Златовратский Николай Николаевич (1845 - 1911) – русский писатель.
Николай Николаевич Златовратский
Николай Николаевич Златовратский родился 14 [26] декабря 1845 г. во Владимире. Родился очень трудно, матушка мучалась им трое суток (он был первенец), родовые муки ее достигли такой степени, что все окружающие пришли к решению обратиться к местному приходскому батюшке с просьбой прибегнуть к помощи Высшей Силы и отворить в церкви царские двери. По-видимому, это было исполнено, и роды прошли благополучно. Родился «в сорочке», его мама эту «сорочку» хранила всегда в виде сверточка сухой кожицы в маленьком мешочке, показывала сыну и говорила, что это моя сорочка, в которой он родился, что это не со всяким бывает и что рождение в ней принесет ему счастье в жизни. После него родились еще две дочери, вскоре умершие. Фамилия Златовратский идет от его деда - диакона Николо-Златовратской церкви во Владимире, а прадеды его были крестьянами. Отец его, окончив духовную семинарию, был чиновником канцелярии губернского предводителя дворянства, по образованию и происхождению, как и мать Златовратского (Марья Яковлевна, урожд. Чернышева), принадлежал к духовному сословию. В детстве жил в сообществе своей третьей сестры и под неуклонным присмотром матушки и старой прабабки (по дедушке-дьякону), высокой, сухой, необыкновенно подвижной и хлопотливой старушки с сухим лицом, на котором особенно выдавался подбородок в виде табакерки под ее носом. Очевидно она производила на Н.Н. сильное впечатление, так как она пердставлялась ему яснее чем отец и мать. Отец был занят службой, мать хворала от частых родов, и «старая бабушка Катерина» являлась, стало быть, единственной деятельной, хлопотливой хранительницей домашнего очага и самой преданной его нянькой. Ранее она жила в деревне, где славилась как «начетчица» и «подвижница», ее приводили в пример, как необыкновенно сурового стоика, что она могла проводить на молитве целые дни и ночи, питаясь исключительно просфорой в день. О ней ходили легенды. Н.Н. был всегда проникнут к ней необыкновенным уважением, соединенным как бы с некоторым религиозным страхом. Прабабушка Николаю и его матушке читала что-то по «божественной» книге. Другим наиболее близким Н.Н. существом в то время был его добродушный дед, низенький, худенький старичок, служивший дьяконом в церкви. Он часто навещал их маленький домик на окраине города. Первым нахлебником, принятым к ним в дом, был семинарист - дядя Сергей (по матери). В то время Николай только что приступал к домашнему учению грамоте. По тогдашнему обычаю, матушка Николая вместе с прабабкой купили ему азбуку и указку и вместе с ним пошли в церковь отслужить молебен пророку Науму («пророк Божий Наум, наставь младенца на ум», молились тогда); по возвращении, все с молитвой, сдали его с рук на руки (ему было 6-7 лет) учителю, такому же высокому, черноватому и мрачному семинаристу, как и его дядя, который уже ожидал их прихода из церкви. Его первый учитель, несмотря на его суровый вид и на то, что он был уже «философ» (по семинарии), был очень добродушный человек. Николай в то время был живой и шаловливый мальчик, прежде чем начать с ним урок, учитель должен был предварительно розыскать мальчика или в саду, или на улице, и затем уже с разными ласковыми уговорами нести на руках домой и усадить за азбуку. В их доме, благодаря ли случайности или особому укладу семьи, царила благодушная в общем атмосфера и лишь от времени до времени прерывавшаяся какими-то необыкновенно нервными вспышками, когда и отец и мать преисполнялись злостью к себе, друг другу и к окружающим, и устраивали в своем доме на некоторое непродолжительное время, настоящий ад. Это, конечно, производило и на мальчика удручающее впечатление. Религиозный культ с самых первых дней его жизни играл довольно большую роль в домашнем укладе их семьи. Для матери религиозные обрядности составляли настоящий культ. Поступил во Владимирскую гимназию в 10 лет (см. Первое знакомство с нравами гимназической бурсы. кон. 1850-х годов). Посещал также землемеро-таксаторские классы в гимназии, получил звание землемера-таксатора, участвовал в обмере земель при проведении крестьянской реформы 1861 г.
Кружок Златовратских
Демократический кружок сложился вокруг семьи братьев Златовратских. В состав «интимного» кружка, как называл его Николай Николаевич Златовратский, входили отец будущего писателя Николай Петрович и его младший брат Александр Петрович, брат матери Сергей Яковлевич Чернышёв, а также преподаватель семинарии и чиновник по особым поручениям Николай Яковлевич Дубенский. Других имён Н.Н. Златовратский не назвал, но из текста воспоминаний видно, что это была учащаяся молодёжь, возможно, молодые преподаватели семинарии и гимназии, студенты столичных вузов, приезжавшие на каникулы. Другими источниками сведений о кружке Златовратских являются переписка Александра Златовратского с Н.А. Добролюбовым и его воспоминания, написанные по просьбе Н.Г. Чернышевского вскоре после смерти Добролюбова. Н.Я. Дубенскому, кроме того, посвящён очерк А.В. Смирнова, хотя в нём Николай Яковлевич характеризуется, в основном, как учёный агроном и исследователь Владимирской губернии. Зато роль Дубенского в деятельности губернского комитета по крестьянскому делу, его взгляды хорошо прослеживаются в развитии конфликта между ним и помещиками-крепостниками, членами комитета, что нашло полное отражение на страницах журнала заседаний комитета. Эпоха общественного подъёма коснулась всего Владимира. «В общей даже сугубо крепостнической атмосфере нашего города как-то подсознательно чувствовалось, что за этим «крестьянским» освобождением скрывалось нечто ещё более глубокое, какое-то иное, не только крепостное, но общее, духовное освобождение человеческой личности вообще», - вспоминал Златовратский. Разумеется, никаких организационных и программных установлений в кружке этой передовой интеллигенции Владимира вовсе не было. Но общая атмосфера подъёма, ожидания перемен, чтение «Колокола», «Современника», стихотворений А.Н. Некрасова, сочинений Руссо, привозимых студентами из столиц, всё это рождало стремление действовать. Большой заслугой кружка была просветительская деятельность. Его стараниями в 4 июля 1859 г. в городе была открыта частная публичная библиотека. Инициатором и учредителем библиотеки считался Николай Петрович Златовратский. Однако это было общее дело: все помогали составлять каталог будущей библиотеки, следить за новинками, выписывать их, в том числе самые прогрессивные произведения русских и зарубежных писателей и журналы. На Николая Петровича легли лишь организационные вопросы: получение разрешения на открытие библиотеки, хлопоты о помещении, выдача книг и т.д. В ее открытии сын, учившийся в то время в местной гимназии, оказывал ему серьезную помощь. Помогая взрослым в составлении каталогов, размещении и выдаче книг, Николай Златовратский, по его признанию, пережил духовное «преображение», приохотился к чтению. До конца пришлось Николаю Петровичу нести ему и все тяготы, связанные с библиотекой. Когда под влиянием наступившей реакции у библиотеки было отобрано помещение в Дворянском собрании, его многодетной семье пришлось потесниться и приютить в своём доме многострадальную библиотеку. На библиотеку возлагались большие надежды. И она действительно пользовалась популярностью в городе, особенно среди молодёжи, так как за небольшую плату предоставляла возможность познакомиться с новыми книгами и журналами. Однако сама история библиотеки с её печальным концом показала, как непрочны были надежды на все либеральные реформы и обещания сверху.
Прошение на издание своей, частной газеты было подано Николаем Петровичем, а в ожидании разрешения студенты в начале июня 1861 года тайно привезли в дом Златовратских печатный станок. В «Воспоминаниях» Н.Н. Златовратского есть страницы, посвящённые этому событию: «Когда, проснувшись, я заглянул в зальце, в котором на полу вместе с тюками ночевала молодёжь, я увидел, что все уже давно встали и хлопотливо возились около распакованных тюков, а посредине зальца стоял он, о котором так часто говорили намёками и по секрету в последний год в нашем интимном интеллигентском кружке как о каком-то мистическом достижении, что для наших обывателей было равносильно чуду. И вот это «чудо» теперь красовалось в нашем зальце». «Уже к вечеру стали заходить кое-то из интимных друзей нашей семьи и, как будто случайно, заглядывали в маленький кабинет, куда всё же по настоянию отца был передвинут и спрятан он; они изумлённо и весело вскрикивали: “А! Приехала штучка-то?.. Пора, пора! Не всё же из казённого горшка похлёбку хлебать... Пора и свой заводить”». Через неделю из Рязани приехал Александр Петрович Златовратский. На конспиративном собрании обсуждался план издания будущей газеты, которую предполагалось начать издавать с осени. Власти ещё тянули с разрешением, и Николай Петрович опасался за исход дела. Однако молодёжь активно обсуждала перспективы будущей работы.
В деле издания газеты «Владимирский Вестник» должен был принять участие Добролюбов - товарищ по Педагогическому институту и друг Александра Петровича Златовратского. Но разрешение на издание газеты так и не было дано.
Переписка Александра Златовратского с Н.А. Добролюбовым рисует яркий портрет одного из главных действующих лиц кружка. Александр Петрович был сокурсником Добролюбова: они вместе учились в Главном педагогическом институте в Петербурге. Их переписка продолжалась со времени окончания института до отъезда Добролюбова за границу в мае 1860 года. По словам племянника, Александр был мягким, впечатлительным человеком, честным, доброжелательным. В годы своего студенчества он охотно участвовал во всякого рода оппозициях по отношению к институтскому начальству, за что получил звание младшего, вместо полагавшегося ему звания старшего учителя. Этим он был близок Добролюбову и его друзьям. Однако сам Александр явно переоценивал степень этой близости. Многого он не понимал в статьях Добролюбова и не раз высказывал это в письмах к нему. Он всегда рвался туда, где, по его словам, «было бодро, весело, хорошо», где намечались какие-то планы, преобразования, но за это надо было бороться, и на это характера Александра не хватало. Он быстро гас, им овладевала раздражительность, меланхолическое настроение. Дружба с Добролюбовым в студенческие годы осветила всю жизнь Александра Златовратского. Он писал об этом: «А мне казалось и теперь кажется, что я тогда только был хорош и буду таким, когда был связан товариществом с тобой и твоей шайкой и когда не порвётся эта связь и по выходе из института». Добролюбов старался поддержать приятеля в дни его особенно мрачного настроения. Так, в ответ на одно из его мрачных писем он пишет: «Мне очень неприятно отозвался только мрачный, осенний тон твоего письма <...>. Теперь, право, время совсем не такое <...>. Мы с тобой ещё только начинаем нашу весну <...>. Нас ожидают наслаждения науки, мысли, правды, радости любви и дружбы». Он старался направить интересы Златовратского на общественные вопросы. В их переписке нашла отражение главная проблема времени: предстоящее решение крестьянского вопроса. Отвечая на вопросы Добролюбова, Александр писал ему о настроениях рязанского общества перед отменой крепостного права (после окончания института Александр Златовратский получил назначение в Рязанскую гимназию). Так, осенью 1857 года он писал: «Многие недовольны здесь заключение мира, потому что в таком случае нечем правительству развлечься от крестьянского вопроса, оно может уже спокойно приняться за это дело и скоро его окончит. В противном же случае Россия приняла бы участие в войне, пошли бы рекрутские наборы, и крестьянский вопрос отодвинулся бы, по их мнению, на неопределённое время». В апреле следующего, 1858 года, ближе познакомившись с чиновничеством и помещиками Рязани, Александр писал: «Сталкиваясь с ними кое-где, я заметил только одно, что у всех их коммерческие расчёты стоят на первом плане. Один господин сообщал мне прежде с большим неудовольствием, что будто московское дворянство решило отдать усадебную землю крестьянам даром. Пожалуй, говорил он, и этим увлекутся все и всех дворян заставят сделать то же самое. Недавно он же с большим удовольствием сообщил мне под большим секретом, что московское дворянство решило не делать никаких уступок в пользу крестьян. А надобно заметить, что этот человек благонамеренный». Описывая типы фонвизинских и гоголевских помещиков и чиновников, «которые напоследках стараются натешиться над крестьянами», Златовратский утверждал, что «около их растёт молодое поколение, которое не разделяет их мнений». «Я знаю таких господ, а не выдумываю для твоего удовольствия», - уверял он. Наивная уверенность в том, что молодое поколение сумеет оказать влияние на характер крестьянской реформы, готовящейся правительством, находилось в прямом противоречии с мировоззрением Добролюбова и его соратников по революционно-демократическому лагерю, которые не сомневались в том, что реформа самодержавного правительства будет осуществлена в интересах класса помещиков. И, тем не менее, руководители лагеря революционных демократов, среди которых одно из первых мест занимал Н.А. Добролюбов, считали необходимым, чтобы «друзья свободы действовали заодно». А о том, что владимирский кружок был воспринят Добролюбовым именно «друзьями свободы», говорит история посылки нелегальных листков «Великорусс» во Владимир. Дело в том, что Добролюбов познакомился ещё и с братом Александра - Николаем Петровичем во время посещения дома Златовратских. Это произошло в августе 1861 года, когда Добролюбов, возвращаясь из-за границы, заезжал к родителям в Нижний Новгород. Вот как вспоминал об этом Н.Н. Златовратский, которому в то время было 16 лет: «Я припал глазами к дверной щели, чувствуя, что никак не мог бы решиться на «безумный» шаг - отворить дверь и лично предстать пред очи этого, ещё не виданного мною, самого настоящего писателя. На моё счастье, новый гость сидел как раз против моего наблюдательного поста, и я мог совершенно ясно разглядеть его молодое, серьёзное, энергичное лицо и мягкие, глядевшие из-под очков глаза... Увы! Моё созерцание продолжалось только несколько минут. Я застал уже конец визита. Бов. (псевдоним Добролюбова в «Современнике») поднялся, протянул руку отцу, расцеловался с дядей Александром и распрощался».
Из воспоминаний видно, что визит Добролюбова был краток, и встречался он только с братьями Златовратскими. В письме к Н.Г. Чернышевскому от 10 февраля 1862 года Александр Златовратский, передавая содержание разговора с Добролюбовым, упоминает, что это было во Владимире летом, в ожидании дилижанса, который должен был отправится в Нижний Новгород через два часа. Очевидно, это было 1 августа 1861 года, когда Добролюбов ехал в Нижний Новгород к родителям, где он пробыл с 1 по 5 или 6 августа. Н.Н. Златовратский в своих «Воспоминаниях» пишет, что описываемая встреча произошла в середине июня. Однако это ошибка, вполне объяснимая давностью описываемого события: в июне Добролюбов был ещё за границей.
Подробностей разговора в доме Златовратских мы не знаем. Но в том же письме Чернышевскому Александр Петрович приводит слова Добролюбова, сказанные им во время предыдущей их встречи в 1859 году в Петербурге: «Для меня всегда кажется странным, о чём могут говорить люди, хорошо знакомые. Когда у них есть дело, ну ещё они могут говорить о деле. А то разговор сбивается на пустяки...» Конечно, между старыми приятелями разговор шёл не о пустяках. Н.А. Добролюбов получил достаточно ясное представление о настроениях владимирской интеллигенции, близкой к дому и семье Златовратских. Вывод этот можно сделать не только на основании «Воспоминаний» Златовратского, где он упоминает о том, что было получено согласие Добролюбова на участие в предполагавшейся частной газете. Есть интересный документ, опубликованный в монографии Н.Н. Новиковой. Это конверт с адресом: «В г. Владимир. В общественную библиотеку». В конверт, который не попал по назначению, а был перехвачен полицией на почте, было вложено пять экземпляров второго номера «Великорусса». Только Добролюбов мог знать, что общественная библиотека во Владимире возглавляется Н.П. Златовратским, и листки «Великорусса» попадут в нужные руки. Он мог узнать о библиотеке во время августовского свидания, а второй номер указанного издания появился 7 октября.
Теперь небольшое отступление и несколько строк о «Великоруссе». Это нелегальное периодическое издание, осуществлённое революционным подпольем в России летом-осенью 1861 года. Первый номер вышел 30 июня, второй - 7 сентября, третий - 20 октября. Программа, изложенная «Великоруссом», требовала коренных преобразований, ликвидации самодержавия, установления республиканского правления, полного уничтожения крепостного права, освобождения Польши. Глубоко законспирированное подполье 1860-х годов не оставило никаких документов о составе круга лиц, причастных к выпуску «Великорусса». Однако исследователи приводят достаточно веские доказательства того, что «Великорусс» был детищем Чернышевского и его ближайших друзей, среди которых на первое место следует поставить Добролюбова. Более того, высказывается мысль, что со времени возвращения из-за границы в августе 1861 года вплоть до своей смерти 17 ноября того же года именно Добролюбов был руководителем этого предприятия. По списку, составленному им, распространялся второй номер «Великорусса». Тот факт, что именно Добролюбовым в список адресатов была внесена владимирская публичная библиотека, служит подтверждением мысли исследователей о непосредственном участии его в работе по выпуску и распространению второго номера, т. к. Чернышевский в это время был в Саратове.
В описываемое время во Владимире уже не было одного из активных участников кружка Златовратских - Н.Я. Дубенского. История его вынужденного отъезда из Владимира такова. В конце 1858 года вместе с Н.П. Златовратским он был приглашён к работе в открывшемся губернском комитете по подготовке проекта освобождения крестьян от крепостной зависимости. Оба восприняли это как высокую и почётную миссию. Их гуманистические и антикрепостнические убеждения нашли выход в этой работе, хотя должности обоих были более чем скромные: Н.П. Златовратский исполнял роль экзекутора и бухгалтера, а Н.Я. Дубенский - правителя дел, т.е. секретаря комитета. Судьба обоих показала всю несостоятельность их надежд. Владимирские крепостники оказали яростное сопротивление даже проектам губернского комитета, который поддерживал позицию правительства в крестьянском вопросе. Через несколько месяцев после отмены крепостного права Н.П. Златовратский был уволен со службы. Его многодетная семья оказалась на грани нищеты. Н.Я. Дубенский был вынужден вообще уехать из города. Непосредственным поводом к этому оказалась написанная им брошюра «О производительности, доходности и ценности земель Владимирской губернии». Это была смелая статья, где автор доказывал экономическую невыгодность крепостного права, которое гибельно отражалось на положении сельского хозяйства. На основании статистических данных автор показал, что из 318 тысяч владимирских крестьян больше половины подвергалось чрезмерной эксплуатации, жило «в скудости». Около 60 тысяч крестьян «изнурены и начинают ходить по миру», а 50 тысяч - «уже вполне нищие». Несмотря на обилие статистических таблиц и цифрового материала, отдельные страницы звучали публицистически, отличались точными и меткими характеристиками крестьянских хозяйств в различных местностях губернии. В немногих поместьях, где оброк был невелик, «крестьяне держат много скота, хороших лошадей и коров, имеют хорошую упряжь. Прочную и красивую, а в праздники даже щеголеватую одежду и обувь, здоровую обильную пищу и запас денег, - писал автор. - Народ чистый, рослый, здоровый и красивый. С выражением ума и довольства на лице». Там же, где крестьяне имеют от помещика только «насущный хлеб», чтобы не умирать с голода и шалаш для приюта, <...> грустно видеть селенья и крестьян таких истинно разорённых имений: хижины низенькие, искривлённые, полуразорённые, с разбитыми окнами, в которых вставлены осколки стёкол или пузыри, часто даже вместо стекла окна заткнуты тряпками или пучком соломы, двор и прочая стройка, и то далеко не полная, в таком же упадке. Народ ходит по миру и обивает окна и пороги исправных крестьян соседских казённых и господских селений: нужда и отчаяние сделали его физически уродливым и нравственно-бесстыдным и нахальным. Крестьяне потеряли прекрасный образ человеческий, утратив всякую свежесть, как будто тело их из старых мочал. Они уродливы, низкорослы, в лице их тупое бессмыслие и небрежное равнодушие ко всему и даже к своей участи».
Эти обличительные строки статьи Дубенского никого не оставили равнодушными. Брошюра читалась в городе нарасхват. Крепостники сразу ополчились против автора. Сначала было выпущено несколько брошюр, обвинявших Дубенского в злостном извращении фактов, а потом дело дошло до прямых угроз. Его вынудили оставить службу в комитете под формальным предлогом небрежного будто бы ведения записей в журнале заседаний. Истинная же причина состояла в том, что чиновник с собственным мнением был не нужен. Это понял и Дубенский. Оставляя комитет, он написал: «Оканчивая мои занятия в комитете, я считаю нужным, для устранения недоразумений обо мне, сделать гласными основания, по которым я действовал и действовал бы в нём не по праву голоса, разумеется, а по расчёту на сочувствие г.г. Членов к моим выводам и соображениям. Я поступил в комитет не для куска хлеба, а чтобы существенно быть полезным г.г. Членам в решении крестьянского вопроса, посвятив ему мой труд, способности и знания. Я мечтал, скажу больше. Я надеялся, что специальное изучение моё Владимирской губернии, по применении его к крестьянскому делу, более или менее может вести к тем благим результатам, которыми останутся довольны и помещики, и крестьяне, не только без ущербов, но с выгодами для той и другой стороны, таким образом я думал содействовать к мирному и дружелюбному переходу от старого порядка к новому. С такими верованиями я поступал в комитет и, поступая, гордился, что дворянство удостоило меня своим доверием, лицо, прямо не заинтересованное в крестьянском вопросе. Искреннее желание моё оправдать это доверие я считал долгом моим и потому был уверен, что встречу тёплое сочувствие во всех г.г. Членах, когда они узнают мои работы, совершенно беспристрастные и добросовестные... Но, видно, я не знаток в суматохах дипломатических и интрижных (не знаю, как назвать их вернее), совершенно для меня чуждых. К глубокому прискорбию, я с первых же пор встретил недоверие до того сильное, что каждое моё слово, каждая моя буква в простоте сердечной произнесённые или написанные, перетолковывались Бог знает как. Наконец, это недоверие дошло до оскорбительного официального выражения. Со мной поступили настолько без деликатности, с которой обязаны пригласившие к приглашённому, но с пренебрежением барина к своему человеку. В поступке со мной комитета выразился во всей силе произвол крепостного начала; оскорблять и не сказать даже за что, не удостоить даже отвечать на вопрос. Бог вам, господа, судья. Не стоило приглашать за тем, чтобы оскорблять. Более в комитет я, конечно, не поступлю, но, тем не менее, от всей души, со всей искренностью желаю ему верного и полного успеха в его трудном и святом деле. Правитель дел комитета Н. Дубенский». Позднее знания Н.Я. Дубенского пригодились: его пригласили в Петербург, в Главный комитет по крестьянскому делу. Однако судьба его оказалась печальной: после реформы он перебивался случайными заработками, сотрудничая в различных изданиях, и умер в бедности в один из приездов на родину - в Судогду, в земской больнице. В 1863 году от скоропалительной чахотки умер Александр Петрович Златовратский. В бедности проживала семья Николая Петровича, его брата. Была изгнана из казённого помещения библиотека, которую пришлось перевести в дом Златовратских.
Однако деятельность кружка Златовратских не прошла бесследно. В течение последующих десятилетий дом Златовратских продолжал оставаться притягательным местом для владимирской молодёжи. Связующим звеном поколений 1860-х и 1880 - 90-х годов стал писатель Н.Н. Златовратский. Он донёс до своих молодых друзей живые рассказы о людях, с которыми ему пришлось встречаться и слышать о них в те годы, когда он только вступал в самостоятельную жизнь. В доме Златовратских продолжали жить плодотворные идеи общественного служения, высокого гражданского долга, просветительства. (Титова Валентина Ивановна. Владимир губернский: 1778-1929: сборник статей / В.И. Титова. – Владимир: Транзит-ИКС, 2016. – 232 с. ) Его дядья, в связи с частыми и продолжительными поездками к деревенским родственникам, оказали решительное влияние на раннее пробуждение в Златовратском страстного интереса к народной жизни. Златовратский рано познакомился с сочинениями В.Г. Белинского, Н.А. Добролюбова, Н.А. Некрасова, М.Е. Салтыкова-Щедрина, с «Колоколом». Уже в гимназии проявились его литературные склонности: он выпускал рукописный журнал «Наши думы», «...писал стихи и по Кольцову и по Некрасову, писал рассказы по Тургеневу и Помяловскому, написал даже по Островскому целую драму из народного быта в подражание его "Грозе"». Под конец пребывания Златовратского в гимназии, дела отца его приняли дурной оборот, и он не мог осуществить своей мечты - поступить студентом в Московский университет. В 1864 г. Николай Златовратский окончил Владимирскую гимназию. Побыв в Московском университете год вольнослушателем (1864-1865 гг.), Златовратский затем поступил в Санкт-Петербургский технологический институт, где обучался в 1865-1866 гг. на механическом отделении. Однако закончить его Златовратскому не удалось - все время приходилось тратить на тяжелую борьбу с нуждой. Свои «столичные мытарства» - скитания по «углам» и ночлежкам, голод - он описал впоследствии в рассказе «В артели». В 1866 г. Златовратский работал корректором в газете «Сын отечества» и дебютировал в «Отечественных записках» рассказом «Чупринский мир». Это пробудило в нем страсть к литературной деятельности, которой он с увлечением предавался еще в гимназии. В 1868-1871 гг. Николай Златовратский печатал в «Искре», «Будильнике», «Неделе» многочисленные очерки и рассказы, написанные «по наблюдениям... почерпнутым... из землемерской практики», носившие «резко обличительный характер». Рассказ из народной жизни «Падеж скота» был принят в «Искру» В.С. Курочкина, и с тех пор Златовратский стал помещать такие же небольшие рассказы в «Будильнике», «Неделе», «Новостях». Впоследствии они составили книжку «Маленький Щедрин». Редкий литературный заработок мало ослаблял нужду, которая привела к тяжкой хронической болезни. Поскольку он страдал боязнью пространства, то он никуда не ездил без сопровождения. В 1872 году Златовратский в обморочном состоянии был доставлен в больницу, после которой вернулся в родной Владимир. Здесь он несколько оправился и написал повесть «Крестьяне-присяжные», рукопись он по главам посылал Салтыкову-Щедрину (опубликована в "Отечественных записках" в 1874-1875 гг.). В повести проявились характерные черты творчества писателя - апология общинной жизни, поэтизация «мира», крестьянской души и в то же время критическое изображение пореформенной деревни. Повесть имела большой успех и сразу создала автору серьезное литературное положение. Осенью 1876 г. Златовратский женился на дочери владимирского врача Стефании Августиновне Яновской (1850-1936). Зиму он прожил в Москве, 1877-1882 гг. - в Петербурге, наездами бывал в Москве.
Лето проводил в селах вблизи Владимира (Добрынское, село Устье), где изучал современную деревню, общался с крестьянами.
На основе этих наблюдений был создан роман «Устои» (опубликован в журнале "Отечественные Записки" с 1878 по 1882 г.), посвященный пореформенной деревне, вступившей в стадию борьбы двух «правд»: новой, исповедуемой хищниками-кулаками, и старой - патриархально-Демократической, утверждаемой хранителями «дедовских заветов». Апологеты новой «правды» (Петр, Пимен Савельич и др.), «необузданные деспоты, безжалостные и неумолимые», обрисованы Златовратским резко критически. Им противопоставлены персонажи, вобравшие в себя все «чистое, любовное, мирное, устойчивое, что только выработал народный романтизм». Образы Мосея, Ульяны Мосевны - идилличны, благостны, по типу и языку сходны с героями русских сказок. Уже Салтыков-Щедрин обратил внимание Златовратского на искусственность приподнято-возвышенного стиля речи «общинных мужичков»: «В последних главах вы употребляете язык вполне неудобный, а в отношении к крестьянскому быту даже немыслимый». Критики указывали писателю на то, что он «не изучает народную жизнь... а фантазирует по поводу ее и приписывает народу такие качества, такие идеи и чувства, которые составляют внутренний мир самого Златовратского», обвиняли писателя в «идолопоклонстве перед народом». Но все же ему удалось запечатлеть драматические коллизии, вызванные кризисом «старого порядка» и появлением поколения хищников-кулаков. Широкий круг проблем освещен в публицистике Златовратского, и прежде всего в цикле очерков «Деревенские будни» - наиболее значительном из его «народоведческих» произведений, в котором он на богатом материале из жизни русского крестьянства хотел показать «крепость традиционных начал в народе»: «народная критическая мысль, разрушая ...временные формы, в сущности стремится к охранению и воплощению в новые формы тех же начал...» В циклах «Очерки деревенского настроения», «Очерки крестьянской общины (Деревенские будни)» писатель высвечивает приметы свершившейся «колупаевской революции», ознаменованной не только появлением «грубого, грязного, утробного кулака», на и пробуждением в кротком и терпеливом мужике духа бунтарства, протеста и сопротивления. С.А. Венгеров по поводу «Деревенских будней» писал, что Златовратского принято считать «идеализатором «народного быта», но затруднительно указать, в чем собственно заключается эта идеализация». Н.К. Михайловский отметил, что Златовратский был «не только апологет общинных устоев, но и правдивый летописец их разложения». В 1876-1884 гг. писатель был тесно связан с редакцией «Отечественных записок», «... даже то немногое, что я успел еще сделать лично, было исполнено при неослабном участии ко мне редакции "Отечественных записок"», - писал он Салтыкову-Щедрину 6 апреля 1882 г. Салтыков-Щедрин сочувствовал Златовратскому, поддерживал его, неоднократно выплачивал ему авансы под незавершенные произведения, помог в издании сборника «Деревенские будни». В 1879 г. Златовратский входил в состав артели для издания журнала «Русское богатство», стал его редактором, под псевдонимом Н. Оранский опубликовал программную статью «Народный вопрос в нашем обществе и литературе» (1880, № 3), в которой наряду с сочувствием борьбе «народных заступников», людей с «золотыми сердцами», проявились его сомнения в возможности общины противодействовать формированию «класса сельской буржуазии... и пролетариата». Выдвигаемый Златовратским идеал «нового человека» был близок типу народника-семидесятника (образ доктора Башкирова в повести «Золотые сердца»). Писатель участвовал в изданном народовольцами сборнике «Отклик» (СПб., 1881), где опубликовал рассказ «Старый грешник». Еще в 1866 г. Златовратский сблизился с Ф.Д. Нефедовым, ставшим его другом и литературным наставником. В Петербурге он входит в круг публицистов-народников (С.Н. Кривенко, В.В. Воронцов, A.M. Скабичевский), знакомится с В.М. Паршиным, А.И. Эртелем; в феврале 1880 г. устроил встречу молодой редакции «Русского богатства» с И.С. Тургеневым.
В 1881 году старый владимирский дом Златовратских сгорел. На его месте был построен новый, тот самый, что сохранился и до сего времени. «Смутно помню, как на месте сгоревшего дома строился новый, вспоминала дочь писателя С.Н. Златовратская. Новый дом несколько лучше старого, но и он небольшой обычный дом провинциальных окраин: с кирпичным низом и деревянным верхом, с парадным ходом на улицу и чёрным на двор». В этот дом семья писателя, жившая в Москве, часто приезжала летом, особенно в 1880-е годы. В это время во Владимире существовал революционный кружок, состоявший из учащихся гимназии и семинарии, мелких служащих. Среди кружковцев было две девушки: Ольга Афанасьевна Варенцова, будущий деятель «Северного рабочего союза», и младшая сестра писателя Варвара Николаевна. Тогда обе они были ещё гимназистками. Через Варвару Николаевну кружковцы познакомились с писателем, который на первых порах оказывал большое влияние на формирование их взглядов. «Маленький домик семьи Златовратского на одной из Ильинских улиц обладал особо притягательной силой для молодёжи, - писал в своих воспоминаниях участник народного кружкаС.П. Шестернин. - В те дни, когда писатель появлялся во Владимире, он был постоянно окружён семинаристами и гимназистами. Нередко тёмными осенними вечерами мы пробирались по грязным неосвещённым улицам к Златовратскому, который неизменно встречал нас с радостью». У Златовратского была хорошая библиотека, которой беспрепятственно пользовались кружковцы. От Николая Николаевича они получали журнал «Отечественные записки», сотрудником которого он состоял. Благодаря этому журналу владимирская молодёжь знакомилась с произведениями Михайловского, Успенского, Салтыкова-Щедрина, самого Златовратского.
В 1884 г. Златовратский переехал в Москву.
Участие Златовратского в «Отечественных записках», одном из самых демократических органов печати, было причиной того, что дом писателя стал хорошо известен и владимирской полиции. В апреле 1884 года журнал был закрыт, а за его сотрудниками установлен полицейский надзор. По распоряжению Департамента полиции негласный надзор был установлен и за Н.Н. Златовратским. Писатель был ещё в Москве, а за домом его матери Марии Яковлевны во Владимире уже следили в ожидании его приезда. Об этом свидетельствуют документы из дела полицейского наблюдения за Златовратским. В течение нескольких лет все его приезды в родной город тщательно зафиксированы в этих документах. Правда, все донесения агентов и исправников содержат сведения лишь о внешних моментах жизни писателя: о выездах его в окрестные селения и города: Лемешки, Добрынское, Шую, о встречах с приезжавшими гостями и т.д. Один из агентов, наблюдавших за Златовратским, очевидно, понимая, что «опасность» писателя состоит в том, какого рода «писанием» он занимается, вынужден был в донесении ограничиться беспомощно-растерянной фразой: «Состоящий под надзором полиции Николай Николаевич Златовратский занимается писанием сочинений, но каких именно - неизвестно».
Однако дом Златовратских находился под наблюдением и в то время, когда самого писателя там не было. Полицию интересовала и наезжавшая в родной дом сестра Златовратского - Анна Николаевна со своим мужем Иваном Николаевичем Харламовым. Ввиду «политической неблагонадёжности» оба они состояли под надзором полиции.
Анна Николаевна - врач по профессии. «По сопопрививательному отделению с телятником, состоящим при губернских земских благотворительных заведениях, с 1-го октября 1887 г. по 1-е октября 1888 г. Оспопрививательное отделение с телятником в отчетном году находилось в заведывании женщины-врача А.Н. Харламовой-Златовратской, которая состоит в этой должности и в настоящее время. Отделение помещается в флигеле, нанимаемом у крестьянки Щегловой за 150 р. в год без отопления, освещения и внутреннего ремонта…» (1888 год).
Анна Николаевна, пользовалась уважением владимирской молодёжи. С.П. Шестернин вспоминал, что члены революционного кружка собирались доверить ей свою подпольную библиотеку. Хранить большое количество книг нелегально было трудно, поэтому одно время у них появилась мысль о превращении своей библиотеки в публичную. В связи с этим они добивались разрешения сделать Анну Николаевну попечительницей библиотеки. Власти, однако, такого разрешения не дали, а другой подходящей кандидатуры в попечители во Владимире найти не удалось.
Муж Анны Николаевны - Иван Николаевич Харламов был очень одарённым человеком, талантливым писателем. По убеждениям он был близок к Златовратскому, которому очень симпатизировал. Кроме художественных произведений о жизни народа, Харламовым написано много статей по истории русского права, по истории раскола. Одновременно он был публицистом, который часто брал верх над писателем и историком. В газете «Страна» 16 июня 1881 года была напечатана обратившая на себя внимание смелостью суждений статья Харламова о необходимости введения в России свободных политических учреждений. Эта «энергичная передовица», как выразился о ней один из современников, появилась в непосредственной связи с впечатлениями общества от убийства народовольцами Александра II 1 марта 1881 года. Статья появилась без подписи, как и другие ей подобные, но уже через короткое время начались преследования Харламова - сначала Дом предварительного заключения, а потом - полицейский надзор, который преследовал его и во Владимире, и в селе Гавриловском Суздальского уезда, где жили родители Ивана Николаевича. Документы о негласном полицейском надзоре за Харламовым, хранящиеся в Государственном архиве Владимирской области, относятся к последним годам жизни писателя, уже неизлечимо больного. И.Н. Харламов умер в 1887 году от чахотки, не дожив и до 33-х лет.
К октябрю 1883 г. относится его знакомство с Л.Н. Толстым, продолжавшееся до 1891 г. Златовратский участвовал в обсуждении проекта издательства «Посредник». В январе 1889 г. Толстой предложил Златовратскому стать редактором задуманного им журнала «Сотрудник», но его кандидатуру отверг издатель журнала И.Д. Сытин. Идейные искания, сомнения в прежних верованиях вызвали у Н. Златовратского интерес к социально-нравственной философии Толстого. Под ее влиянием написаны несколько рассказов. В них действуют мужицкие правдоискатели, проповедующие «любовь да совет» в духе и стиле народных рассказов Толстого. Сочувствуя толстовской социальной критике, Златовратский, однако, не смог принять его философию непротивления и утопические надежды на нравственное «воскресение» человека. «Больше всего развивал он передо мной свою теорию христианства и усовершенствования общественного путем личной нравственности. Я возражал...», - писал он в октябре 1883 г. В повести «Барская дочь» отражена драма интеллигентных героев, тоскующих по положительным верованиям и убеждающихся вместе с тем в иллюзорности теорий Толстого. Со 2-й половины 1880-х гг. Златовратский писал очерки, рассказы и повести об «умственных пролетариях», их идейных исканиях, горькой судьбе и повседневной борьбе за существование. Обостряется интерес писателя к городским «низам», к их проблемам и настроениям. В очерке «Город рабочих» Златовратский изобразил характеры и судьбы недавних деревенских жителей, ставших работниками фабрик, кустарных мастерских, их страшный быт. Очерк проникнут пессимизмом: «нет выхода», «нет проводника из заколдованного города», гибнущего от нового рабства. Позднее он создал образ рабочего-бунтаря, протестующего против социальной несправедливости. В рабочих Златовратский видел тогда силу, способную осуществить идеалы христианского социализма. В статье «Три легенды» (1913) он характеризует пролетарских борцов как «новых крестоносцев», которые воплотят «царство Божие на земле... во имя братства, свободы и справедливости». Ф. Фидлер писал в своих воспоминаниях о внешней стороне жизни Златовратского в Петербурге в 1892 — 1894 гг.: «За ужином сидел рядом с Н.Н. Златовратским. Петербург нравится ему гораздо больше, чем Москва, где вообще нет литературной! жизни... Пессимизм Ибсена не найдет, по его словам, ни малейшего понимания у русских: даже самый большой пессимист в России не теряет оптимистических надежд... Никуда не ездит без сопровождения, потому что подвержен обморокам... Он пил водку, пиво и вино, и танцевал кадриль... Васюков (прозаик.) был близко знаком с Златовратским (до сих пор страдающим боязнью пространства)». Д.Н. Мамин-Сибиряк о нем говорил: «Златовратский одно время нищенствовал и был арестован за бродяжничество... В том, что касается выпивки, он был некогда неподражаем; впрочем, еще и сегодня не всякий юнея сумеет его перепить... Это идеально добрый человек; он предложил мне денег, чтобы я обзавелся имением рядом с его собственным... Златовратский... он настоящий писатель, но и он пишет не по-русски». Скиталец о Златовратском, на вопрос о том, как он живет: «Весьма одиноко, в маленькой убогой квартирке». - «Но говорят, он богат». - «Нет, у него лишь маленький участок земли». В 1890-1900 гг. Златовратский редко публиковал художественные произведения; он сотрудничал в журналах «Семья и школа», «Вестник воспитания», составлял биобиблиографические заметки для Настольного энциклопедического словаря (изд. А. Гранат и Ко; здесь опубликованы его биографические заметки: Н.В. Гоголь, В.М. Гаршин, А.С. Пушкин, Л.Н. Толстой, И.С. Тургенев, Ф.М. Решетников, М.Е. Салтыков, Г.И. Успенский). Со 2-й половины 1880-х гг. писатель усиленно работал над автобиографическими рассказами; 1898 г. - начало работы над воспоминаниями «Детские и школьные годы» (1908), «В шестидесятых годах» (1910). Златовратскому принадлежат также воспоминания о писателях: «А.И. Левитов» (1895), «Тургенев, Салтыков и Гаршин» (1897), «Из воспоминаний о Н.А. Некрасове как поэте 60-х годов» (1903), «Воспоминания о Ф.Д. Нефедове» (1903), «Из воспоминаний о Н.А. Добролюбове» (1910).
В дни Декабрьского вооруженного восстания 1905 г. в квартире Златовратского находился штаб одной из боевых дружин.
В 1909 г. он был избран почетным академиком по разряду изящной словесности. В 1910-1911 гг. занимался подготовкой к изданию собрания сочинений в 8 томах.
Последние годы писатель жил уединенно, часто болел.
Николай Николаевич Златовратский
После Глеба Успенского, Златовратский - наиболее известный из представителей «мужицкой беллетристики», заметно отличающейся от филантропически-народолюбивой беллетристики 1840-х и 1850-х гг. Оставляя в стороне вопрос о степени художественного дарования, нельзя не признать, что по приближению к живой действительности, по точному воспроизведению всех мелочей крестьянского быта, типы, картины и язык «мужицкой беллетристики» вообще, и Златовратский в частности, представляют несомненный шаг вперед. Писатели 1840-х гг., задавшись целью отыскать в мужике человека, не всегда видели в нем мужика. То, что свойственно только крестьянину, в литературе прежнего времени отражения не находило. Так, например, как это особенно часто любит подчеркивать Златовратский, «художественная литература наша не дала ни одной мало-мальски типичной и яркой картины из области общинной жизни: мы не имеем ни общинных характеров, ни типичных сцен общинных сходов, судов, переделов - этих выразительнейших и характернейших картин народной жизни. Наши художники как-то ухитрялись изображать народ, отвлекая его совершенно от почвы, на которой он рождался, вырастал, действовал и умирал» («Деревенские будни»).
Ревностнее других своих товарищей по «мужицкой беллетристике», Златовратский старался о пополнении именно таких специально-мужицких сторон народной жизни. Его главные произведения - бесспорно ценное пособие для всестороннего понимания народных «устоев», по любимому термину его: это своего рода энциклопедия деревенской жизни, и притом будничной. Златовратский вводит читателя именно в те мелочи, которые многим наблюдателям кажутся слишком дробными и бесцветными, но гораздо больше характеризуют основной фон народной жизни, нежели всякие исключительные положения. Не всегда одинаково ярко, не раз даже очень «скучно» для специальных любителей «изящного чтения», но всегда добросовестно ищет Златовратский народные «устои» не только там, где они ясны и сразу бросаются в глаза наблюдателю, но и там, где их нужно отрыть в массе посторонних наслоений и подробностей «деревенских буден».
Литературные приемы, при помощи которых Златовратский старается уловить народные «устои», трудно подвести под установившиеся литературные формы. Это очень своеобразная смесь беллетристики, этнографии и публицистики, а подчас даже статистики. Автор мало заботится о цельности впечатления; его занимает исключительно задача «уразуметь» и представить правду народной жизни. Но, при всем страстном желании сказать полную и всестороннюю правду о мужике, существеннейшей особенностью Златовратского остается значительная доля идеализации.
В этом отношении он составляет полную противоположность с самым даровитым из представителей «мужицкой беллетристики» - Глебом Успенским, который не останавливается перед тем, чтобы подчас сказать самую горькую правду о мужике. Идеализация Златовратского, впрочем, зависит не столько от того, что он закрывает глаза на несимпатичные стороны народной жизни, сколько от чрезмерного стремления во всякой мелочи крестьянского житья-бытья видеть глубокие, стихийные «устои». Оттого нехитростный, серенький мужичок сплошь да рядом превращается у Златовратского в какого-то эпического Микулу Селяниновича, который часто даже говорит былинным складом и чуть ли не белыми стихами.
Умер Златовратский 10 декабря (23 - по старому стилю) 1911 года в Москве и был похоронен 14 декабря на Ваганьковском кладбище.
Сестра - А.Н. Харламова. врач
1917 г. «Сестра известного писателя Н.Н. Златовратского А.Н. Харламова пожертвовала Влад. уезд. Земству две библиотеки, подобранные ею для кр-н Владимирского уезда. По желанию А.Н. одна из библиотечек должна быть в с. Улыбышеве, а другая по усмотрению земства. Обеим библиотекам должно быть присвоено имя покойной дочери А.Н. Харламовой-Соколовой» (газета «Владимирская жизнь», 1917 г.). Внучка - Стефания Алексеевна Кудрявцева (урожденная Сорокина; 1908—1990 гг.), советский агроном, общественный и политический деятель, поэт. Прапраправнучка - Софья Сергеевна Лебедева (р. 1993 г.), российская актриса.
В 1922 году, по поводу 10-летия со дня смерти писателя-народника, постановлением владимирского угорисполкома улица Сергиевская переименована в улицу Златовратского. Позже, при переименовании Сергиевской улицы в 1923 г. в улицу «имени Я. М. Свердлова» произошло недоразумение, а именно: эта улица еще в январе месяце 1922 г. была переименована в улицу «имени Златовратского». Улица Малая Ильинская протоколом №55 от 24 декабря 1927 г. постановлением президиума горсовета переименована и названа именем Н.Н. Златовратского.
Улица Златовратского в гор. Владимире. Справа Ильинский сквер.
Улица Златовратского начинается от дома 75б по улице Большая Московская и идет до улицы Ильинская Покатая.
«В 1952 году дом Златовратских был взят под охрану государства. Шли годы… Жизнь текла своим чередом. Дом Златовратских ветшал и приходил в запустение. Оказалось, что взятый под охрану памятник не был гарантирован от времени и невежества. О печальной участи этого дома писали в различные инстанции, но лишь в 1985 году было принято решение передать его Центральному государственному архиву кинофотофонодокументов РСФСР, выделившему на капитальный ремонт здания 60 тыс. рублей. Усилиями владимирских реставраторов и энтузиазмом сотрудников ЦГАКФФД РСФСР памятник был восстановлен. Выставка была помещена здесь. Прошлое всегда притягивало к себе людей. А живое слово очевидца – это большая находка для архивиста. Сотрудники ЦГАКФФД РСФСР познакомились со старейшими жителями улицы. Извлекались альбомы, пожелтевшие фотографии – уцелевшие домашние реликвии, и начиналось увлекательное путешествие в прошлое. Возвращалось в памяти забытое и нам неизвестное. В доме №25 нашли пожелтевшую вырезку из газеты «Призыв» (к сожалению даты на ней нет), заботливо сохраненную Елизаветой Геннадьевной Купченко. Вот строки из нее: «Нынче весной по инициативе жителей улицы Герцена развернулось соревнование за благоустройство города. Уже сейчас многое изменилось на улице Герцена. Значительно чище стали дворы. За короткий промежуток времени здесь посажено более ста шестидесяти молодых лип и свыше тысячи пятисот кустов шиповника, сирени, акаций, жасмина. И зелень придала улице новый облик. Улица стала нарядной, похорошела». Нет на улице тех тенистых лип, верхушки которых сходились друг с другом, образуя аллею, нет жасмина и сирени» («Призыв», 27 сентября 1987 г.).
