Стачечное движение в Иваново-Вознесенске
ЧАСТЬ 2
1. Стачечное движение в 1905 г. Во Владимирской губернии
2. Стачечное движение в Иваново-Вознесенске. Часть 1.
3. Стачечное движение в Иваново-Вознесенске. Часть 2.
4. Стачечное движение в Иваново-Вознесенске. Часть 3.
5. Влияние иваново-вознесенской забастовки на развитие стачечного движения в Костромской губернии.6. Собрание на Талке Секретное донесение Помощника Начальника Владимирского Губ. Жандармского управления в Шуйском у. Начальнику сего управления
от 2 июня 1905 г.
Доношу Вашему Высокоблагородию, что забастовка в г. Иваново-Вознесенске и селении Тейкове протекает без перемен. До сего времени случаев столкновений с войсками и полицией не было. Также не наблюдалось со стороны забастовавших рабочих каких-либо дерзких и вызывательных действий.
На сходбищах рабочих на реке Талке наблюдается два совершенно противоположных течения двух партий. Одна партия, по составу крайне малочисленная, около 200 — 300 человек, состоящая из распропагандированных молодых рабочих с агитаторами, частью уже привлеченными к дознанию об «Иваново-Вознесенской группе», а частью приезжими и прочими неблагонадежными элементами, большей частью уже выясненными и привлеченными к вновь начатому дознанию, а частью выясняемыми поступающими ко мне заявлениями. Вторую же партию составляют все остальные рабочие в числе нескольких десятков тысяч — противники принципов, взглядов и политических утопий первой партии, поставившей своей целью лишь борьбу с капиталистами-фабрикантами по улучшению своего материального благосостояния, в виду наступившего в настоящее время заметного удорожания жизни.
Несомненно, что забастовка приходит к концу, продолжительность каковой я могу объяснить лишь тем: 1) что фабриканты по 1 июня от начала таковой кормили рабочих на своих фабриках улучшенной пищей, хотя таковые и не работали, а в настоящее время даже дают заимообразно деньги под отработок в будущем, почему брюшной вопрос не играл в стачке никакой роли, и 2) что рабочие второй партии, несомненно, являлись жертвой первой партии, так как они до сего времени не организованы, а первая партия организована и действует на вторую угрозами — лишением жизни, поджогами, насильственными действиями, почему они страха ради и не принимались за работу.
Теперь же рабочие 2-й партии высказались твердо и определенно. что они приступят к работам во вторник, 7 сего июня, крайне озлобившись на агитаторов 1-й партии, которые, будто бы, обманным путем, прикрываясь призывом их к экономической борьбе, перешли к обсуждению вопросов политических, их не касающихся. Ничего не предрешая, позволю себе доложить, что к решению этому рабочих 2-й партии можно отнестись с полным доверием.
Ротмистр Шлегель.
Объявление Владимирского Губернатора от 2 июня 1905 г. В виду ежедневно доходящих до меня от самих же рабочих сведений, что лица, собирающиеся на реке Талке, не ограничиваясь обсуждением своих чисто-фабричных дел, занялись вопросами государственного значения, при чем отдельные лица дозволяют себе явно возмутительные речи против Правительства, я не нахожу возможным далее допускать многолюдные собрания на реке Талке, а также и в других окрестностях города и предупреждаю, что виновные в нарушении сего распоряжения будут подвергаться законной ответственности.
За Губернатора
Владимирский Вице-Губернатор Сазонов.7. Побоище на Талке и его результаты.
Паническое настроение властей. Телеграмма Владимирского Губернатора Министру Внутренних Дел от 3 июня 1905 г.
С утра в Иванове толпа буйствует. Рабочие бросают ножи, камни, стреляют, бьют стекла домов; телеграфные, телефонные провода оборваны: подожжена фабрика Гандурина. Вице-Губернатор, находящийся в Иванове, свидетельствует очень возбужденном настроении. Прошу штаб округа добавить батальон пехоты, три сотни казаков, кавалерии.
Губернатор Леонтьев.
Телеграмма Владимирского Губернатора Министру Внутренних Дел от 6 июня 1905 г.
Третьего июня настроение рабочих в Иванове продолжает быть тревожным. Рабочие угрожают полиции и войскам. Один городовой ранен. Обрывают телефонные провода. Пока войска к оружию не прибегали. Поджоги дач фабрикантов продолжаются. Линия железной дороги находится в опасности. Сегодня еду в Иваново заменить Вице-Губернатора. Войска имеется два с половиной батальона, полторы сотни, два эскадрона, всего 700 пехоты, 460 кавалерии, чего мало. Прошу штаб добавить.
Губернатор Леонтьев.
Шифрованная телеграмма Департамента Полиции Владимирскому Губернатору от 7 нюня 1905 г.
На телеграмму от шестого июня Товарищ Министра, Заведывающий Полицией, рекомендует вам действовать вполне энергично.
За Директора (подпись).
Телеграмма Владимирского Губернатора Министру Внутренних Дел от 8 июня 1905 г.
Прибыв вчера в Иваново, застал настроение тревожное: худшие элементы рабочих разбивают винные лавки, угрожают дачам фабрикантов, разбито 7 лавок, сожжены 3 дачи. В городе сравнительно спокойно. Есть данные, что благоразумное большинство желает приступить работать завтра. Фабриканты будут пытаться пустить фабрики под охраной войска. Безопасность окрестностей, где угрожают дачам и частным владениям, обеспечить затрудняюсь, за недостатком войск. Арестовано 40 человек.
Губернатор Леонтьев.
Телеграмма Владимирского Губернатора Министру Внутренних Дел от 10 июня 1905 г.
Вчера вечером сожжена дача Фокина. Ночью была попытка сжечь мост. Разбита винная лавка. Сегодня утром фабриканты пустили фабрики под охраной войск. Желающих работать не нашлось. Была сходка в шести верстах от города. Рабочие постоянно меняют места сходок. Завтра, несмотря на недостаточное количество войска, приступлю к наблюдению окрестностей города, где сгорела не одна дача и продолжаются угрозы, и охранению дач, чему препятствует заявление военного начальства о невозможности дробить войска на части менее полуроты, полусотни. Предвидеть конец забастовки невозможно, в виду неуступчивости сторон. Прошу обратить внимание на № 163 газеты «Вечерняя Почта» в связи с моей вчерашней телеграммой.
Губернатор Леонтьев.Картина побоища на Талке В «Веч. Почте» пишут из Иваново-Вознесенска об ужасных беспорядках, имевших там место 3 июня. Корреспондент говорит, что из обычного собрания на р. Талке 3 июня создали кровавое событие. Казаки, под предводительством полицеймейстера Кожеловского, без предупреждения бросились на толпу. Толпа рассеялась. Казаки стали тогда расстреливать людей поодиночке: убита девочка, убит грудной ребенок на руках матери. Всего, по рассказу рабочих, убито 28 человек, ранено очень много, особенно ударами нагаек.
В тот же день произошел пожар на фабрике бр. Гандуриных. Собравшийся народ, среди которого было немало исполосованных нагайками, не дал пожарным тушить пожара, и пожарные разбежались. Опять прискакали казаки с полицеймейстером, и опять началось то же. Казаки врывались в дома, вытаскивали спрятавшихся на улицу и избивали нагайками. В городе паника. На многих улицах оборваны телефонные провода. Под охраной драгун они были исправлены кой-где, но, как только драгуны уехали, провода опятъ были порваны. Причина побоища следующая: переодетый полицейский на Талке выстрелил. Он был узнан рабочими и избит за провокацию.
/«Русь», 7 июня 1905 г., № 150./Голод усиливается Шифрованная телеграмма Владимирского Губернатора Министру Внутренних Дел от 11 июня 1905 г.
Количество голодающих семей в Иванове и в окрестных деревнях, благодаря месячной забастовке, увеличивается. Фабриканты не делают уступок, не входят в переговоры с рабочими; большинство рабочих, желающих приступить к работам, терроризируются меньшинством, организованным социал-демократической партией. Сегодня ко мне обратились представители благоразумного большинства с просьбой разрешить вновь сходки для обсуждения вопроса о ликвидации забастовки. В виду действительной невозможности рабочих сговориться и вследствие того боязни каждого в отдельности итти на фабрику, я разрешил на сегодня и завтра, двенадцатого, сходку за городом, с условием не произнесения политических антиправительственных речей. Рабочим кажется обидно вступать на работу без уступок со стороны фабрикантов. В случае повторного антиправительственного характера сходок, мною вновь будут приняты энергичные меры; надеюсь, что на сходках антиправительственного направления не будет: вреднее того, что рабочий люд читает в газетах, особенно «Вечерняя Почта», «Северный Край», агитаторы говорить не могут.
Министр Финансов 13-го июня 1905 г.
Его Превосходительству Д.Ф. Трепову.
По имеющимся в Министерстве Финансов сведениям, в городе Иванове-Вознесенске, несмотря на принятые меры, волнения среди рабочего населения еще далеко не улеглись, попытка фабрикантов пустить фабрики оказалась безуспешной и работы нигде не возобновлены; имели место даже случаи повреждения имущества фабрикантов, так, между прочим, сожжено несколько дач и лесной склад.
В виду сего, считаю долгом обратиться к Вашему Превосходительству с покорнейшею просьбою, не найдете ли Вы, Милостивый Государь, возможным принять зависящие меры к охранению безопасности населения и, в частности, безопасности рабочих, готовых продолжать свои обычные занятия.Ставка на истощение Шифрованная телеграмма Владимирского Губернатора Министру Внутренних Дел от 14 июня 1905 г.
Вчера разрешил старшему фабричному инспектору и состоящему при мне Владимирскому Полицеймейстеру отправиться без охраны на сходку за городом, на которой участвовало около 20000 человек, с целью узнать настроение рабочих, насколько сильно стремление большинства вступить на работу после уже объявленной десятипроцентной прибавки. По их докладу, самая масса отнеслась к ним вежливо и спокойно, главари же держали себя вызывающе. При голосовании ими вопроса о прекращении или продолжении стачки масса, находясь под сильным влиянием главарей, высказалась за продолжение, считая себя неудовлетворенными объявленными новыми расценками. Успеху забастовки способствует благоприятная погода, наступление сенокоса, а также и сознание приближения Нижегородской ярмарки, что, по общему мнению рабочих, должно заставить фабрикантов быть уступчивыми. Арестовать главарей невозможно, в виду правильной организации охраны стачки. Главная моя цель — избежать кровопролития и не дать возможности толпе нарушитъ установившееся спокойствие в городе и окрестностях, особенно после уменьшения. В виду окончания (четырнадцатого июня) срока разрешенных сходок, опасаюсь, что главари будут проситъ разрешения продолжения оных и убедят толпу в своей победе, тогда принужден буду или воздействовать силой, что вызовет кровопролитие, новые бесчинства в городе и окрестностях, или новым объявлением разрешить сходки до окончания забастовки при прежних условиях. Моя главная надежда на истощение материальных средств части рабочих, не обеспеченных полевыми работами.
Владимирский Губернатор 16 июня 1905 г. № 26. г. Иваново-Вознесенск.
Совершенно секретно. Его Превосходительству Д.Ф. Трепову.
События 3 июня в г. Иваново-Вознесенске, вызванные запрещением сходок, благодаря их противоправительственному направлению, повлекли за собой озлобление толпы, пожары, грабежи, разбитие винных лавок, повреждение телеграфа и телефона и всякие уличные, бесчинства.
Прибыв в Иваново утром 7 июня, я действительно, застал жителей города и окрестностей его терроризированными влиянием и угрозами толпы, руководимой агитаторами.
11 числа, убедясь, что благоразумное большинство рабочих, начинающих бедствовать, желает приступить к работам, я явившимся ко мне депутатам в числе 6-ти человек разрешил всем рабочим вновь собираться за городом, на реке Талке, с целью дать им возможность сговориться относительно ликвидации забастовки, с условием не заниматься вопросами политическими и антиправительственными.
С 11 числа прекратились всякие пожары, грабежи и другие преступления. Спокойствие в городе и окрестностях вполне восстановилось, но стало развиваться нищенство и попрошайничество; вследствие этого, рассчитывая на данные мне депутатами обещания заниматься лишь исключительно фабричными вопросами, мною разрешены сходки на реке Талке до 16 июня включительно. Результаты сходок сводятся к единодушному (по крайней мере, с внешней стороны) постановлению продолжать забастовку.С начала забастовки (с 12 мая) и до 13 июня фабриканты никаких уступок не делали. Этого же числа была объявлена 10% прибавка к заработку рабочих, которая их не удовлетворила, а лишь возбудила надежды на дальнейшие уступки со стороны фабрикантов, вследствие чего толпа оказалась более сплоченной. Надежды забастовщиков оправдались: 15 июня была объявлена новая уступка, коей более дешевый зимний заработок сравнивается с более дорогам летним, что равносильно новой 5% прибавке. Кроме того, фабриканты, без взаимного между собой согласия, за последние три дня стали выдавать рабочим своих фабрик единовременные выдачи, частою в счет будущего заработка, частью в виде подачки от 1 до 3 руб. Все это, в совокупности, дало возможность агитаторам и депутатам поднять дух массы забастовщиков и вселить в них надежду, что дальнейшим упорством могут они достигнуть еще больших уступок.
Независимо от этих экономических оснований, депутаты прибегают к угрозам и застращиванию лиц, желающих вступить на работу, что также достигает своей цели.
По полученным мною агентурным сведениям, агитаторы и руководители сходок, за невозможностью удержать солидарность толпы одними экономическими вопросами, за последние 2 дня вновь принялись за политические и антиправительственные речи, пока не встречающие сочувствия в массе забастовщиков.
Три побывавшие в течение месяца в г. Иваново-Вознесенске, по поручению Командующего Войсками, генерала, видимо, доложили ему о необходимости уменьшения количества расположенных здесь войск на 2/3, при чем в данное время располагаю только 2-мя сотнями казаков и 6-ю ротами пехоты на 30000 забастовщиков и 80000 жителей, могущих быть быстро охваченными паникой, при пространстве города более чем 16 квадратных верст. Подобное сокращение военной силы не может не повлиять на дальнейшие мои распоряжения и вместе с тем, несомненно, поднимает дух забастовавшей толпы, хотя, действительно, после 3 июня не было необходимости прибегать к помощи военной силы.
Хотя, по заявлению Начальника Отряда, и теперь есть возможность разогнать могущие увлечься собрания рабочих, но в виду уже бывшего примера 3 июня озлобленная толпа, несомненно, бросится на город и окрестности и возобновит все буйства и преступления, для борьбы с коими недостает военной силы. Неудача же воздействия будет иметь непоправимые последствия.
В разговоре со мной депутаты заявили, что пока их не трогают, как 3 июня, они ручаются за сохранение порядка.
Если дальше разрешат сходки, то они почти наверное могут принять противоправительственный характер; с другой же стороны, если разгонять сходки, то также наверное возобновят грабежи, поджоги; город и его окрестности будут в опасности, и рабочее движение примет характер открытого мятежа, будет масса неповинных жертв и невознаградимых материальных убытков.
Вследствие сего, рассчитывая на время, на возможность освобождения массы благоразумных от гнета и угроз агитаторов, я решил пока допустить сходки на реке Талке, как меньшее из двух зол надеясь, что с возобновлением работ организация агитаторов лишится почвы, а сходки на реке Талке сами собой погаснут.
Воинские части не сочувственно относятся к своей роли охранителей порядка, так как оторваны от своего прямого назначения. Состав Иваново-Вознесенской полиции, хотя и несколько мною ободренный, сбился с ног. Сам я, находясь в центре разнохарактерных течений (военное начальство, фабричная инспекция, прокуратура, жандармский надзор, плохо организованная агентура), должен напрягать все свои силы для достижения однообразного хода дела, что, при всем моем старании, достигается мною с большим трудом. Первый раз я просидел в Иваново-Вознесенске 8 дней, ныне уже прошло 9 дней моего вторичного здесь пребывания и пока не предвижу его конца. У меня развиваются признаки сердцебиения и нервного расстройства. Прочие дела губернии совершенно ускользают от моего внимания, между тем как в настоящее время политическое движение в губернии требовало бы моего личного контроля, вместо безрезультатного сидения в Иванове свидетелем экономической борьбы фабрикантов с рабочими. Заменить себя в Иванове Вице-Губернатором считаю неудобным, в виду слабости его здоровья, общей нервности, а также и потому, что забастовщики неосновательно считают д. с. с. Сазонова виновником событий 3 июля, будто бы вследствие влияния Иваново-Вознесенского Полицеймейстера Кожеловского.
Я бы убедительно просил Ваше Превосходительство разрешить мне приезд в Петербург для личного доклада и заменить меня кем-нибудь, если Вы признаете невозможным разрешить мне поручить охранение порядка в городе Иваново-Вознесенске очень дельному, спокойному и известному местным жителям Шуйскому уездному исправнику Кол. сов. Лаврову.
Иваново-Вознесенский Полицеймейстер Кожеловский хотя подал прошение об отставке, но уволен мною в месячный отпуск для обеспечения личной его безопасности, так как рабочие вообще крайне озлоблены против него и приписывают ему печальные последствия событий 3 июня.
Губернатор И. Леонтьев.8. Рост политической активности и сознательности рабочих после событий 3 июня Требование Народного Суда над виновниками 3 июня.
Мы, рабочие фабрик и заводов г. Иваново-Вознесенска, собравшиеся на общее собрание 13 сего июня, постановили заявить:
Начавши 12 мая всеобщую забастовку, мы в числе прочих требований выставили требование невмешательства военной силы, полиции в дело рабочих, в противном случае за последствия мы не ручались. Три недели продолжалась мирно наша борьба, порядок в городе был образцовый, три недели мы пользовались свободой собраний, слова, союзов, печати, стачек, неприкосновенностью личности. С первых же дней, кроме вопросов чисто экономических, мы все обсуждали вопросы политические, так как одно с другим связано непосредственно. Вопросы политического характера обсуждались открыто на площади, и мы все единогласно поднятием рук, в присутствии владимирского губернатора, еще 15 мая приняли требование Учредительного Собрания, выбранного на основе всеобщего, прямого, равного для всех и тайного избирательного права. Мы все считали, что несправедливо, если І5 это собрание будут выбираться только богатые.
Несмотря на то, что мы все три недели обсуждали вопросы политического характера, — нас не трогали, никого из нас не арестовали. Трех арестованных по нашему требованию выпустили.
Но вот 2 июня вывешивается неожиданно объявление губернатора, которым нам запрещается собираться на Талке — последнее место, где мы могли беседовать. Основанием запрещения послужило то, что мы, якобы, начали в последнее время обсуждать вопросы политического характера. Да мы же обсуждали и голосовали эти вопросы с первого же дня! Недоумевая, в чем дело, мы все-таки собрались 3 июня на Талку. Здесь были уже казаки. Мы спокойно сели у леса. Наши депутаты отправили с четырьмя казаками, стоявшими патрулем, бумагу, где от нашего лица требовали разрешения собираться. Какова судьба этой бумаги, — неизвестно. Говорят, будто казаки ее потеряли. В ответ на наше требование, появились астраханские казаки, во главе с полицеймейстером Кожеловским, и прежде чем мы успели опомниться, не то что разойтись, по крику Кожеловского, казаки бросились на сидящую толпу с гиком и свистом. Нельзя описать той ужасной, невероятной картины, которая произошла. Лес оглашался стонами, рыданиями, криками злобы и проклятья, улюлюканьями пьяных казаков на пьяных лошадях. Голос неистовствовавшего полицеймейстера выделялся: «бей их, сукиных детей, руби, режь, Дунаева мне, Дунаева!» и т. д. Он злорадно хлопал в ладоши и сатанински хохотал. Зверски, бесчеловечно избивались мы тяжелыми, со свинцом на конце, нагайками. Зверски расстреливались поодиночке. Казаки выезжали из леса и снимали, как куропаток, людей с насыпи. Сил не хватает описывать всего. Тут же сотнями захватывали в плен и снова избивали, сильно избитых оставляли на месте. В числе прочих арестовали и надругались над секретарем собрания — депутатом Н. Грачевым. Толпа подхватила двух раненых с насыпи и понесла к фельдшеру Витовскому; когда последний вез их после перевязки в больницу для чернорабочих, толпа на улицах навзрыд рыдала. Судорожно сжимались кулаки, со всех сторон неслись проклятья убийцам. Сдержать прорвавшееся чувство злобы и мести не было никакой возможности. Толпа рвала, ломала, жгла на своем пути. Так продолжалось с 3 по 11 июня, когда вновь разрешили собрания. За все это время город был в осадном положении: казаки и драгуны хватали встречных и поперечных, обыскивали и избивали ни за что ни про что, как например, двух почтенных жителей Боголюбовской слободы. Насильники не останавливались перед тем, чтобы врываться в наши жилища и там надругаться над нами. Никто не был уверен за свою жизнь и безопасность. И после всего этого появляется объявление губернатора, извещающее нас о том, что мы первые нарушили мирный ход забастовки грабежами и насилиями. Объявление это говорило также, будто кучка людей, не останавливающихся перед преступлением, не давала работать большинству благонадежных, тяготившихся вынужденной безработицей.
9 июня, когда уныло, безрезультатно свистели свистки, призывавшие встать на работу рабочих на старых условиях, доказало противное. Мы все, озлобленные насилиями, не хотели работать после 3 июня, более чем когда-либо, на старых условиях.
И вот мы избиты, над нами надругались, нас они обвиняют во всем, наши братья томились и томятся в тюрьме, их же обвиняют в вооруженном сопротивлении и других преступлениях. В это же время насильники и настоящие преступники ходят по воле. Кожеловский, астраханские казаки и высшее начальство, приказавшее им расправиться с нами, те ходят с сознанием исполненного долга.
Где же тут справедливость?
Чувство обиды, злобы, мести глубоко затаилось в сердце у каждого. До тех пор оно не изгладится, пока мы не отомстим. Пока виновные не потерпят должного возмездия, невинные не будут освобождены и не падет с них обвинение. Мы требуем все освобождения наших томящихся в злой неволе братьев. Говорят, у них были или они распространяли прокламации. Да у кого их не было? Кто их не распространял? Мы ничего в них, кроме правды, не видим. Нам говорят, что арестованы за то, что произносили политические речи. Но мы все были согласны с ними. Мы все говорили то же самое. Мы слушали, что по поводу 3 июня назначено следствие, будет суд. Но мы видим по началу, каков будет этот суд: пострадавшие томятся в заключении, их же обвиняют, виновники гуляют. Мы требуем настоящего суда над виновниками 3 июня, мы требуем открытого, гласного народного суда, при условии полной свободы устного и печатного обсуждения всего происшедшего. Иначе мы будем считать суд не судом, а комедией, шемякиным судом. Чувство обиды никогда не уляжется в нас. Никто из нас не поручится тогда за неприкосновенностъ насильников, за порядок и спокойствие.
Иваново-Вознесенская группа Северного Комитета.
(На листовке охранкой помечено: «раздавал В. Белов».)
/Смирнов. «Стачечное движение в Иваново-Вознесенске в 1905 г.», стр. 49 — 51./ Что такое «вольный социалистический университет» на р. Талке? Как проводились собрания стачечников на речке Талке, что на этих собраниях говорилось и кто выступал? На эти вопросы проливает значительный свет жандармская переписка, основанная на информации филеров, провокаторов и шпиков, осведомленность которых о ходе стачки была поставлена в достаточной мере солидно.
Ниже приводится целый ряд документов, скопированных из дела жандармской переписки о стачке 1905 г.
Начальник Шуйского Отделения.
Секретно.
На сходке рабочих 23 мая на реке
Талке оратор не из числа рабочих, а приезжий, возбуждал народ против правительства, объясняя, что войну кровопролитную устроило именно правительство. «Кого они спрашивали? Крестьян вовсе не опрашивали, а требуют солдат из крестьян. Убытки падут на тех же крестьян. А разве мы японцам досадили или они нам? Нет. Между нами ничего этого не было. Долой эту кровопролитную бойню, долой и тех, кто осмелился это затеять во вред всем крестьянам.
Оратор Дунаев говорил, когда они ходили 23 числа на площадь: «когда фабриканты и начальство увидело, что мы идем так сильно, напором, то хотя и сказали нам, «уходите из города», но мы ничуть не струсили, а пошли под своими красными флагами и с песнями. Вы видите, как только мы пришли сюда на назначенное место, с которого не смеют согнать, так называемая Талка, и вот, шлют нам бумагу о приглашении нас в город к фабриканту Дербеневу для переговоров о наших требованиях. Вот, товарищи, пока мы во время забастовки вели себя скромно и только лишь собирались на назначенном месте, — мы ничего не достигли, а как сегодня пошли на площадь, увидали нашу силу — вот, и струсили; а если мы пойдем на площадь и захватим с собой все необходимое для нас оружие, о котором я говорил вам уже не раз, чтобы вы заготовили, — тогда они совсем сдадутся на наши требования».
24 мая тот же оратор, который говорил и 23 числа, объяснял из полученного письма из Вьюжи о забастовке, что там все требования рабочих исполнены; «так и мы, если будем дружно вести забастовку, то получим все требуемое, вы видите теперь, кто о вас заботится: не мерзкое правительство, не эти жирные глоты фабриканты, а только Московский Комитет Российской Социал-Демократической Рабочей Партии; вы сами теперь видите, что наша партия плохого не приносит, хотя нас и считают врагами всего государства, а враги те, кто управляет государством. Долой его!»
Оратор, мужчина, не из рабочих, малоросс по наречию, объяснял значение их «партии», чего добиваются и как этого достигнуть. «Прежде всего нужно выработать так называемые прокламации, которые вы теперь рвете друг у друга из рук, а почему вы раньше так боялись их и в руки брать. Когда мы отработаем эти бумажки, то постараемся разбросать, чтоб не пропали даром. Когда знаем, что бумажки попали в руки, — стараемся разъяснить, к чему они клонятся. Кабы вы звали, под каким страхом мы все это делаем, с опасностью для своей жизни, все для улучшения вашей же жизни».
Несколько раз во время речи провозглашал «да здравствует Российская Социал-Демократическая Рабочая Партия».
Дунаев говорил толпе, что Дербенев пришедшим из города депутатам сказал: «разбирайтесь по фабрикам и просите, что вам нужно». Дунаев стал объяснять: «если вы разделитесь по фабрикам, то вас возьмут в руки, и вы не получите ничего. Но мы дали слово не распределяться по фабрикам до тех пор, пока не получим своих требований. А как вы думаете?» Тут все закричали, что на работу не пойдут. Дунаев добавил: «если мы так дружно будем бороться с врагами, то получим требуемое. Если мирным договором не возьмем, то силой, а своего добьемся». Все согласились продолжать забастовку.
23-го Дунаев показывал сторублевку, присланную комитетом для беднейших рабочих. Будто бы, Дунаев был переодет в костюм «приезжего из Москвы» и наоборот.
23-го прокламации раздавала женщина и предупреждала, что новые не готовы. Пели революционные песни.
Пастух может указать, где за городом печатаются прокламации. (Сведение это не проверено).
Вышеизложенное сообщено лицами, не вызывающими сомнения.
Кроме того, доношу, что я лично наблюдал нарастающее негодование общества на допускаемое явное безнаказанное сплочение народа к свержению Государя, о чем говорится открыто народу и пишется в прокламациях в таких выражениях, как «гнать царя и его родных». Возмущаются безнаказанностью и неопровержением газеты «Русское Слово», которая излагает, что «забастовка идет замечательно мирно, к ней примкнули сапожники, плотники и т. п.». Рабочие других городов, читая такие известия, не подозревают, какое делается насилие даже над честным трудом, чтобы заставить участвовать против воли в забастовке.
На сходках бывает много любопытных посторонних лиц. Рассказы их волнуют и возмущают общество, которое, вопреки происходящему, читает в «Русском Слове» насмешку, что на Талке под открытым небом читается народу курс «социологии» и по жадному вниманию толпы видно, что темному люду нужно «живое слово».
Между тем, ни для кого не секрет, даже для солдат, что «живое слово» открытая брань Государя, правительства, пение подлых песен, обман народа, развращение его, открытая раздача прокламаций революционных, но не экономического характера. Безнаказанность насилий толпы, врывающейся для разбойно-насильственных действий, также вызывает открытые нарекания на власти и подчеркивается именно наличностью в Иванове губернской власти в данное время.
Ротмистр Левенеп.
(Получено 25 мая 1905 г.)
Начальник Шуйского Отделения Московско-Архангельского Жандармск. Полиц. Управления железных дорог.
29 мая 1905 года.
Г. Иваново-Вознесенск, Владим. губ.
29 мая на сходке рабочих оратор высокого роста, с небольшой темно-русой бородой, говорил толпе: «Раньше полицейместер и инспектор по требованию нашему явились к нам на Талку, а теперь заявили, что ходить к нам не будут, «а если хотите, то присылайте к нам депутатов». Товарищи, вед, это еще новый обман. Как эти мерзавцы нас обманывают! Попомним им, отмстим!»
(В толпе: «отомстим!»)
«Товарищи, мы говорили вчера полицеймейстеру, чтобы они выпустили арестованных ими наших ораторов, в особенности Степаненко, который приехал из Москвы, чтобы помочь нам. Они его арестовали, вырвали у нас самый сильный корень. Товарищи! Пойдемте на выручку своего товарища, который пал жертвою за всех нас. Пойдем всей толпой, заявим, что если не отпустят, — то мы пойдем вооруженным восстанием. Товарищи! Как нам быть? Всем итти толпой или послать депутатов? Со своей стороны, я думаю послать депутатов, пусть они скажут, что если не отпустят нам Степаненко, то толпа двинется в город».
Толпа согласилась, послали депутатов. Оратор продолжал: «Товарищи! Скажите всем жандармам и полиции, что кто хочет быть из них живым, пусть скидают мундиры и синие штаны, а то скоро окажутся трупами.
Товарищи! Вы читаете: «долой самодержавие». Под этими слонами находится не только один царь, но и весь российский строй. Вы знаете, 9 января в Петербурге, когда шли с иконами и крестами к государю, выразить ему все, что у кого наболело, то их не допустили, их расстреливали. Проклятие им всем, кто стрелял в наших братьев. Проклятие им, кровопийцам».
Другой оратор, среднего роста, худощавый, говорил: «Товарищи, я вам говорил: соберемся плотной стеной под «красное знамя», а это вот что означает: вы видели, что в царские дни вывешивают флаги, сшитые из трех полотнищ, вверху белое, в середине синее, внизу красное. Вот это верхнее белое обозначает высшее правительство; среднее синее — это самые наши кровопийцы, фабриканты и чиновники, все эти наемные шкуры, которые нас давят, теснят: красное полотнище внизу — это и есть мы, и мы находимся под ними, под их управлением. Но вот, товарищи, мы и поднимаем красное знамя в знак того, что мы не хотим подчиняться этому мерзкому правительству, а хотим, чтобы правительство было из наших товарищей, и законы вырабатывались нашими выборными: тогда фабрики
перейдут в управление наших рук, тогда мы скажем кровопийцам, чтобы они шли работать вместе с нами и получать равную часть из вырученных денег. «Да здравствует свобода!» (В толпе: «да здравствует».) Товарищи, я еще раз повторяю: чиновников и полиции за нынешний год немного останется в Иваново-Вознесенске!»
Вышеизложенное, записанное возможно дословно, доношу Вашему Превосходительству.
Ротмистр (подпись).
Начальник Шуйского Отделения Московско-Архангельского Жандармск. Полиц. Управления железных дорог.
30 мая 1905 года. № 210.
Г. Иваново-Вознесенск, Владим. Губ.
Секретно.
30 сего мая, на собрании рабочего класса близ реки Талки оратор (роста ниже среднего, одетый в пиджачный поношенный темно-коричневого цвета костюм, брюки на выпуск, в красной рубашке, обыкновенной фуражке черного цвета; лицо белое, небольшие усы, борода бритая, на вид около 25 лет) держал речь окружающей его публике. «Господа, просимое нами у хозяев, чего вам известно, не удовлетворяется, настояли бы мы на нем, но только мешают нам наши враги — это солдаты; теперь нагнато их много, нам с ними бороться очень трудно, да и мы теперь к этому не подготовлены, устроится немного наше дело, мы проработаем несколько времени, а войска, т.е. солдаты, уйдут за это время, тогда мы возобновим свое дело и получим все то, что нам нужно. Согласны на это?» Все единогласно закричали: «будем покамест бастовать, впоследствии получим, что нам требуется, не просьбой, так силой».
Кончив речь, оратор слезает с возвышенного места. Из толпы выскакивает несколько человек мужского пола, садятся в кружок и под личным его руководством поют революционные песни по адресу императора и г. Трепова. По окончании песен бросаются опять в толпу и рассеиваются в оной. По окончании всего этого, собираются кучками отдельно по фабрикам и обсуждают свои интересы. По окончании расходятся по домам.
Речь Дунаева не записана.
Ротмистр (подпись).
Начальник Шуйского Отделения Московско-Архангельского Жандармск. Полиц. Управления железных дорог.
2 июня 1905 года. № 218. Г. Иваново-Вознесенск, Владим. Губ.
Секретно.
Господину Начальнику Владимирской губернии.
На сходке сегодня, 2 июня, первым оратором был «приезжий», скуластый, опять в черном пиджаке и шароварах, брюки на выпуск. О нем говорили было, что это — рабочий от Смолякова, но сегодня говорят, что он — московский. Он говорил:
«Товарищи, хотя нам сходка здесь разрешена, но теперь хотят воспретить и уже печатают листки о воспрещении. Но мы будем сбираться где-нибудь на крестьянской земле или в лесу где-нибудь, но сходку делать будем». Не слышно было, что он говорил, когда отворачивался к толпе, но призывал о чем-то клясться. Многие достали револьверы и клялись. Револьверов подняли штук 40, может быть, и больше. В чем-то клялись. Оратор говорил, что разрешенные сходки запрещены и остается помериться, чья сила возьмет. Оратор говорил: «будем избивать купечество, жечь полицейские участки».
После этого оратора вышел молодой, без бороды, с усами, в фуражке с зеленым бархатным околышем, развернул № 136 «Вечерней Почты» и читал о разрешении сходок, «а тут воспрещают». В это время в толпе закричали «шпион». Кого то поймали, бросились бить. Второй раз его около водокачки били. Избитому говорил еврейского типа, хотя со светло-русой окладистой бородой, человек: «виноват ты или нет, — уходи отсюда, все равно мы тебя убьем», пальцем водил перед лицом и говорил резко. После замешательства этого запели песни. Пропели две песни «Доля моя, доля» и «Рабочая сила». Затем более 100 человек ушли в лес. Песнями руководил Дунаев.
Ротмистр (подпись).
А вот и другие ценные документы из архива жандармской охранки — записи речей ораторов-стачечников. Очевидно, среди бастовавших находились лица, сообщавшие о всех предположениях стачечников.Сходка 14 июня Грачев Николай. Товарищи, мы были у губернатора, и он нам разрешил собираться здесь завтра и послезавтра, т.е. на два дня.
Дунаев. Товарищи, а мы разве просили, чтобы собираться два дня? Нет, товарищи, мы не просили. Мы будем собираться здесь все время забастовки.
Грачев Николай. Потом вот еще что: губернатор сказал, чтобы в городе грабежей и поджогов не было. Я ему не дал договорить и сказал, чтобы у вас не было больше пуль и нагаек. Он замахал руками и не стал больше разговаривать. Товарищи, вчера мы просили вас подписаться на нашем заявлении, многие не подписались, потому что боятся, но это заявление очень важное: тут написано обвинение Кожеловского и требование выпустить арестованных наших товарищей. Так поэтому, кто вчера не подписал, подпишитесь сегодня, потому что вчера подписались три тысячи человек (к некоторым подходили, и они подписывались пять раз разными фамилиями, смеясь).
Дунаев. А вот тут люди говорят, что социал-демократы делают нам какую-то ловушку. Нет, товарищи, это неправда. Мы хотим освободить наших товарищей, которые сейчас томятся в тюрьмах за прокламации, мы хотим арестовать Кожеловского и судить народным судом.
Оратор-мальчик сразу сказал: «Долой самодержавие!» Далее говорил: «Я был в тюрьме. Расскажу вам, как было нам в тюрьме. В тюрьме было очень плохо. Мне передали туда газету и я узнал, что в Иванове забастовка продолжается. Мне стало известно, как тут пороли эти проклятые пьяные казаки, как стреляли с насыпи в людей, как наши братья потащили раненых, и их казаки стали пороть. Тогда у меня забилось сердце, и я хотел было перелезть через стену, но стены были очень высоки: но я узнал, как тут боролись ивановские рабочие. Теперь вы, наверно, не боитесь этого слова «долой самодержавие» (рабочие кричат: «нет, не боимся»). Товарищи, наши братья сидят арестованными, нужно их освободить или нет? (рабочие кричат: «нужно»), но, ведь, вы вчера требовали, почему же их не освободили? (рабочие молчат). Есть ли у вас оружие? (рабочие кричат «нет»). Нужно вам запастись оружием, топорами, молотками и клещами. Если бы у меня был клинок, то я первый бы бросился на казаков. Проклятие им всем. Проклятие фабрикантам, правительству, самодержавию и всякой сволочи! Товарищи, я скажу, что тут пишут в этой газете («Русский Листок»). Товарищи, корреспондент и шпионы передают и пишут в газетах. Если он тут, так чтобы вышел и все шпионы чтобы вышли отсюда. Вот в этой газете пишут, что мы первые нарушили тишину и первые стали стрелять. Они говорят, что у казаков в винтовках не может быть свинцовых пуль, но, ведь, они могут стрелять из револьверов, а там пули свинцовые. Я этой газете не верю, я рву ее и вы, товарищи, рвите эти газеты» (рвут).
Оратор ив Глинищева. Товарищи, мы не будем работать, если они не выгонят всех шпионов. У нас работа будет не работой, если наши братья будут томиться в тюрьмах. Мы будем требовать, чтобы над нами не издевались и не трогали нас. Нас разогнали и стреляли за то, что мы будто 2 июня обсуждали политические вопросы, но мы их обсуждали с первых же дней на площади. Мы обсуждали там все вопросы, и политические и экономические. Нас тогда не трогали, потому что нас было много. Мы все организовались. Но в последнее время, когда нас стало меньше, они увидали это и не знают, как придраться, и вывесили объявление, чтобы на Талке не собираться, потому что мы обсуждали политические вопросы, а не экономические. Но мы все равно обсуждали все те вопросы, которые нам нужны. Нам нужно требовать свободы, чтобы над нами не издевались, как 3 июня. Мы требуем, чтобы могли собираться, когда нам нужно, чтобы не пугаться никакой сволочи и никакой полиции.
Пожертвование в пользу голодающих пришло от московских рабочих —150 руб.
Полушин С. Н. дал своим рабочим 30 руб., а они передали в пользу голодающих.
Какой-то студент и на этой сходке передал ораторам какую-то бумагу.
Прокламации раздавались.Сходка 15 июня Говорили два оратора.
Мишка Лакин (см. Лакин Михаил Игнатьевич) объясняет рабочим, что был задержан на ст. Иваново и приведен в жандармскую комнату. У него был обнаружен револьвер, и это для него было очень плохо. Затем его отправили в полицию, где над ним издевались. Провозглашал: «проклятие жандармам и полицеймейстеру», «долой самодержавие и проклятие ему». (Все в ответ кричали, повторяя эти слова).
Советовал рабочим продолжатъ забастовку до 1 июля. Все соглашались. Читались прокламации.
Бюст Лакина на мемориальном комплексе «Красная Талка» в Иванове
2-й оратор, Дунаев, убеждал продолжать забастовку, так как у них есть хорошая поддержка.
— Сегодня нам прислали 260 руб. из Революционного Комитета, которые будут разделены неимущим. Будем бастовать до тех пор, пока фабриканты сами попросят нас работать.
Рабочие согласились продолжать забастовку.
Дунаев руководил песнями (между прочим, пели «Вперед, вперед, просыпайся рабочий народ»). Рабочие подписывались на какой-то бумаге.Сходка 16 июня Дунаев (читал объявление фабрикантов). «Тут говорится, что если мы не пойдем работать до субботы, то не дадут нам того, что прибавили. Товарищи! Разве мы бастовали из-за 7 коп.? Мы им отдадим последние пиджаки, если им мало, но не пойдем работать из-за этой прибавки, какую нам прибавили. Мы лучше пойдем за старую цену работать, чтобы нам поправиться и снова забастовать. Мы скажем, что мы не из-за прибавки бастовали, а чтобы с нами обращались, как с людьми. Ведь, мы — люди, тоже есть хотим, мы требуем, чтобы нам можно было дышать свободным воздухом, а у нас на фабриках и вентиляторов нет». Дальше объяснял о принадлежности земли всем, а не отдельным лицам.
Объяснял взаимную необходимость труда: ткача, крестьянина, каменщика... Все должны быть равны. Студент опять передавал ораторам прокламации для раздачи.
Мишка Грязновский. Товарищи, вам известно, что купцы вывесили объявление и говорят, что они отнимут сделанную прибавку. Но это — неправда, прибавка завоевана нами, и мы за это пролили кровь здесь на Талке. Если мы продержимся еще неделю, то они нам еще прибавят.
Глинищевский оратор. Я хочу вам кое-что сказать, но у меня болит голова. Все-таки кое-как я вам расскажу. Если бы купцы знали, что мы станем так долго бастовать, то с первого разу дали бы нам все мелкие требования, и, если бы знали, что будут терпеть миллионные убытки... Теперь они будут знать в следующий раз. Когда будет забастовка, то они скорее дадут все, что мы просим. Нам говорят попы, что надо покориться перед старшими и надо терпеть. Если нам на этом свете плохо, то на том свете будет хорошо. Нет, товарищи, это неправда и сплошное вранье. Нам нужно, чтобы и на этом свете было хорошо. Если мы будем бастовать и бастовать, то купцы не только не отнимут того, что дали, а дадут то, что мы требуем. Они говорят, что если мы придем работать до субботы, то они не упустят Нижегородской ярмарки. Они нагонят то, что упустили во время забастовки. Но если мы в субботу не выйдем на работу, то они не выполнят взятых заказов, поэтому нам нужно продержаться еще неделю, тогда они скорее сдадутся нам, потому что могут лишиться Нижегородской ярмарки, на которой получают доход на весь год. Во-вторых, они должны лишиться заказчиков».
Во время сильного дождя пели политические песни «Зимушку». «Вихри враждебные» и «Вставай, поднимайся, рабочий народ».Сходка 17 июня Грачев Николай. Товарищи! Многие из вас ходят по городу и сбирают. Это не хорошо. Лучше, если кто нуждается, приходите сюда в кассу. Мы уже разделили 1900 рублей и у нас есть еще 600 рублей.
Депутат-странник. Товарищи! Мы были вчера у губернатора и сказали ему, что будем собираться здесь на Талке все время забастовки. Он на это сначала поморщился, потом подумал и долго подумал, а потом сказал: «Собирайтесь, только до тех пор, пока я не объявлю вам, как было объявлено 2 июня». Так вот, товарищи, теперь нам можно опять собираться здесь. Теперь нам бояться нечего. Потом губернатор сказал: много у вас нуждающихся, я сам вижу, что каждый день ходят толпы человек по 20 — 30 по улицам и сбирают. Мы ему сказали, что это не наши рабочие сбирают, а, те люди, которые обирали и до забастовки. Они и раньше не работали, а теперь пользуются случаем. У нас нуждающимся выдается из кассы.
Царский (оратор черный). Товарищи, многие из нас, сбирают по городу, как будто бы в пользу голодающих, а, между прочим, они прикарманивают деньги себе. Надо посмотреть, кто это собирает. Они набирают по 50 руб. и более и пользуются этим. Где бы им пришлось заработать в 5 месяцев. А между тем, они еще портят нашу забастовку, потому что враги наши видят, что народ сбирает. Они нам ничего не дадут. Вот еще народ подержится, и пойдет работать.
Дунаев. Я вам прочту письмо от муромских рабочих. Они нам пишут (читает): «Мы, муромские рабочие, благодарим вас. ив.-вознесенских рабочих, что вы бастуете твердо и стойко за рабочее дело. Но и мы, муромские крестьяне, начинаем бастовать. Мы сходимся из трех деревень в одну и говорим, что не будем платить оброков, и земля будет наша. А вы урядниками нам мешаете, а за это мы будем рвать вас всех. Мы уже одного земского начальника убили...». (Народ закричал: «Спасибо»).
Глинищевский оратор. Так вот, товарищи, купцы говорят, что если мы не пойдем на ту прибавку, которую они нам дали, то они отнимут и это. Потом говорят, что фабрики закроют до Покрова. Почему же они не закрывают? Почему они нам денег не дают? Это у них последняя уловка. Уже они не знают, чем нас пугать. Они видят, что мы ничего не боимся. Они уже пытались и нагайками, пулями, расчетом, объявлениями разными, шпионами и черными сотнями, но все ничего не помогает. Теперь вздумали «богами» нас пугать: дескать народ бога боится, а они уже и бога продают. Попы говорят: «нужно покориться, нужно потерпеть, а на том свете золотые горы будут». Нет, товарищи, нам нужно устраиваться, чтобы здесь было хорошо. Если они дадут нам здесь устроиться хорошо, то мы устроимся, а если будут отвечать нам пулями, то и мы ответим пулями. Поэтому у нас и в песне поется: «Сами набьем мы патроны, к ружьям привинтим штыки».
Товарищи! Вы остерегайтесь жандармов, не стойте с ними на станции или где-нибудь. Они вас выпытывают, чтобы после кого-нибудь взять. Почему они берут социал-демократов ночью и судят их одни, чтобы никто не видал? А потому, что если увидит народ, то он задаст!.. А почему его отдельно судят, чтобы никто не видал? А потому, что его нельзя судитъ-то. Он правду говорит.
Дунаев. Товарищи, вот эта газета «Вечерняя Почта». За то, что в ней написано, ее правительство запретило выпускать (читает газету).
Товарищи, скажите своим товарищам, чтобы все пришли сюда. Мы узнаем, много ли у нас нуждающихся. Если немного, то пусть они скажут нам, а если много, то тогда лучше итти работать, подкормиться и опять забастовать.
Дунаев с какой-то нагайкой в руках запел песню про нагайку.
Нагайка, ты нагайка, …
Романовская шайка!
На сходке, еще в субботу 18-го, Дунаев говорил, что если кто желает работать, то пусть в понедельник, 20-го, собираются на Садовой и на Новой улицах и, если окажется более желающих работать, тогда примемся все работать. Сегодня, т.е. 20 июня, желающие работать стали собираться на Садовой и Новой улицах, но вдруг явились забастовщики и с палками стали разгонять и даже бить. На сходке было решено послать депутатов к г. губернатору, предложить купцам, чтобы они вывесили объявление, что они думают, т.е. последние их условия, или, как написано в объявлении у фабрикантов, что фабрики останавливаются до Покрова, то бы заплатили им по Покров. Но депутатов в город не допустили к губернатору.
Решено 21 июня итти по фабрикам и проситъ, чтобы выдавали или денег, если же не будут выдавать денег, то будут громить фабрики. Один из ораторов оказал, что, прежде чем итти, нужно поджечь два моста в городе, т.е. Туляковский и Соковский, чтобы не могли приехать казаки. Прежде и теперь была подписка в книге у ораторов, чтобы судить полицеймейстера Кожеловского. Но некоторые говорят, что эта подписка: «долой самодержавие». Рабочие об этом не знают.Сходка 19 июня Дунаев. Говорят, что фабрики встают до Покрова, а чем же эта толстокожая сволочь будет жить-то? Ведь, она живет покамест мы работаем, и они пользуются всеми благами. Если они закроют фабрики, то они закроют тот ручей, который к ним течет и течет и притекает до тех пор, пока мы не бросим работать. А как мы бросили работу, так у них все и стало. Ведь, им нужно же выдавать своих дочерей с 50 тысячами рублей, пристраивать куда-нибудь, да чтобы и они были жирны, как свиньи. Товарищи, у нас есть правительство, за чью сторону оно стоит? За нашу или за купеческую? (Народ кричит: «не за рабочих, а за капиталистов»). Почему же оно стоит не за нас, а за капиталистов? А вот почему, — потому что у чиновников тоже есть фабрики и если не у них, то у ихних родных. Если они будут стоять за нас, то их фабрикам должно быть то же, что и купеческим. Поэтому боремся мы не с капиталистами, а с теми, кто их защищает. Если купцы закроют фабрики в самом деле до Покрова, тогда мы пойдем все к государю. Все будет тот да в наших руках и фабрики, и земля, и железные дороги. Я прочитаю вам сейчас газету (читает, кажется, «Русское Слово», № 162).
Читал и говорил о флоте, о поставках в Порт-Артур и др. дефектах: присылке вместо лекарств камней, о не досылке сапог в должном количестве. Куда же остальные сапоги девались? Кто принимал все это? Вместо солдат, пушек и снарядов доставляют на войну целые вагоны шампанского (обвинял Алексеева, Стесселя, читал и комментировал случай с офицерами, посетившими Иваново-Вознесенский публичный дом под охраной драгун).
Оратор-странник, молодой, но по виду старый. Прежде он дирижировал палочкой при пении преступных песен. Вчера, l8-гo, ходил в Управу, где спорил с фабричным инспектором, говорил басню «Свинья под дубом». Он очень зол на правительство. Говорил на ту же тему, что и Дунаев.
Глинищевский оратор говорил о том, что не фабриканты кормят рабочих, а, наоборот, рабочие фабрикантов. Кончил речь: «долой эту сволочь — правительство».
Студент всегда вертится около ораторов и подает им прокламации. Был и сегодня, 19-го. Он имел голубой пакет, толстый, наполненный прокламациями.
Оратор черный (с бородой, имеет фамилию Царский). Подписей на каком-то заявлении (вероятно, о 3 июня и Кожеловском) собрано около 10 тысяч. Многие не знают, зачем требуют их подписаться и ставят кресты вместо подписей. Показываемая Дунаевым нагайка, потерянная, будто бы, в лесу казаком 3 июня и о которой Дунаев говорит: «нагайка, которая нас бьет», была им на кончике раздвоена и там оказался свинец. Очевидец нагайки говорит, что черенок ее имеет новый вид, а осмотренные у казаков нагайки никакого свинца не имеют и легко гнутся в концах. Полагает, что нагайку сделали нарочно, чтобы раздражать народ, как раздражают всякими способами против правительства.
18 июня, когда оратор Дунаев кончил песню о нагайке, то вскричал: «долой нагайку», а депутат, черный и смуглый, как цыган, лет 20-ти, крикнул в рифму: «долой романовскую шайку».
Депутат и Дунаев приходят на сходку раньше народа, часов в 9.
Дунаев хочет скрыться, так как какая-то женщина сообщила, что о нем спрашивали жандармы или полиция, должно быть, для ареста. Поэтому Дунаева не пускают в Управу депутатом. Теперь у него больше сторонников, чем прежде. По окончании сходок, когда народ расходится, начинается какая-то вербовка осторожная, привлекают людей в кружок, политикантов, как выражаются на Талке. Это имеет успех. Народ вообще очень уверовал в депутатов и ораторов.
/Смирнов. «Стачечное движение в Иваново-Вознесенске в 1805 г.», стр. 52 — 64./Сходки продолжаются
Шифрованная телеграмма Владимирского Губернатора Товарищу Министра Внутренних Дел, Заведывающему Полицией, от 19 июня 1905 г.
Хотя в городе спокойно, но сходки за городом принимают противоправительственный характер, руководящая движением партия рабочих держит в своих руках массу, ожидая только случая новою воздействия войсками, чтобы вновь начать бесчинства. Затрудняюсь запретить сходки в виду слабости войск, невозможности арестов главарей, могущих быть выпущенными прокуратурой. Депутаты забастовщиков с каждым днем все нахальнее предъявляют мне требования, до экономических вопросов не касающиеся. Убедительно прошу прислать лицо, облеченное большими полномочиями, могущее объединить деятельность всех ведомств, чувствую себя не в силах. Вице-Губернатор не может меня сменить по причинам, сообщенным ранее.
Губернатор Леонтьев.9. Красный террор Телеграмма Губернатора Товарищу Министра Внутренних Дел, Заведывающему Полицией, от 22 июня 1905 г. Сегодня со сходки рабочие вновь ходили по фабрикам для переговоров. Фабриканты уехали в Москву, боясь насилия. Уполномоченные отказывают удовлетворить требования рабочих, которые волнуются, не видя исхода переговоров. Порядок в городе пока не нарушается. Фабриканты телеграммой из Москвы просят охраны каждой отдельной фабрики войсками, в чем затрудняюсь по недостатку войск. Общая охрана города войсками строго поддерживается.
Губернатор Леонтьев.
/Дело ден. пол., 4 д-ство, № 4, ч. 30, т. 2, 1905 г./Телеграмма Владимирского Губернатора Товарищу Министра Внутренних Дел, Заведывающему полицией, от 23 нюня 1905 г. Сегодня толпа в шесть тысяч явилась ко мне с просьбой помочь скорейшим переговорам с фабрикантами, что я исполнил, пригласивши сейчас к себе всех заведующих фабриками, предложив им ускорить переговоры с рабочими, пользуясь их смирным настроением. Кроме того, телеграфировал в Москву. Толпа вела себя спокойно, но расходясь, на окраине города часть оной выкинула два красных, одни черный флаги. Среди фабрикантов не замечается солидарности.
Губернатор Леонтьев.
Телеграмма Владимирского Губернатора Товарищу Министра Внутренних Дел, Заведывающему полицией, от 24 июня 1905 г. Сегодня утром оставил Иваново спокойным, днем в Иванове получен отказ фабрикантов прибыть в Иваново и вступить в переговоры с рабочими. К вечеру толпы народа грабят лавки, рвут телефоны, телеграфы, настроение толпы злобное. Казачьи разъезды усилены, но прошу штаб прислать еще две сотни казаков. Вице-Губернатор болен. Решился пока остаться во Владимире.
Губернатор Леонтьев. Шифрованная телеграмма Товарища Министра Внутренних Дел, Заведывающего полицией, Начальнику Владимирского Жандармского Управления, от 27 июня 1905 г. Возлагаю на Вашу личную ответственность выяснение и арестование агитаторов рабочих масс в Иваново-Вознесенске. Требую полной энергии.
Товарищ министра Трепов.10. Способы подавления стачки Телеграмма Министру Внутренних Дел из Иваново-Вознесенска, от 25 июня 1905 г. Жители города Иваново-Вознесенска находятся в полной власти произвола анархистской партии рабочих и очутились поэтому в безвыходном положении. Начались не только массовые грабежи, — разграблено свыше тридцати лавок и магазинов в продолжение одной ночи, — но и поджоги. Грабежи производятся в присутствии казаков, на виду у всех жителей, с небывалой наглостью. То количество войска, которым располагает полицеймейстер, недостаточно для водворения мира и порядка. Жители города обращаются к Вашему Высокопревосходительству с настоятельной просьбой притти к ним на помощь. Городу грозит полный разгром и в недалеком будущем голод и убийства. Были случаи стрельбы грабителями по владельцам, охраняющим имущество. В течение семи недель происходят ежедневные сходки рабочих, не ради экономического, а чисто политического вопроса. Процессии с флагами красными и черными и непристойными на оных надписями — не редкость. Анархия царит во всей силе. Поджоги граждан, насилие происходит периодически. Жители посада города Иваново-Вознесенска в страхе и ужасе. Власти бездействуют. Официальные сведения о том, что рабочие держат себя смирно, чистейший вымысел. Убедительнейше просим Ваше Высокопревосходительство немедленно нас защитить. Паника полнейшая. Жители бегут из города.
(Следуют подписи «граждан города»).Шифрованная телеграмма Товарища Министра Внутренних Дел Владимирскому Губернатору, от 27 июня 1905 г. Не вмешиваясь в договорные отношения рабочих и фабрикантов Иваново-Вознесенска, о каковых отношениях должно быть вывешено к сведению рабочих объявление, настоятельно рекомендую Вашему Превосходительству не допускать сходок на Талке или других местах. Порядок надлежит восстановить во что бы то ни стало, а равно охранить все фабрики, промышленные и торговые заведения и частные владения. При всякой попытке к нарушению порядка принимать все меры репрессии, предоставленные положением усиленной охраны. При неуспехе передать власть военному начальству на предмет восстановления и поддержания порядка силою оружия: нахожу, что дальнейший произвол и беспорядки недопустимы. Если встретится затруднение в наряде войск, сообщите командующему войсками, потребовав от него необходимое количество. Желательно, чтобы распорядительные действия исходили непременно от Вас.
Товарищ Министра Трепов. Телеграмма фабрикантов Владимирскому Губернатору В ответ на телеграмму Вашего Превосходительства имеем честь довести до Вашего сведения, что никакой платы за время забастовки, никаких дальнейших уступок и прибавок, кроме сделанных нами, кончая четырнадцатым июня, мы сделать не можем. Не можем также согласиться, чтобы условия договоров о найме при поступлении рабочих вновь на фабрики зависели от мнения руководителей забастовки или депутатов, бывших рабочих, поэтому считаем какие-либо переговоры с депутатами невозможными. Руководствуясь этим окончательным нашим решением, мы в Иваново не вернемся до начала работ, которое зависит теперь только от согласия рабочих вновь поступить на фабрики на предлагаемых нами условиях.
(Следуют подписи фабрикантов).Шифрованная телеграмма Департамента Полиции Владимирскому губернатору, от 27 июня 1905 г. Многие жители и фабрики Иванова-Вознесенска обращаются к Товарищу Министра, Заведывающему Полицией, с просьбой о защите и охране собственности от бастующих рабочих. Жандармский офицер сообщает 25 июня, что руководителями провозглашена революция с избиением властей и чиновников. Войск мало. Жители беззащитны от дневного грабежа и разгрома. Телеграфируйте для доклада Генералу Трепову, приняты ли меры к восстановлению порядка, удовлетворено ли ходатайство об усилении войск, вообще, что сделано для прекращения невозможного положения. Его Превосходительство предлагает покончить с этим злом во что бы то ни стало.
За директора Рачковский.
Площадь Революции в гор. Иванове
Вооруженного восстания в Александрове 1905 г.
Владимирская губерния.
Copyright © 2017 Любовь безусловная
|
