В середине февраля к дому губернатора пришли женщины с детьми, требуя выдачи пособий за мужей, призванных в армию, задержка выплаты пособий составляла уже несколько месяцев. С ними беседовала госпожа Крейтон, поскольку её супруг на тот момент отсутствовал. И уже позднее, чтобы настроить народ против губернаторского дома, был распущен слух, что Губернаторша как будто сказала, что не верит в то, что они голодают, потому что голодные едят своих детей. «Был, если не ошибаюсь, январь 1917 года. У дома губернатора собралась большая толпа женщин, требовавших хлеба. А со мной в классе (гимназии) учился сын губернатора Крейтона. На другой день после разгона женщин этот губернаторский сынок оказался в явной изоляции от остальных учеников нашего класса. Он был сильно возбужден. Как я сам слышал, он бросил слова: “Всех надо перевешать!” Открытого эксцесса не произошло, но все от него отвернулись. Больше он в гимназии не появлялся» (Н.А. Орлов). Серьезную угрозу на предприятиях создало упразднение фабричной полиции. Губернатор докладывал Департаменту Полиции о создавшейся ситуации на фабриках и заводах в связи с этим актом. Не получив ответа на свои вопросы и предложения, он просит министра внутренних дел разрешить лично прибыть в Петроград для доклада. 22 февраля 1917 г. Крейтон посылает «конфиденциально» письмо с объяснением причины прибытия в столицу: «...желание лично представить доказательства настоятельной необходимости не только сохранения, но и увеличения должностей частновладельческой полиции взамен упраздненной фабричной...» Днем 28 февраля 1917 г. во Владимире, Коврове, Муроме, Александрове были получены телеграммы о начавшейся революции в Петрограде. 28 февраля в Коврове начальником станции получена телеграмма члена Гос. Думы Бубликова о свержении в Петрограде старой власти и об образовании Думой нового правительства. Сообщая о получении этой телеграммы губернатору, Ковровский исправник пишет, что она «оказала сильное впечатление на железнодорожников, но движение по линии идет прежним порядком». В Муроме получена телеграмма Родзянко и Бубликова, сообщающая о свержении самодержавия и организации Временного Правительства. Муромский исправник пишет губернатору, что расположенный в Муроме 205 пех. зап. полк «внушает большие опасения». 1 марта начальником ст. Александров получено и прочитало находившейся на вокзале публике сообщение о свержении самодержавия. Сообщение было принято с восторгом и приветствовалось криками «ура». 1 марта во Владимире получены сообщения о революции в столицах. По городу распространяются листки с обращениями Госуд. Думы и отрывочными сведениями о событиях в Москве и Петрограде. Вечером 1 марта губернатор Крейтон пригласил к себе на совещание губернскую и уездную земские и городскую управы и нескольких местных общественных деятелей. Явились: С.А. Петров, Ф.К. Пришлецов, А.И. Куроедов, П.В. Кутанин, А.А. Протасьев, М.П. Соков, Н.Н. Сомов, И.Т. Тихонов, А.И. Кузнецов, М.П. Бабушкин, Г.Г. Козлов, А.Н. Молитвословов, Ф.В. Муханов, Н.Н. Овчининский и П.А. Никитин. Цель приглашения была неизвестна и выяснилась только на месте из речи Крейтон о том, что положение его затруднительно, что он на 60 часов был совершенно отрезан от сообщения с правительством, а теперь видит, что телеграф захвачен восставшей Думой или ее частью, находится в руках депутата Гронского. Крейтон доверять ему не может, а между тем должен что-нибудь делать. События могут развернуться так, что нужно будет что-нибудь решиться, почему, ему, Крейтону, и нужны приглашенные, чтобы действовать с наибольшей пользой для населения. Он будет созывать представителей губернских учреждений на совещание и предлагает в это совещание избрать по 2 представителя от губернского уездного земства и города. Определенных каких-нибудь мер Крейтон не предлагал и ему было отвечено, что такая цель и характер такого совещания собравшимся не ясна, на что без поручения городской думы и земства присутствующие ни в каком совещании участвовать не могут. При этом Н.Н. Сомов указывал Крейтону, что он уже получил телеграмму от Родзянко о том, что Государственная Дума взяла правительственную власть в свои руки, и он, Сомов, как депутат Думы, тем более не может участвовать в губернаторских совещаниях, а как городской голова, должен доложить обо всем городской думе. В это время стали получаться пачками телеграммы, в которых первые уже были напечатаны и продавались на улицах, но еще не дошли до губернатора. Тогда Крейтон заявил собравшимся, что при таком отношении уже отпадает второе его предложение, а он хотел на первый раз выпустить воззвание, что все, что сообщается, пока только смутные слухи, и он предлагает сохранять спокойствие и порядок. На это присутствовавшие возразили, что такое воззвание они, конечно, не подпишут, а если понадобится какое либо воззвание, то это уже сделает в городе дума. На замечание одного из присутствовавших, что старого правительства, очевидно, не существует, Крейтон возразил, что это ни откуда не видно и спросил, чему же верят присутствовавшие? Ему ответили, что, по их мнению, власть принадлежит Государственной Думе. Крейтон растерянно и сухо простился, и совещание кончилось. 2 марта Владимирский губернатор обратился к полицеймейстерам и исправникам губернии с циркуляром по поводу забастовочного движения в губернии, — «Забастовки, — говорится в циркуляре, — в настоящее тревожное время напряженной нашей войны с коварным о сильным неприятелем, стали явлением почти повсеместным, имеют весьма упорный характер и как происходящие на фабриках и заводах, работающих на оборону, приносят громадный вред нашему отечеству». Начальникам полиции циркуляром предписывается «иметь постоянное строгое личное наблюдение за всеми находящимися в пределах вверенных им уездов фабриками и заводами и принять все зависящие от них меры к недопущению подобных нетерпимых явлений». 2 марта во Владимире, на улицах города расклеено следующее обращение губернатора к населению: «В течение последних дней в печати появились сообщения о ходе текущих событий и о перемене правительства. Никаких, однако, положительных данных, в какой мере эти сообщения соответствуют действительности, — я не имею, а потому и обращаюсь к населению губернии с призывом к тому, чего, я уверен, желают и все благомыслящие люди. Нам необходимо сохранить спокойствие во что бы то ни стало, зная, что всякий беспорядок лишь на руку врагу России, в борьбе с которым полегло столько наших братьев, сыновей и отцов. Нам нужно, сплотившись воедино, не прерывать ту ежедневную работу, которую мы несем, в силу взятого на себя долга перед родиной, перед государем, перед армией, стоящей грудь с грудью с врагом, перед нашими близкими. Помните, что слухи и печать не заключают в себе пока ничего достоверного, сдерживайте увлекающихся, сдерживайте горячих и скорых на всякие непродуманные, непоправимые решения. Россия должна победить немца, а мы должны неустанно делать дело, к которому каждый из нас приставлен. Сея тревогу, сея волнения, мы помогаем врагу России». 2 марта, вечером в губернаторском доме было продовольственное совещание с участием вызванных из уездов земских и городских представителей. Представители г. Владимира на этом совещании не присутствовали, так как городская Дума в это время обсуждала происшедшие в столицах события. В Думе шли выборы комиссии, члены которой на утро 3 марта вошли в состав Исполнительного Комитета. Продовольственное совещание шло до 10 часов вечера, когда в городе движение уже начиналось. В 12 час. ночи в Думу явился Владимирский полицеймейстер Иванов и предложил принять от полиции оружие. По городу распространилась информация, что для установления новой власти во Владимир ночью из Москвы прибудет делегация военных. Она состояла из четырёх солдат и матроса, которых уже ждал народ и революционно настроенная команда выздоравливающих солдат из Никитских казарм в количестве 50 человек. Именно на них делалась ставка. Они были на фронте, получили ранения и знали, что такое война не понаслышке. Начальник гарнизона города Владимира Командир 41-й пехотной запасной бригады генерал майор Гамбургцев отдал 2 марта в 11 часов вечера распоряжение по телефону командиру 668 пешей Владимирской дружины о высылке на станцию полуроты солдат, и в тоже время разрешил соединенное совещание командиров батальонов и рот 82 и 215 пех. запасных полков для выработки мер к подавлению восстания. Когда же выяснилось, что полурота 668 пешей Владимирской дружины выступить для ареста делегации отказалась и командир дружины полковник Сорохтин доложил об этом по телефону генералу Гамбургцеву, тогда последний распорядился выслать для вышеуказанной цели учебную команду 82 пехотного запасного полка и лично поехал в 82 и 215 пехотные запасные полки, расположенные совместно, для организации вооруженного сопротивления. 3 марта с поездом из Москвы прибили делегаты, к которым немедленно примкнули команды Управления Воинского Начальника, Владимирская команда выздоравливающих и часть жителей гор. Владимира. Вот что писал Н.А. Орлов. «В конце февраля 1917 года я отправился на вокзал купить газету. С поездом во Владимир прибыли представители из Москвы. Помню, на стол встал матрос, который недолго, но горячо говорил о революции. Отсюда вместе со всеми отправился в казармы около вокзала (рядом с церковью). Здесь была поднята воинская часть, которая сразу встала на сторону революции. Какой-либо попытки к противодействию со стороны командования этой части я не заметил. Отсюда мы направились к дому губернатора Крейтона. Кто руководил этим процессом, сказать не могу. Остановились у дома губернатора». Отряд под руководством солдата Карманова и старшего унтер-офицера Кокурина двинулся прямо к дому губернатора (ныне ГТРК). У дома губернатора никакой охраны не было, но неожиданно для всех у освещенной входной двери особняка, как часовой, возник начальник городской полиции полицмейстер Иванов, который здесь же и был арестован, сорвали шашку и револьвер, причем, по словам очевидцев, ему «камнем разбили очки и бровь, и он до самой тюрьмы шел, закрывшись платком». Вслед за Ивановым, уже в самом доме, был арестован и губернатор. При аресте он не оказал никакого сопротивления, только удивленно промолвил: «Ведь я присоединился к новому правительству!» В два часа ночи арестованные были отправлены под конвоем в здание городской думы и содержались под конвоем 10 человек. После этого толпа направилась к казармам 668 пешей дружины, где, после некоторых пререканий с командиром дружины, солдаты присоединились к толпе, всего стало не менее 500 штыков, из которых было выделено 50 солдат для усиления караула и для занятия почты, которую взяли в свое распоряжение около 3-х часов ночи. С оркестром музыки толпа направилась к казармам 82 и 215 запасных полков. Высланная командиром 82 пехотного запасного полка полковником Тарасовым по распоряжению генерала Гамбургцева учебная команда разделилась и направилась по двум параллельным улицам, при чем часть, шедшая по Дворянской улице, встретилась с восставшими войсками и народом и после короткого увещевания присоединилась. У Золотых ворот состоялась встреча с отрядом подполковника Штинского - сторонника царского режима, который ехал верхом на коне во главе отряда для наведения «порядка» в городе. И тут кто-то из солдат крикнул: «Кончайте с ним, братцы! Хватит, попили нашей кровушки!» Все, кто стояли рядом с полковником, моментально набросились на него, свалили с коня, разоружили и сорвали погоны. Соколов лично участвовал в стаскивании с коня подполковника Штинского. Соколов-Соколенок писал: «разбушевавшегося подполковника с коня стаскивал и я вместе с другими. По-мальчишески цепко, помню, схватил его за левую ногу и разжал пальцы только тогда, когда подполковник уже валялся у ног лошади. В этой своей первой «боевой» операции я был даже ранен, рассадив руку о подполковничью шпору». Генерал Гамбургцев, получив донесение от командира 668-й пешей Владимирской дружины полковника Сорохтина, что солдаты дружины присоединились к восставшим, отдал полкам следующее распоряжение: приготовиться к вооруженному сопротивлению, для чего выдать боевые патроны, некоторым ротам рассыпаться в цепь, и все возвышенности, удобные для стрельбы, занять отдельными взводами. Означенное распоряжение было приведено в исполнение. Толпа солдат и горожан подошла сначала к расположению 82 пех. зап. полка, солдаты которого отдельными группами начали к ней присоединяться. Командир полка Тарасов и нач. гарнизона Гамбургцев пытались было удержать солдат от перехода на сторону народа, но, видя неудачу своих усилий, ушли в 215-й полк, который считался более «надежным». 215-й полк встретил толпу в боевой готовности. Командир полка полковник Евсеев в присутствии генерала Гамбургцева при приближении толпы отдал приказание стрелять, когда же по его команде «пли» залпа не последовало, он стал призывать солдат быть верными старому правительству и слушаться его команды, но в этот момент был арестован вместе с генералом Гамбургцевым подоспевшими войсками и народом и впоследствии передан для содержания под арестом во Временный Владимирский Губернский Исполнительный Комитет. «Кстати, не пройдет и часа, как я стану участником точно такого же «ниспровержения» с лошади реакционно настроенного командира 215 полка полковника Евсеева, которого мы разоружили в расположении его собственного полка», - гордо вспоминал Соколов-Соколенок о событиях 3 марта во Владимире. Солдаты 215 полка примкнули к восставшим и город целиком стал во власти народа. «Генерал (фамилии его я не знаю) и молодые офицеры, часть из которых я помню в их бытность гимназистами старших классов, были арестованы под недружелюбные высказывания солдат. Под их плотным эскортом офицеры были направлены в центр города. Я следовал в общей массе. По дороге в своих квартирах были арестованы еще двое-трое представителей власти». Этот процесс я наблюдал, но арестованных не знал. По прибытии на площадь около здания банка я, немного отстав, наблюдал, что молодые офицеры, только что шедшие в качестве арестованных, среди солдатской массы, сняв погоны, уже занимались организованной деятельностью (Генерала тут не было). Они очень активно выстраивали народ и солдат буквой "П“ по сторонам площади. Оказывается, ждали из тюрьмы освобожденных политзаключенных. Они появились. Состоялся митинг. Я почти ничего не помню из того, что говорилось. Репродукторов тогда не было, слушать было трудно, но смысл был ясен. Всем и все кричали "Ура!”». В 5 часов утра пришла к городской думе какая то команда в составе около 100 штыков, и 3-х офицеров, якобы для освобождения арестованных, но караульные не допустили их в городской дом для освобождения. Стойко продержались до прихода всей толпы с оркестром музыки в составе около 2000 штыков. Во избежание эксцессов, решили увести арестованных в дом губернатора, где и поместили их во втором этаже в одной комнате. Было расставлено 40 человек конвоя, с арестованными обходились корректно. Такое обхождение подало губернатору мысль попросить принести кровать ему. Но ему ответили, что солдаты сами спят в холодных, сырых казармах и на грязных нарах, и у арестованных есть кушетки, на которых они могут превосходно спать. На это губернатор ничего не ответил, сел на кушетку и грустно опустил голову, и полицеймейстер волновался и смотрел сквозь синие очки на журнал. Солдат из команды выздоравливающих... Д.В. Карманов, подробно описал обстановку губернаторского дома, нервное состояние губернатора, который беспрестанно ходил по кабинету, твердя, что его жена не могла сказать тех слов, которые ей приписывали. Потом губернатор умолял передать народу, что он не говорил, что вместо хлеба будете есть своих детей, усердно просил беречь его семейство, каковое и пошел проверять: на лицо оказались 2 сына и мать, но не было его жены, которая вскоре явилась в деревенской рваной куртке, разбитых валеных сапогах, покрытая грязной шалью и сказала: «Я ушла, потому что боялась, что будут меня бить». Ее уверили, что никто не тронет пальцем, и предложили ей явиться к конвою для того, чтобы ее знали солдаты в лицо. Она попросила позволения переодеться. После этого ей была предоставлена свобода, без права выхода на улицу. Все конвойные посменно прошлись по комнатам и увидели ковры, цветы, мебель, портреты и пр. Конвойные были голодны, но ни один из них не тронул кусок сливочного масла, лежащего на столе.
Утром 3 марта по городу проследовал возглавляемый перешедшим на сторону революции прапорщиком Каном отряд восставших солдат. Обращение: «Товарищи, мы против царя и против войны. Присоединяйтесь к нам!..» при их встрече с войсками владимирского гарнизона подействовало безотказно. Солдаты тотчас разоружили своих офицеров и присоединились к восставшим. Их колонна, разраставшаяся за счет солдат и горожан, продолжала свой путь под оркестровые звуки «Марсельезы» и песни «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног...». Пели их и мальчишки, вышагивающие впереди колонны рядом с бравым прапорщиком Каном. Около 12 час. дня к революционным войскам присоединились 82 и 215-й полки. Выстроившись поротно, полки гордо и радостно двинулись, с 2-мя оркестрами музыки, к городской думе. По дороге арестовали вице-губернатора и доставили в дом губернатора, откуда, прихватив жену губернатора Крейтона, всех арестованных направили в местную тюрьму. У дома губернатора собралась большая толпа, и требовала губернатора. На требования народа вышел офицер, с балкона сказал небольшую речь, что губернатор здесь арестован и находится в надежных руках, т. е. не сбежит... народ заволновался, стал кричать, что место ему в тюрьме... обещали довести до места. Люди, стоявшие около дома, взяли друг друга за руки и образовали таким образом проход, по которому под конвоем повели губернатора... его жену и полицмейстера Иванова в тюрьму. «Вдруг в этом тихом богоугодном граде Владимире разразилось такое, чего я никак не ожидал», - начал свой рассказ о Февральской революции во Владимире Иосиф Львович Долинский. О революции Иосиф, как и его соученики, узнал в училище, перед контрольной работой по алгебре. «Дорогой наш учитель, которого сейчас боимся, как огня, все смотрит в окно и не пишет ничего на доске. Душа замирает от страха. И вдруг этот мирный человек кричит: «Листки и книги ославьте, скорей одевайтесь, все на улицу! Царя сбросили! Освобождайте институток, ура!»... Мы, как шальные, точно сорвавшиеся с цепи, бежим в раздевалку, одеваемся, врываемся через закрытую дверь к институткам, бежим по этажам, зовем институток на улицу. ... Учительницы в панике. ... Инспекторша вне себя, кричит на нас: «Нахалы, какое право...». А институтки, даже скромницы, обыкновенно на улице чинно гуляющие парами, с опущенными глазами, теперь побежали в раздевалку, одевались быстрее нас, и вот мы все на улице. ... Бог ты мой, что творится на улице! Народ в богомольном Владимире весь вышел на улицу, кричит, неистовствует!.. Мы всей ватагой отправились арестовывать губернатора и вице-губернатора. Но губернатор, вице-губернатор, городской голова и многие важные чиновники уже были арестованы, а мы, подсобная сила, только явились. И тут я понял: Кондаков нервничал не из-за контрольной. Потом я узнал, что дело было не такое уже простое. Во Владимире было серьезное войско, начальство ночью еще получило приказ стрелять всех, кто появится на улице. Некоторые офицеры с семьями жили в том же доме, где и мы. Папа, который в это время был дома, удивился, что ночью вызнали офицеров в казармы. Он не спал всю ночь, чувствуя, что что-то назревает, что неспроста вызвали офицеров. Проверил ставни, хорошо ли закрыты, ибо знал, то в случае заварухи в первую очередь будут бить «жидов» и рабочую бедноту. Он чего-то ждал. Подпольный комитет ночью получил извещение из Москвы о начале революции, вышел из подполья и направился к войскам. Когда представитель подпольного комитета туда прибыл, войска уже были выстроены. Комитетчики обратились к солдатам и офицерам с речью, объяснив, что революция уже произошла, что сопротивляться неразумно, что с часу на час они ждут революционные войска, что не стоит проливать кровь рабочих, что надо перейти на сторону революции, что царь и царская семья арестованы. В рядах войска были революционеры и среди солдат, и среди офицеров, кстати, как потом оказалось, они жили в одном доме с моей семьей. Это решило дело: они выступили, сообщили офицерам и солдатам, что все это правда и незачем сопротивляться, проливать зря кровь, и так ее много уже пролито на фронтах. Все решилось быстро: войска объявили, что они на стороне Революции... Оказалось, что взрослые решили вести губернатора через весь город к тюрьме, чтобы все-все видели, что глава губернии схвачен, и над ним будет суд. Наш математик, который был уже там, через Кондакова велел образовать сильное кольцо из самых здоровых, в середине будет губернатор, и так кольцом вести его в тюрьму. Вице-губернатора, больного и городского голову отправили в тюрьму в карете заранее. Мы образовали кольцо - это были старшие ученики реального училища и мы с Кондаковым из нашего класса. Вели губернатора, тонкого, высокого, с поднятым воротником. Мы двинулись под руководством кого-то из взрослых ... Откуда взялся народ?! Нас окружили, сжали, кричали таким криком, что слов, видимо, страшных, разобрать было невозможно. Бросали в губернатора чем попало: снегом, корками гнилого хлеба... Круг двигался медленно. Народу было столько, что, несмотря на множество снега в городе, все кругом казалось черным-черно. До «Золотых ворот» кое-как довели, а у нашего училища началось такое, невообразимое, особенно со стороны женщин, что круг оказался почти смятым, хотя мы и держались за руки крепко. Одна молодая крестьянка, которая оказалась около меня, с каким-то особым неистовством рвалась именно через меня к губернатору. Она крикнула мне, улыбаясь: «Что он тебе - сват? Что ты его, еврейчик, охраняешь?». Я улыбнулся ей в ответ: «Нет, хорошая, самосуда устраивать не дадим». Не то слово «самосуд», не то слово «хорошая», не знаю, но что-то в моем ответе ей понравилось. Она, белозубая, расхохоталась мне в лицо и все же, крича «самосуд, хорошая», что-то черное, кажется, старую катюшу, бросила в губернатора. А он двигался медленно, держа одной рукой воротник, другой махая, точно он в строю. У «Золотых ворот» нас сменили... Рассказывали, что все же до тюрьмы губернатора довели. Самосуда не было. ... Я шел по улице. Тротуаров не было видно - столько народу вывалило из домов ... ». Губернаторша была фактической правительницей губернии. Против нее и было больше всего озлоблено население. Губернатор только уговаривал всех: — Не трогайте ее. Уж, если хотите бить, так бейте меня... До Студеной горы шли спокойно... Возле кузницы, у Московской заставы, озлобление толпы дошло до крайнего предела. Полицмейстеру Иванову разбили все лицо, губернатора уронили на мостовую и кто как сумел ударить - кто ногой, кто кулаком. А жену бабы драли за волосы и характерно вытащили привязную косу и стали ругаться: «Ах сволочь, да у нее и волосы-то чужие». Женщин смогли унять, новая попытка расправиться была предпринята около тюремных ворот, но из-за огромного скопления народа не удалась: «хотят ударить, а бьют друг друга». Особо отличился тогда известной своей жестокой расправой с революционерами в 1905 г. — торговец Байкус. В пятом году он бил революционеров, в 1917, по-видимому, спасая свою шкуру, лупил губернаторскую чету. Внимание разъяренных людей было отвлечено новым событием: к тюрьме подъехал Алешка-цыган, в телеге под конвоем агенты охранного отделения. Во Владимире, кроме губернатора, его жены, полицеймейстера, начальника гарнизона и командиров полков, арестованы: вице-губернатор Мясоедов, начальник управления земледелия Дартау, нач. сыскного отделения Киселев, сыщики — Кузнецов, Горьков, Фирсов и Шихман, жанд. полковник Будницкий. В тюрьму были отправлены губернатор Крейтон, его жена, вице-губернатор Мясоедов и полицеймейстер Иванов. В помещении управы содержались генерал Гамбурцев, полковник Тарасов, полковник Евсеев, жандармский подполковник Будницкий, а также Дартау и ревизор акцизного ведомства А.Д. Бер, явившийся добровольно и в полном составе сыскное отделение. Вечером 3 марта арестованы и доставлены в тюрьму правитель канцелярии губернатора Трегубов, Штенгер, Фон Киот, Корякин и Мореншильдт. В губернском правлении обнаружен склад винтовок и патронов к ним. В квартиру арестованного Дартау стали являться подозрительные лица, предлагая свои услуги к охранению имущества, требуя выдачи оружия и спирта. Установлено, что одним из таких охранителей являлся бывший полицейский Федоров. Врач 27 военного госпиталя Данилович по распоряжению В.И.К. арестован и находился под караулом при И.К. Жандармский унтер-офицер Седых постановлением В.И.К. в виду болезненного состояния освобожден от ареста и обязан явиться через две недели. Власть в губернии была обезглавлена; но осталась еще городские и уездные думы, все еще действующие на своих постах чиновники, городская продовольственная управа (Царицынская ул., дом Васильева). А за пределами города оставались земства с их многообразными обязанностями (кстати, последняя обязанность земств - поддержание порядка силами новой, только что организованной милиции). Осталась железная дорога со своей администрацией и своим профсоюзом (Викжель); оставались объединения (съезды) промышленников в уездных городах. На них пока еще держался хрупкий мир и порядок…
3 марта 1917 г. во Владимире, на заседании городской думы и других общественных организаций, организован Владимирский Временный Губернский Исполнительный Комитет, принявший на себя управление городом и губернией. Комитет расположился в новом здании Дворянского Пансиона. Председателем губернского временного исполнительного комитета избран С.А. Петров (председатель губернской земской управы, кадет), товарищами председателя - Н.Н. Сомов (городской голова Владимира, октябрист), И.А. Лапшин (меньшевик), Г.Г. Козлов (кадет) и Н.Н. Овчининский (гласный Владимирской городской думы, кадет).
Комиссия по делам арестованных
«В заседании Комитета 6 марта постановлено 1) существующую Комиссию по освобождению политических усилить следующими лицами: Сигизмундом Валериановичем Ковалевским и Иваном Ивановичем Воиновым, 2) довести до сведения администрации каторжной тюрьмы об оставлении ее на своем месте с полным подчинением Комитету, 3) по вопросу обследования запасов продовольственных продуктов в гор. Владимире избрать в Комиссию: трех членов от Исполнительного Комитета — М.Н. Останкова, В.И. Сергеева и К.И. Мордвинова, двух членов от Зeмско-Городской Комиссии, одного от Уездного Земства и одного от кооперативов, 4) просить Заведующего интендантским продовольственным складом собрать полные и точные сведения о продовольствии, имеющемся на лицо на продовольственном складе и в частях войск гарнизона… 5) утвердить постановление Комиссии об аресте врача 27 госпиталя Данилович, 7) утвердить членами Исполнительного Комитета выбранных на общем собрании служащих Губернского Земства Д.А. Дмитриева, М.П. Андреева, Н.Г. Морякина, Крашенинникова, А.А. Благонравова и И.С. Грибунина». «ПЕТРОГРАД. 7 марта. Указ Временного Правительства об амнистии. B исполнение властных требований народной совести, во имя исторических справедливостей и в ознаменование замечательного торжества нового порядка, основанного на свободе, объявляется общая политическая амнистия». «7 марта 1917 г. в заседании Комиссии по делам арестованных рассмотрены следующие дела: просьбы — инженера Федорова о разрешении свидания с Мореншильд, супруги Штенгер и фон-Кнаут о свиданиях с мужьями — эти три просьбы отклонены; разрешено свидание Д.А. Нароч с детьми Крейтон; разрешена передача писем и повестки Мореншильд; задержанные пристав 1 ст. Юрьевского уезда Филоматов, стражники Ег. Парфенов и Михаил Колесников, арестованные у Начальника Гарнизона, направлены в распоряжение Воинского Начальника с тем, чтобы люди призывных сроков были приняты в ряды войск, задержанный в с. Овчухи П.М. Афанасов, обвиняемый при выдаче пайков солдатск. семьям, бывший председатель волостного попечительства, направлен к Уездному Комиссару для производства дознания; направлены в распоряжение Воинского Начальника, также стражник С.Н. Баландин и пристав 4 ст. П.К. Катков. Постановлено запросить об отношении к отбыванию воинской повинности В.Ф. Кулева и С.П. Каткова, а также пристава П.П. Левитского, в виду поданных ими заявлений о принятии в милицию; произвести дознание об Иване Нефедове для выяснения личности; заявление полицейских чинов 2 ч. передать Воинскому Начальнику; письма В.Н. и М.Д. Крейтон просмотрены и разрешены к передаче; разрешено Дартау получить 2 посылки, супругам Крейтон разрешено видеться в тюрьме; просьба Трегубова передана Палицину; передано письмо капит. Сорохтину; пастору Англиканской церкви Норт и великобританскому подданному Чарнок разрешено свидание с В.Н. и М.Л. Крейтон решено обратиться к типографиям с указаниями на их право не печатать недопустимых по их мнению произведений» («Известия Владимирского Губернского Временного Исполнительного Комитета», №3, 8 марта 1917). Власти разрешили бывшему губернатору писать письма и свидания с женой. «От министра юстиции получена телеграмма: «Все преступления, совершенные от 23 февраля до 6 марта, к возбуждению дел не подлежат». От министра председателя князя Львова на имя комиссара получена следующая телеграмма: «Временное правительство нашло возможным освободить губернатора, вице-губернатора и других чинов губ. администрации, а также чинов жандармской полиции, арест которых не был вызван прямыми действиями их против установленного порядка. О лицах же, освобождение которых вы признаете невозможным, телеграфируйте подробно» («Старый Владимирец», 10 марта 1917). В заседании Исполнительного Комитета 8 марта после оживленного обмена мнениями единогласно постановлено признать преждевременным освобождение всех вообще арестованных в настоящий момент. 10 марта Губернский временный исполнит. комитет постановил освободить из-под ареста вице-губернатора Мясоедова. Узнав об этом постановлении, представители 215 пех. зап. полка заявили комитету, что весь Владимирский гарнизон энергично протестует против освобождения арестованных в дни переворота представителей старого режима. «Распоряжением Временного Исполнительного Комитета разрешены свидания с арестованными следующим лицам: Н.Е. Карелиной с мужем ее, В.Т. Карелиным, и ближайшим родственникам А. Сидоровым, О.М. Байкус с арестованным Байкусом, В.Г. Мореншильдт с находящимся в тюрьме мужем ее и гимназисту Ровнину с заключенным в тюрьму отцом его — Е.П. Ровниным. Относительно находящегося в тюрьме М.И. Трегубова начальник тюрьмы извещен, что свидания с ним должны быть разрешаемы на общих основаниях» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №6, 11 марта 1917). «На имя Московского Окружного Военно-Санитарного Инспектора Владимирским Губернским Временным Исполнительным Комитетом послано телеграфное извещение об аресте старшего врача 27 сводного эвакуационного госпиталя Даниловича с просьбой перевести означенного доктора в иную губернию» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №4, 9 марта 1917). «Арестованный по распоряжению Исполнительного Комитета старший врач 27 госпиталя X.Г. Данилович в настоящее время распоряжением военно-санитарного управления командируется в Харьков в 21-й санитарный поезд. » («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №6, 11 марта 1917). «Исполнительный Комитет препроводил врача Даниловича в распоряжение Начальника Окружного эвакуационного пункта, до сведения которого вместе с тем доводится, что врачу Даниловичу разрешается Комитетом остаться в г. Владимире для устройства своих личных дел на 3 дня» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №7, 12 марта 1917). «В заседании 11 марта 1917 года принимается предложение от имени комиссии об арестованных, числящихся за Комитетом, постановлено: освободить из группы арестованных не полицейских чинов: Трофимова и волост. писаря Карелина, солдата же Калмыкова, случайно попавшего под арест во время происходивших событий, передать в распоряжение Воинского Начальника. Обсуждается затем вопрос об освобождении Штейгера и фон-Кнаута, арест которых объясняется исключительно их немецкими фамилиями, постановлено: Штенгера и фон-Кнаута освободить. Что же касается Байкуса, то освобождение его признается преждевременным. Освобождение арестованных чинов администрации бывших: губернатора и полицеймейстера, а также жены губернатора признается преждевременным. Об остальных арестованных чинах администрации вопрос снимается с очереди. Принимается предложение поручить комиссии пересмотреть вопрос о 24 арестованных с Гуся-Хрустального» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №8, 13 марта 1917). «На имя Министра Юстиции А.Ф. Керенского Исполнительным Комитетом послана телеграмма следующего содержания: «Владимирский Губернский Исполнительный Комитет, обсудив заявление общеуголовных, содержащихся в местах заключения, о распространении на них указа об амнистии, и, находя, что заря новой жизни должна одинаково благотворно отразиться на всех без исключения гражданах свободной России, просит Вас, г. Министр Юстиции, внести в Совет Министров предложение об издании указа о сокращении наполовину как сроков, так и могущих быть наложенными судами за преступления, совершенные до 6 марта, наказаний для всех без исключения уголовных преступников и о смягчении режима» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №8, 13 марта 1917). «В заседании 12 марта 1917 года обсуждалась и удовлетворена просьба матери М.Л. Крейтон допустить в камеру последней, в виду ее болезненного состояния, сестру милосердия» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №9, 14 марта 1917).
Генерал Гамбургцев Начальник гарнизона города Владимира Командир 41-й пехотной запасной бригады генерал-майор Гамбургцев неизвестно кем осведомленный о том, что в ночь, на 3-е марта сего года в город Владимир должна прибыть из города Москвы делегация от войск и народа, примкнувших к Новому Правительству, отдал в 11 часов вечера распоряжение по телефону командиру 668 пешей Владимирской дружины о высылке на станцию полуроты солдат для арестования прибывающей делегации, и в тоже время разрешил соединенное совещание командиров батальонов и рот 82 и 215 пех. запасных полков для выработки мер к подавлению восстания. Когда же выяснилось, что полурота 668 пешей Владимирской дружины выступить для ареста делегации отказалась и командир дружины полковник Сорохтин доложил об этом по телефону генералу Гамбургцеву, тогда последний распорядился выслать для вышеуказанной цели учебную команду 82 пехотного запасного полка и лично поехал в 82 и 215 пехотные запасные полки, расположенные совместно, для организации вооруженного сопротивления. В час ночи с поездом из Москвы прибыли делегаты, к которым немедленно примкнули команды Управления Воинского Начальника, Владимирская команда выздоравливающих и часть жителей гор. Владимира. Соединившись вместе, войска и народ направились в город, где арестовали губернатора, полицеймейстера и других чинов полиции, затем пошли в казармы, занимаемые 668 пешей Владимирской дружиной, солдаты которой немедленно присоединились, и с оркестром музыки направились в расположение запасных полков. Высланная командиром 82 пехотного запасного полка полковником Тарасовым по распоряжению генерала Гамбургцева учебная команда разделилась и направилась по двум параллельным улицам, при чем часть, шедшая по Дворянской улице, встретилась с восставшими войсками и народом и после короткого увещевания присоединилась. Генерал Гамбургцев, получив донесение от командира 668-й пешей Владимирской дружины полковника Сорохтина, что солдаты дружины присоединились к восставшим, отдал полкам следующее распоряжение: приготовиться к вооруженному сопротивлению, для чего выдать боевые патроны, некоторым ротам рассыпаться в цепь, и все возвышенности, удобные для стрельбы, занять отдельными взводами. Означенное распоряжение было приведено в исполнение. По приходе в 82 пехотный запасный полк народа и войск солдаты такового вооруженного сопротивления не оказали и стали примыкать отдельными группами к восставшим, причем сильное сопротивление этому оказывал своим влиянием командир полка Тарасов, генерал же Гамбургцев, после нескольких неудачных попыток удержать солдат, ушел в 215 пехотный запасный полк, куда через некоторое время последовали войска и народ, здесь их встретили несколько рот в боевой готовности, причем командир 215 пехотного запасного полка полковник Евсеев в присутствии генерала Гамбургцева подал команду для стрельбы, когда же по его команде «пли» залпа не последовало, он стал призывать солдат быть верными старому правительству и слушаться его команды, но в этот момент был арестован вместе с генералом Гамбургцевым подоспевшими войсками и народом и впоследствии передан для содержания под арестом во Временный Владимирский Губернский Исполнительный Комитет. Прапорщик Кан, писарь Кокурин, унтер-офицер Власов. «В заседании Врем. Исп. Ком. 9 марта 1917 г. Принято постановление — передать арестованных офицеров Воинскому Начальнику для отправки в Штаб Военного Округа. В виду получения через Начальника гарнизона сообщения о распоряжении Военного Министра отправить генерала Гамбурцева в Москву и в виду возникшего сомнения в подлинности телеграммы, постановлено послать к Командующему Московским военным округом телеграфный запрос, прося немедленно ответить, как быть с арестованными офицерами и в частности с генералом Гамбурцевым» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №6, 11 марта 1917). «По поводу доклада делегата команды выздоравливающих Шеенкова о том, что генерал Подьяпольский во время посещения 1-й роты заявил: «генерал Гамбургцев и командиры полков: 82 Тарасов и 215 Евсеев арестованы шайкой каких-то хулиганов», как бы показывая этим о неправильном арестовании их, постановила: Просить через Исполнительный Комитет генерала Подьяпольского, чтобы он воздерживался от выступления перед солдатами по вопросам текущего момента. Исполнительный Комитет по телеграфу запросил командующего войсками Московского Военного Округа срочно ответить, куда направить арестованных здесь генерала Гамбургцева и других офицеров. Одновременно Исполнительный Комитет обратился по телеграфу к Военному Министру с просьбой подтвердить правильность телеграммы от 8 марта относительно освобождения генерала Гамбургцева» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №7, 12 марта 1917). «В «Известиях» Ваших №8 я прочел, что Военному Министру послана телеграмма о том, что я арестован «за организацию вооруженного сопротивления и приказ стрелять по войскам и народу, присоединившемуся к новому Правительству». Посему сим заявляю, что я не организовывал вооруженного сопротивления против нового Правительства. О нем мне стало известно лишь после, в городской управе, 3 марта. Все мои распоряжения (предварительные) были сделаны согласно секретного предписания ком-щего войсками. Все же дальнейшие распоряжения, как н-ка гарнизона, сводились лишь к поддержанию обычного порядка в частях и ведения занятий. Приказа стрелять я не отдавал. Команды 2—3 марта высылались лишь для задержания воинских чинов, не имеющих права быть в то время на улицах без увольнительных знаков. Этим командам, через ком-в полков было приказано действовать по обстоятельствам. Ни слова о стрельбе мною сказано не было. Радуюсь, что назначено следствие, на правильность и справедливость которого я теперь при новом Правительстве рассчитываю. Генерал-майор Гамбургцев. 13 марта 1917 г. г. Владимир». «В №8 «Известий» появилась заметка о том, что я арестован за организацию вооруженного сопротивления и приказ стрелять по войскам и народу. В целях восстановления истины, я должен заявить, что о новом Правительстве в ночь на 3 марта во Владимире ничего не было слышно. Меры были приняты только для поддержания порядка в полку, но при том категорически было выражено мною требование — никаких насилий не чинить, что и выполнено солдатами даже слишком точно, в ущерб обязанностям воинской службы, так как толпа проникла во двор, освободила арестованных, отобрала винтовки от караула, обезоружила меня и увела с собой. Где-же тут вооруженное сопротивление и с чьей стороны насилие... Полковник Тарасов. 13 марта 1917 года». «Военному Министру отправлена следующая телеграмма: «Генерал Гамбургцев, подполковники Тарасов и Евсеев были арестованы за организацию вооруженного сопротивления и приказ стрелять по войскам и народу, присоединившемуся к новому Правительству, а потому Владимирская военная комиссия при Исполнительном Комитете просит распоряжение Ваше об освобождении Гамбургцева отменить и назначить следствие» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №8, 13 марта 1917). «Предложено послать телеграмму Военному Министру следующего содержания: «Петроград, Военному Министру. Генерал Гамбургцев, полковники Тарасов и Евсеев были арестованы за организацию вооруженного сопротивления и приказ стрелять по войскам и народу, присоединившемуся к Новому Правительству, а потому Владимирская Военная Комиссия при Исполнительном Комитете просит распоряжение ваше об освобождении Гамбургцева, отменить и назначить следствие. Председатель Комиссии прапорщик Севитов» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №9, 14 марта 1917). «В заседании 14 марта 1917 года выслушивается затем сообщение о приезде адъютанта командующего войсками Московского военного округа, предъявившего предписание от командующего округом о препровождении с ним, адъютантом, в гор. Москву в распоряжение командующего арестованных, генерала Гамбургцева, полковников Евсеева, Тарасова, а также бывшего губернатора, губернаторши и вице-губернатора. При этом адъютант заявил, что от Исполнительного Комитета он должен получить сведения о причинах ареста перечисленных лиц. По обсуждении этого сообщения, принимается постановление передать генерала Гамбургцева и о других поименованных лиц начальнику гарнизона для препровождения их, в сопровождении адъютанта командующего войсками Московского военного округа, в гор. Москву в качестве арестованных. Сообщить командующему войсками военного округа о причинах, вызвавших арест генерала Гамбургцева и других с препровождением ему данных, добытых дознанием, произведенным военной комиссией. Уведомить также, что о причинах ареста бывшего губернатора и его жены будет сообщено особо. Относительно Мясоедова, в виду состоявшегося уже постановления Комитета о его освобождении, считать вопрос решенным» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №11, 16 марта 1917). «Военная при Исполнительном Комитете комиссия телеграфно обратилась к Военному Министру с ходатайством об отмене распоряжения об освобождении ген. Гамбургцева, полковников Тарасова и Евсеева и о назначении над ними следствия. В настоящее время от Военного Министра получена телеграмма следующего содержания: «Освобождение отменяю. О производстве расследования сообщаю командующему войсками. Снеситесь с ним. Военный Министр Гучков» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №11, 16 марта 1917). «Согласно телеграфному распоряжению Командующего войсками Московского военного округа от 11 марта, Исполнительный Комитет препровождает в распоряжение Коменданта г. Москвы генерала Гамбургцева и полковников Евсеева и Тарасова, причем доводить до сведения коменданта, что вышепоименованные лица 3 марта были арестованы народом и войсками за организацию вооруженного сопротивления и препровождены в распоряжение Исполнительного Комитета. Военная при Исполнительном Комитете Комиссия телеграфно обратилось к Военному Министру с ходатайством об отмене распоряжения об освобождении генерала Гамбургцева и о назначении следствия. С своей стороны Комиссия вынесла постановление о назначении специальной Комиссии для собрания сведений, обрисовывавших роль генерала Гамбургцева и полковников Евсеева и Тарасова в движении 3 марта» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №11, 16 марта 1917). «В заседании военной комиссии при Владимирском Временном Исполнительном Комитете 15 марта 1917 года заслушана и принята к сведению ответная телеграмма Военного Министра об отмене распоряжения об освобождении генерала Гамбургцева» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №12, 17 марта 1917). «Начальнику Губернской тюрьмы Комитетом предложено освободить из заключения содержащихся в тюрьме: Штенгера, Кнаут, Н.Н. Калмыкова, В.Н. Трифонова и В.Т. Карелина» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №9, 14 марта 1917). «В заседании 15 марта 1917 г. по выслушании доклада о вызове в распоряжение штаба Москов. воен. округа полковника Сорохтина, и прапорщика Зеге-фон-Лауренберг, постановлено: немедленно освободить этих лиц из-под стражи и передать в распоряжение командированных для сопровождения их воинских чинов. Вносится и принимается предложение об освобождении Бер, а также и присланных с Гуся стражников и чинов полиции, при чем препроводить последних в распоряжение Воинского Начальника, если только они не содержатся под стражей по распоряжению судебных властей» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №12, 17 марта 1917). «В ночь на 16 марта препровождены в распоряжение командующего войсками Московского военного округа следующие арестованные во Владимире лица: бывший губернатор В.Н. Крейтон, его жена, генерал Гамбургцев, полковники Евсеев, Тарасов, Сорохтин и прапорщик Зеге-фон-Лауренберг» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №12, 17 марта 1917). «В заседании 17 марта постановлением Исполнительного Комитета бывший полицеймейстер В.А. Иванов, вследствие болезни, переводится, как арестованный, на излечение в губернскую земскую больницу, где будет содержаться под присмотром местной администрации. В том же заседании состоялось постановление об отправлении арестованного Г.А. Дартау в сопровождении офицера в Москву в распоряжение уполномоченного по топливу проф. Новгородцева» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №14, 19 марта 1917). «Внесен на обсуждение вопрос об освобождении из-под ареста: Иванова, Мореншильдт, Трегубова, Корякина, Байкус, Будницкого и Дартау. Постановлено: 1) бывшего полицеймейстера Иванова на правах арестованного перевести на излечение в губернскую больницу, 2) в виду телеграммы профессора Новгородцева, основанной на распоряжении Министра Юстиции Керенского, препроводить Дартау, как арестованного, в Москву в распоряжение профессора Новгородцева, отобрав от него подписку в том, что он не будет проживать во Владимирской губернии; кроме того поручить Комиссии об арестованных опросить В.И. Джаксон о том, какие имеются в контроле указания о злоупотреблениях Дартау по службе, и сведения эти сообщить профессору Новгородцеву; препроводить Новгородцеву копию рапорта бывшего полицеймейстера Иванова о злоупотреблениях Дартау, поданного им бывшему Владимирскому губернатору, если этот рапорт сохранился; 3) от Будницкого отобрать через Губернского Комиссара установленную подписку и препроводить его в распоряжение воинского начальника, 4) относительно остальных поручить Комиссии об арестованных обсудить вопрос об освобождении этих лиц совместно с военной комиссией и свое заключение представить на обсуждение пленарного заседания Комитета. («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №14, 19 марта 1917). «Относительно лиц арестованных постановлено: Цупера отправить этапным порядкам в Казанскую губернию, на место его прежнего жительства; Корякина, фон-Мореншильдт и Байкуса освободить из-под стражи, и выслать за пределы губернии — первых двух до созыва Учредительного Собрания, последнего на один месяц; Трегубова не освобождать» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №19, 25 марта 1917). «От Мих. Ив. Трегубова, — бывш. советника Влад. Губ. Правления и В.А. Иванова, бывш. Владимирского полицеймейстера, — поступило ходатайство об освобождении их из-под ареста по рассмотрении предъявляемых к ним обвинений» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №23, 31 марта 1917). «Обсуждалось прошение бывшего советника Губернского Правления М.И. Трегубова об освобождении его из-под ареста. Постановлено: в виду имеющихся в кассе мелкого кредита данных о преступных действиях Трегубова, допущенных им во время заведования продовольственным делом в губернии, оставить Трегубова под арестом и просить совет Кассы Мелкого Кредита сообщить Прокурору Окружного Суда имеющиеся в кассе сведения о преступных действиях Трегубова на предмет привлечения его к уголовной ответственности. Удовлетворено прошение бывшего Владимирского Полицеймейстера Иванова об освобождении его из-под ареста» («Известия Вл. Г.В.Исп. К-та», №24, 1 апреля 1917). Губернским Исполнительным Комитетом 30 марта освобожден из-под ареста быв. полицеймейстер В.А. Иванов. 6 апреля освобождены из губернской тюрьмы числившиеся за Губернским Исполнительным Комитетом Мирошниченко, Бонземан и Попов.
Когда арестованных владимирского губернатора и его жену 17 марта привезли в Петроград, у Крейтона была сломана нога, и он очень страдал: для него в Министерский павильон была принесена лазаретная койка и приглашен врач Государственной думы. На другой день они, по распоряжению А.Ф. Керенского, были освобождены на поруки. Долгое время считали что Крейтон был расстрелян. Но потом выяснилось, что Крейтон избежал опасности революций и Гражданской войны. Он прожил остаток жизни во Франции и Швейцарии Там в Локарно 8 марта 1931 года Крейтон скончался на 60-м году жизни.
