небо, и выражение было такое, приметил Алеша, какое бывает у мамы, если дома кто-нибудь заболел. Вечером Олег Николаевич, хотя и любил посидеть у костра, даже не вышел из палатки. Петь всем расхотелось. Ночью дождя, к счастью, не было. Утром на раскопе профессор обратился к лаборантке Оле, сказав, что ей предстоит сегодня просеять вот ту горку глины. - Почему я? - глаза девушки блеснули недовольно. - Не по моей же вине... - Только ваша, Ольга, исключительная добросовестность может поправить дело. У вас, Оля, особо важная работа, понятно? Меня вызывают в музей. Очищая глину в своем квадрате, Алёша видел, как со слезами на глазах Оля присела на колени с ситом около вчерашней горки. Будь Алёшина воля, он придумал бы сейчас такую машину, чтобы за одну минуту просеять всю глину. Непереносимы были ему шуточки ребят по Олиному адресу, мол, переливает из пустого в порожнее. Юра буркнул: зряшное дело. Саша строгал, строгал остервенело глину, да вдруг припустился в лагерь. Вернулся с алюминиевым стульчиком. Молча поставил около Оли. Та чуть было не сказала что-то обидное, но, перехватив сочувствующий взгляд Игоря Петровича, села на стульчик и снова начала похлопывать ладонями по бокам сита. Скоро рядом с девушкой высились два примерно равных холмика: справа - просеянный, слева - нет. - Будь поменьше, будь поменьше, - шептала Света, болея за Олю. Оказывается, это она давала приказания непросеянному холмику. И он действительно становился меньше. Однако лицо Оли от этого почему-то мрачнело, как будто туча застилала ясное солнышко. Погода к обеду в самом деле начала портиться. Сильный ветер поднял пыль. Зашумели у дороги берёзки, пригнулись под сильными порывами розовые пики иван-чая на краю раскопа. Набухшая туча выползала с северной стороны и надвигалась на палаточный лагерь, на раскоп, на Олю. Сахем-Володя объявил перерыв пораньше, и все заторопились в палатки. Но Оля не двинулась с места. Когда первые крупные капли упали на сито, подбежали Саша и Юра с брезентом. Вмиг над головой Оли образовался надёжный навес. Алёша помог Игорю Петровичу вбить колышки, укрепить опоры под брезентом. Сверкнула молния, загрохотал гром, но работа продолжалась! Ребята, не обращая внимания на хлёсткие струи дождя, на прилипшую одежду, с трудом удерживали углы навеса на ветру. А ветер, словно испытывая их стойкость, рвал брезент из рук, трепал чуб Алёши и... отгонял тучу. Как неповоротливая слониха, отодвинулась она на другой край небосвода и прошла стороной. Вернулся профессор. - Не нашли? - учёный был крайне расстроен. Оля ещё ниже опустила голову. Механически, чтобы покончить с утомительным занятием, она бросила в сито последнюю горсть земли. В сетке застрял крохотный кусочек. Тот самый обломок, который был так нужен! Девушка медленно поднялась, осторожно держа сито на вытянутых руках, как невиданную драгоценность. Слёзы блестели у неё на глазах. «Плохо было - плакала, хорошо стало - опять плачет...» - недоумевал Алёша. - Что с тобой, Олюшка? - с края обрыва спрыгнул Игорь Петрович. - Неужто нашла? Ребята, сюда! Саша только сейчас, кажется, ожил, одним прыжком очутился возле Оли. Долго разглядывал крохотный кусочек, улыбался доверчиво и вдруг крикнул дурашливо: - Ура, ребята! Все сюда! Олег Николаевич подошёл торопливо. Задержал подобревший взгляд на Оле. - Я верил, что Вы справитесь, - сказал профессор тихо, положив ей руку на плечо. Профессор тщательно завернул находку и почти бегом направился в лагерь, чтобы приложить обломок к пластинке. Вот так, вот сюда. Да, это было то, что надо. - Друзья, смотрите, - профессор вышел из палатки. На белом листе блокнота лежала костяная пластинка. Что она изображала? Что хотел вырезать из бивня мамонта древний мастер? Контур быстроногой сайги или дикой лошади? В любом случае это было произведение искусства древнего каменного века. Молодец, Оля! Гвалт поднялся, словно на птичьем базаре. Алёша пролез под мышкой у Юры, что-то радостно говорил то Оле, то отцу, то Саше. Он никогда не видел ещё всех их такими взволнованными. Саша вдруг угомонился: попросил у профессора листок из блокнота (все знали, что бумага там белая, глянцевая), сосредоточенно обвел контур пластинки и покинул круг любопытных. Оле теперь стало ясно, почему так необходимо было найти обломок. Приставленный на своё место, он сделал фигурку животного законченной, выразительной, красивой. Игорь Петрович тоже поздравил Олю: - В грамм добыча - в год труды! - Он загадочно улыбался. — Вы достойны оды, Ольга Сергеевна. - И исчез. - Слово моё к умельцам, - обратился ко всем Анатолий Васильевич. — Давайте попытаемся сделать точно такие же пластинки. Впереди праздник археологов, и они нам пригодятся.
Владимирское региональное отделение Союза Писателей России
