Пречистая Гора — село в Юрьев-Польском районе Владимирской области России, входит в состав Небыловского сельского поселения. Село расположено на берегу речки Тома в 10 км на юго-запад от центра поселения села Небылое и в 35 км на юго-восток от райцентра города Юрьев-Польский. «Село Пречистая Гора – от Владимира (Владимирский уезд) в 40 верстах, при речке Томе».
В конце XIX — начале XX века село входило в состав Чековской волости Владимирского уезда.
В конце октября – ноябре 1905 г., в разгар аграрных волнений, крестьяне селений Лыково, Пречистой Горы, Слуды, Воскресенского, Леднева, Ельцы организовали массовую самовольную рубку леса помещицы Балк.
С 1929 года село входило в состав Чековского сельсовета Юрьев-Польского района, с 1935 года — Небыловского района, с 1965 года — в составе Краснозареченского сельсовета Юрьев-Польского района.
«Владимирский рожок. Звучит рожок при музыкальном сопровождении выступлений песенно-хореографического ансамбля «Русь» — профессионального коллектива Владимирской областной филармонии, гастролирующего не только по городам Советской страны, но и нередко выступающего за рубежом. Пропагандируют народный духовой инструмент энтузиасты ряда коллективов художественной самодеятельности. Звучит он в составе оркестра народных инструментов хора имени Пятницкого, получил прописку в Московском музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных, в самодеятельных художественных коллективах Иванова, Ярославля, Новосибирска. А изготовлены многие из этих рожков умельцем Василием Борисовичем Шиленковым из деревни Пречистая Гора. Пречистая Гора — это и высокий холм, и расположившаяся на нем деревня. Исследователи архивных данных скажут, что оба они получили свое название от бывшего здесь еще во времена польского нашествия монастыря «Девы пречистой». Но, думается, был и кто-то первый, кто поставил здесь свою избу. И, возможна, так прельстили его чистота речки Колокши, огибающей возвышенность, прозрачность, недальних березовых рощ и голубизна неба, к которому становишься на сотню метров ближе, когда стоишь на этом самом месте, что увидел он все это в превосходной степени, и назвал холм Пречистой горой. Долгие годы тишину утра над окрестным окоемом будила нехитрая мелодия рожка, только что законченного Василием Борисовичем. Когда-то в детстве он пастушил и был покорен голосистым инструментом, овладел игрой на нем не хуже старших, маститых, если можно так сказать, пастухов, а потом научился сам их изготавливать. Позднее был он солдатом, держал оборону в Волховских болотах. Работал на восстановлении заводов. Стал мастером на все руки, освоив профессию столяра, столяра-краснодеревщика, жестянщика, колесника (чинил колхозное тягло). Даже стрижку-прическу мог соорудить. Одним словом, мастер на все руки. С возрастом и с уходом на пенсию вернулся к увлекшему его когда-то занятию. — Вот заготовка будущего рожка, — объяснял он однажды секрет мастерства, показывая деревянный брусок, слегка обработанный топором. Да, как ни парадоксально, инструмент начинается с деревянного бруска (груша, яблоня, вяз) и топора. Потом обработка на станке, сверление, просушка. Затем чуть ли не полсотней собственноручно изготовленных инструментов должен коснуться мастер до деревянной заготовки, прежде чем готовый, отшлифованный, отполированный и настроенный по камертону рожок запоет одному ему присущим голосом. И пусть будет это бас, полубас, прима-рожок или обыкновенный — любой из них годится для музыканта. Редко обращается сейчас Василий Борисович к любимому занятию; сказываются возраст (ему далеко за семьдесят) и нездоровье. Но изготовленные им рожки еще поют: приложил к ним умелец свои золотые руки и душу» (Галкин Ю.Г. Юрьев-Польский: Ист.-краевед. очерк. – Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1985. – 103 с.)
Численность населения: в 1859 г. – 378 чел.; в 1905 г. – 557 чел.; в 2010 г. – 12 муж. и 18 жен., всего 30 чел.
Покровский женский монастырь
В XVII веке существовал здесь Покровский женский монастырь; время его основания и упразднения – не известно.
В 30-х годах XIX в. на месте бывшего монастырского храма стояла деревянная часовня с древними иконами; но в показанных годах часовня сгорела со всеми иконами, кроме двух икон: Воскресения Христова и Боголюбивой Божией Матери, которые сохранялись еще в кон. XIX в. в домах приходских крестьян. Кроме того, из этого монастыря сохранилась икона Божией Матери в церкви села Ельтесуново и животворящий крест чудотворный в церкви села Фетиньина.
Церковь Покрова Пресвятой Богородицы
Каменная церковь в честь Покрова Пресвятой Богородицы построена в 1869-1870 году усердием крестьян Пречистой Горы и деревни Кобелихи. 7 октября 1875 г. села Петрокова пономарь Константин Хваленский перемещен, в село Пречистую Гору.
Престолов в ней три: в холодной – в честь Покрова Пресвятой Богородицы, в теплой – в честь великомученика Георгия и святых Константина и Елены. Копии метрических книг с 1869 года, а исповедных росписей с 1870 года хранились в целости; опись церковного имущества составлена в 1884 году. Земли церковной имелось: усадебной полдесятины, сенокосной одна десятина, а пахотной – не было, вместо нее прихожане давали причту 12 четвертей ржи. Причт по штату: священник и псаломщик. Годового дохода причт получал до 440 рублей. Дома для причта построены прихожанами в 1869 году. Приход составляли: село (73 двора) и деревня Кобелиха – в одной версте от села.
Всех дворов в приходе в 1897 г. 192; душ мужского пола 557, а женского пола 606. 13 января 1914 г. священник с. Пречистой Горы Владимир Лавров перемещен в с. Давыдовское Юрьевского уезда.
19 января 1914 г. псаломщик с. Малого Петровского Юрьевского у. из окончивших курс духовной семинарии, Василий Алякринский определен на священническую вакансию в с. Пречистую Гору.
22 декабря 1914 г. и. д. псаломщика с. Некоморно Юрьевского уезда, Григорий Лебедев перемещен в с. Пречистую Гору. 24 апреля 1915 г. «Выдано пособие семье и. д. псаломщика, взятого по мобилизации, Лебедева с. Пречистой Горы – 10 руб.»
22 августа 1916 г. кандидат Академии Павел Троицкий, псаломщик с. Пречистой Горы согласно прошению перемещен на псаломщическое место к церкви с. Орехова Покровского уезда.
6 сентября 1916 г. псаломщик с. Обращихи Востоков согласно прошению перемещен на такую же должность в с. Пречистую Гору.
В 1929 году архимандрит Александр (Григорьев) перешел на служение в церковь с. Пречистая Гора, где был арестован 14 февраля 1930 года.
С 1869 года в селе существовала церковно-приходская школа. Кобелихинское церковно-приходское училище, Чековской волости, в дер. Кобелихе, основано священниками — с. Лыкова Василием Аристарховичем Косаткиным и села Пречистой Горы Константином Холуйским, 19-го декабря 1883 г. От приходской церкви ½ в. Ближайшие училища: Лыковское и Слудское в 7 в. В 1884 г. «Помещение наемное, полукаменное, вместе с хозяином дома; по свету и теплоте удобное; квартиры учителю нет; классных комнат одна — длиной и шириной 8, вышиной 3 ¼ арш. Учебных пособий недостаточно — на 50 р. Библиотеки и земли нет. Законоучители священники Василий Косаткин и Константин Холуйский, окончившие курс во Владимирской духовной семинарии; и. д. учителя Матвей Арефов, из земской школы села Пречистой Горы. Попечитель крестьянин Василий Корочкин, пожертвований не делал. Поступило 34 м. и 5 д., которые и состояли к 1-му января 1884 г. Учатся вместе. Из учащихся — 35 из дер. Кобелихи и 4 из села Пречистой Горы в ½ в. Ночлежного приюта и живущих на квартирах нет. Вероисповедания православного и все крестьянского сословия. Средства: от разных ведомств 40 р.; платы за учение нет. Расходы: на книги и учебные пособия 40 р. Учатся в день 6 час. и даются уроки на дома. Обучения ремеслам и рукоделию нет. Воскресных бесед и чтений нет».
...Наши праотцы, основатели российских деревень и сел, заботились не только об удобстве, но также – о красоте. В расположении каждой деревни отыщется своя прелесть, но мало найдется сел, расположенных столь красиво и столь удобно, как Пречистая Гора. Сейчас, правда, названия такого официально не существует. Дело в том, что к селу Пречистая Гора примыкает через овраг большая деревня Кобелиха. Это название показалось неблагозвучным, и решили Кобелиху, а заодно и Пречистую Гору именовать – Красное Поречье.
Из нового названия легко догадаться, что поблизости есть река. Действительно, среди широких лугов, то просто зеленых, то цветущих разными цветами, протекает тихая светлая Колокша. Она сейчас потеряла свой вид, потому что нарушились многие мельницы, подпиравшие воду плотинами, но все же кое-что и осталось. Меньше воды, больше кувшинок да осоки. Над Колок-шей и над лугом поднимается высокий холм, прорезанный в одном месте оврагом, словно раскроили ножом каравай хлеба. На холме по обе стороны оврага и разместились Кобелиха с Пречистою Горой – Красное Поречье.
Можно бы и не говорить, что место красивое и благодатное. Ведь существовал в незапамятные времена на этом холме монастырь, а известно, что основатели всех монастырей были люди со вкусом или, по крайней мере, с соображением. Все монастыри располагались в угодных, в очаровательных уголках земли. Да и нужно было для благолепия, для того, чтобы богомольцам захотелось сюда прийти, а придя, чтобы умилились, а уйдя, чтобы вспоминали, рассказывали и прославляли. Интересно бы взглянуть, как выглядел холм над рекой в те времена, когда располагался на нем и вырисовывался древний Покровский монастырь. Теперь мы видели только, как дорога, красиво загибаясь, прочертила белой чертой зеленый скат холма от подножия до вершины.
Поднявшись на холм, мы оказались в большом селе, расположенном в два порядка. Между порядками – ужасно разъезженная грузовиками и тракторами дорога. По ухабам проехали вдоль села и прикинули, что домов не меньше семидесяти.
...Дом старинного старика ничем не выделялся из всех остальных домов. Он был одноэтажный, кирпичный, три окна по улице, заурядный для Пречистой Горы домишко. У старика – седая, местами пожелтевшая от табака борода, сам он весь небольшой, сухонький, но из тех, про кого говорят: двужильный. – Хорошее дело вы задумали, молодые люди. Пройдет еще десять лет, и не найдешь в деревне не то что цепа – серпа. Отошло. Значит, должна молодежь знать, что был такой инструмент – серпы.
Старик полез под застреху и вручил нам замечательный, но давно не работавший, не высветленный беспрерывным скольжением по соломе серп. В некоторой растерянности мы приняли подарок. Ради серпа можно было бы и не ездить за двенадцать верст. Серп нашелся бы и в своем селе. Вслед за серпом старик вытащил плетенный из бересты кошель, по форме похожий на ранец, с откидной, как у ранца, крышкой. – Вот вам кошель. Раньше пастухи носили в нем еду.
Из застекленного шкафика старик достал изящную, сплетенную из корешков сосны солоницу. Он высыпал соль на районную газету, а само произведение искусства отдал нам со словами:
– Вот и еще один кспонат.
Становилось все интереснее, потому что куча «кспонатов» перед нами росла. Некоторое время появлялись одно за другим изделия, сплетенные из корня сосны. Не всем, может быть, приходилось видеть сосны, растущие над песчаным или глинистым обрывом. Не все обращали внимание, как свисают вниз от сосен длинные коричневые веревки. Они разной толщины – от тоненькой бечевки до крепких тяжей. В детстве, если нужно было вскарабкаться на обрыв, первым делом хватались за эти тяжи, за крепкие эластичные корни сосен, растущих высоко наверху обрыва. Иногда отрежешь кусок корня, и он служит тебе вместо плетки, иногда подпоясывались тонкими корешками, но не приходило нам в голову, что из этих корней можно плести разнообразные красивые изделия. Старик в одну минуту показал нам корзины, от маленькой до большой, а также меру, полумеру и четверть меры, показал сундук с крышкой, показал сахарницу, похожую на вазу.
– Кто же это все плел? И как можно это сплести из разных по толщине корней?
– Плел мой отец. От него и я перенял, а плели мы, добрые люди, так… Да ведь где-то у меня валялся клубок.
Оказывается, корешки очищали от кожицы, а затем расщепляли вдоль, на четыре, на пять, на восемь волокон, в зависимости от толщины. Получались теперь одинаковые, гибкие ремешки, которые и шли на плетение и маленькой солоницы и огромного сундука. Плетение ровное, чистое, плотное, белое. Теперь, конечно, потемнело до желтизны выдержавшихся в тепле избяных бревен.
Между тем слух, что «собирают старье», пролетел по деревне. Нас тянули из дома в дом и всюду предлагали старую утварь. Мы носили ее в машину и продвигались дальше вдоль порядка домов. Попадались детали от ткацкого домашнего стана, предлагали и целый стан, будто бы лежащий на чердаке в разобранном виде, но мы не взяли. Были среди нашей добычи гребни, на которых пряли кудель. Они темно-желтые, из крепкого глянцевитого дерева, похожего больше на кость. В одном доме мы сделались обладателями прекрасного поддужного колокольчика. Изнутри к нему было подвешено на ремешке железное кольцо. По ободку колокольчика написано литыми буквами «Дар Валдая». Я потряс колокольчиком, подняв его повыше, и воздух огласился веселым заливистым звоном. Звон получился слишком громкий для близкого расстояния. Колокольчик рассчитан на то, чтобы его слушали издалека, через поле, через перелесок, когда из-за поворота выскакивала на дорогу тройка или одна лошадь, заложенная в тарантас или санки, смотря по времени года. Он затихал постепенно, если только что проводили в дорогу близких, и тогда навевал грусть, или возникал вдали, когда ждали гостей, и тогда звенел радостно, весело.
Вместе с колокольчиком нам предложили великолепный глухарь – медный шар, величиной с крупное яблоко. В шаре прорезаны крест-накрест щели, а внутри катается металлический катыш, величиной, наверно, с орех. У шара есть петелька, к которой и подвязан ремень с медными, позеленевшими от времени бляшками.
Одна бабка предложила нам глиняный, облитый зеленой глазурью квасник, в виде условного, чуть ли не абстрактного поросенка.
Несколько кружков для резания мяса увеличили нашу добычу. Эти кружки, точенные на токарных станках, имеют вид деревянных толстых тарелок на низких подставках. Некоторые кружки изношены до дыр. Надо думать, не к одному Покрову или к Рождеству резали на них жирную огненную говядину или баранину, вокруг сахарной кости разварившуюся во щах, с прилипшими темно-зелеными (допустим, что серые щи) листочками рубленой капусты.
Предложили нам и деревянное корыто, в котором рубят мясо на студень. Корыто очень ладное, с толстыми стенками и дном. Из-за трещины пользоваться им было бы теперь нельзя, но как предмет старины оно благодаря трещине выглядело еще заманчивее.
Два деревянных ковша можно было считать жемчужинами нашего неожиданного собрания.
Тяжелее всего было таскать в машину старинные круглые гири, достоинством от двух пудов и до фунта.
Попалось несколько пастушьих, то есть полевых, походных, как бы сказал какой-нибудь военный человек, солониц. Я впервые видел солоницу, плетенную из бересты. Как бы ее описать? Бывают, знаете ли, такие плоские, стеклянные фляжки. Пожалуй, по сути своей плетеные берестяные солоницы больше всего похожи на фляжку. Они, правда, гораздо меньше и площе, а главное, горлышки их располагаются не посередине, а смещены к одной стороне. По своим очертаниям, по своему, так сказать, силуэту берестяная солоница больше всего похожа, пожалуй, на те условные паровозики, которые рисуют дети, впервые беря карандаш. Прямоугольник с трубой на переднем конце – вот и берестяная солоница.
Был тут и берестяной пенал, который старательно соорудил отец своему мальчонке и даже провел вдоль пенала немудреный, но достаточно выразительный орнамент.
Были берестяные брусочники, с которыми ходили на покос, посчастливилось на владимирский рожок из пальмового дерева. И не мудрено: ведь именно в Пречистой Горе жил мастер, который точил на всю губернию владимирские пастушьи рожки.
Постепенно в ассортимент старья начали попадать черные, то на чердаке, то в чулане хранящиеся иконы. Уже побывали у нас в руках икона, расколотая пополам, икона с обсыпавшимися красками, икона, отпечатанная на бумаге типографским способом и наклеенная на дощечку. Нам в это время важны были не столько иконы, сколько разговор о них и чтобы в разговоре принимало участие как можно больше пречистогорцев.
Мы все время старались направлять разговор по нужной нам линии, но две старинные иконы из неведомого Покровского монастыря, стоявшие в часовне, спасенные от пожара и хранящиеся будто бы у прихожан,-две эти иконы никак не попадали в наш разговор.
У одного совсем еще молодого мужчины в избе стояла в переднем углу большая, сияющая позолотой и голубизной церковная икона. Когда ломали церковь, парень не растерялся, взял, что поярче блестит.
– Не знали вы, что нужно спасать. Надо было брать те, что темнее, на которых ничего уж как будто и не видно, а все-таки что-то проглядывает. Наверное, были в церкви и такие иконы?
– Неужели такие нужны? Неужели чем старее, тем лучше? Погодите, погодите, мужики, – обратился парень ко всем, кто был в избе, хотя, кроме мужиков, были тут и дети и женщины. – Погодите, мужики, я вспоминаю, маленький еще был и слышал разговор, будто у кого-то хранится икона, очень старая, из монастыря. Я не помню, что за икона и что за монастырь, но разговоры были.
Голос у меня не задрожал, и я не уронил горшок, весь истрескавшийся и запеленатый в бересту, который мне пыталась всучить в это время женщина из соседнего дома.
– Может, вспомните, у кого?
– Не помню. Вот разве мужики, они постарше меня. Неужели вы не помните, мужики, все ведь знали, в Пречистой Горе и разговоры велись.
– Это точно. Хранилась икона из старинного монастыря, это факт. А вот у кого? Дай Бог памяти. Не у Захаровых ли?
– Ну, так. Теперь и я вспоминаю, что у Захаровых.
– У них и есть, больше не у кого. У них все стены были обвешаны иконами. Набожная была семья.
– Почему вы говорите «были» да «были», разве никого не осталось?
– Осталась одна старуха от прежних-то людей, а то уж пошла молодежь. Иконы вряд ли уцелели. У них, у Захаровых, пожар был. Сгорели они, и сельник сгорел.
– Может, спасли хоть часть?
– Может, и спасли. Захаровы на той сторонке живут, где церковь раньше была. Да вон и в окно видать. Вон кирпичный дом, палисадничек перед окнами. Вон крыша, зеленым покрашена.
В кирпичный дом Захаровых мы шли, изрядно волнуясь… Прошли через кухню, через переднюю горницу и никого не увидели. Оставалось шагнуть за перегородку, где в полутьме стояла кровать. На кровати сидела худая старуха… Удивило нас то, что женщина разговаривала не как деревенская старушка, а как если бы много читала, жила в городах, или даже была некогда сельской учительницей.
– Икон в нашем доме хранилось очень много. В переднем углу, что получше, в ризах, лампады перед ними. А то еще в сельнике.
– Но вот «Воскресение» из древнего монастыря…
– Как же, было и «Воскресение». Оно, дед мой рассказывал, сначала хранилось в часовне, а потом часовня сгорела.
– Вот, вот, именно про это «Воскресение» мы говорим.
– И я говорю. После пожара «Воскресение» хранилось у нас. Висело оно, правда, в сельнике, среди других икон, потому что было без ризы.
– Нельзя ли сходить в сельник, посмотреть?
– Смотреть там теперь нечего, нет ни сельника, ни икон. Горели мы, все погибло в огне.
– И «Воскресение»?
– «Воскресение» – нет. «Воскресение» Бог уберег.
– Удалось спасти? Вынести из огня?
– По-другому. За месяц до пожара пришел к нам священник. Наш сельский священник, отец Алексей. «Стало известно мне, – сказал он, – что под кровлей дома сего сохраняется древний образ «Воскресения» спасителя нашего Иисуса Христа. Место ему в храме, дабы все прихожане могли лицезреть и приносить свои молитвы и дабы Божья благодать через тот образ снисходила на них». Одним словом, попросил нашу икону в церковь. Мы, конечно, отдали. Выносили ее из дома на полотенцах, с молебном. В церкви обрядили икону цветами, отслужили еще один молебен, и осталась она там стоять.
– А потом?
– А потом церковь закрыли, иконы все покололи и пожгли, наверно и ее, где уж тут уцелеть.
Ах парень, парень, наведший нас на захаровский след! Взять бы тебе, вместо позолоченной и голубой иконы, старинное «Воскресение».
– Как вы думаете, – спросили мы у бывшей владелицы иконы, – не взял ли ваше «Воскресение» кто-нибудь из прихожан во время закрытия церкви. Икона чтимая. Цветами обряжали, молебны служили, – может быть, нашлась живая душа, спасла.
– Может, и спаслась. Не для того же сохранил ее Бог от нашего пожара, чтобы погибла она потом вместе с церковью. Может быть, и спаслась, но не слыхать. Разве что старостиха церковная. Но она теперь уехала из нашего села, живет не то в Загорске, не то в Киржаче. Разве что она. Но вообще-то не буду зря говорить, – может, кто и взял. Народу в селе много. Но слуху не было. Не слыхать.
– Вы, наверно, помните, как она выглядела, какого размера и что изображено.
– Подробно не помню. Красного, праздничного много. Одним словом, Воскресение, всем праздникам праздник.
– Да, жаль. Ценная была икона. Из темноты веков...
Варваринский монастырь, с. Загорье.
