Суворов Александр Васильевич на владимирской земле До сих пор среди жителей г. Лакинска Собинского района Владимирской области живут предания о пребывании на их земле великого русского полководца Александра Васильевича Суворова. По берегу речки Ундолки тянется недлинная улочка с чистенькими домиками, фруктовыми садами. Старожилы зовут ее Суворовкой, а правее - роща с вековыми липами. Их тоже называют суворовскими. Некоторые из них действительно остались с тех далеких времен и помнят полководца. Местные жители утверждают, что посажены они самим Александром Васильевичем. По этой липовой роще в мае 1950 года, когда страна отмечала стопятидесятилетие со дня смерти Суворова, в церемониальном марше прошли специально прибывшие сюда воинские части. Они отдали дань уважения великому полководцу.
Полковник (с 1768 бригадир) Суворов Александр Васильевич c 1763 по 1769 г. был командиром Суздальского полка.
Весной 1784 года генерал-поручик Александр Васильевич Суворов впервые за долгие годы военной службы получил продолжительный отпуск. Только что закончилась первая турецкая война. Суворов устал, думал, что в отпуске пробудет долго. Но не смог и месяца прожить без любимого военного дела. Поехал в Петербург за назначением. Ему поручили командовать шестой Владимирской дивизией. Своё название дивизия получила по месту дислокации. Она квартировала во Владимирском наместничестве. 6 июня 1781 года А. В. Суворов сообщал в письме к Г.А. Потемкину: «Я был в Санкт-Петербурге... Ныне еду в мои деревни, прикосновенные расположению шестой дивизии».
Суворов Александр Васильевич
Штаб дивизии Суворов решил расположить в своем имении, в селе Ундол. Именно это село выбрал не случайно. Ундол имел удобное месторасположение. Через село проходила Большая московская дорога. По ней до центра наместничества, города Владимира, было всего 30 верст пути. А во Владимире жил наместник, князь Салтыков Иван Петрович, на которого были возложены обязанности по хозяйственному обеспечению дивизии. Генерал-поручик Суворов понимал, что к Салтыкову ему придется съездить не раз. Так оно и получилось.
Но во Владимир А.В. Суворов поехал не сразу. Развернув штаб дивизии в Ундоле, он решил сначала объехать полевые полки дивизии. Побывал в Переславле-Залесском, Юрьев-Польском, Шуе, Суздале. И уж только потом прибыл во Владимир. Во время поездки проверял работу полковых канцелярий, беседовал с солдатами у костров, выслушивал офицеров. Они жаловались на плохое снабжение, на недостаток строевых и тягловых лошадей, нехватку фуража. Дивизия не была полностью укомплектована людьми. Суворов понял, что она пока небоеспособна, не готова к проведению учений и больших маневров. А он мечтал обучать здесь солдат военной тактике, которую сам разработал и которую позднее опишет в «Науке побеждать».
Поездка в полевые полки не обрадовала генерал-поручика. Он остался недоволен. Таким и приехал во Владимир к наместнику. Высказал ему свои претензии по вопросам хозяйственного обеспечения дивизии. Салтыков объяснил, что снабдить дивизию всем необходимым Владимирское наместничество пока не имеет возможности, потому что в крае царят полная бесхозяйственность и разруха. Для поправки дел потребуется время. Несколько раз летом и осенью 1784 года Александр Васильевич приезжал во Владимир к Салтыкову. Вместе обсуждали мероприятия по восстановлению боеспособности шестой дивизии.
Из дивизионных офицеров Суворов отобрал наиболее умных и энергичных. Поручил им во всем разобраться, навести порядок в полках. Так, подполковнику Ширванского пехотного полка Великопольскому генерал приказал приехать во Владимир и в местной гарнизонной школе солдатских сирот из учеников старших классов отобрать наиболее способных и определить их по окончании школы во Владимирскую дивизию полковыми писарями.
Все, что можно было сделать по улучшению положения Владимирской дивизии, было сделано. А.В. Суворов много работал в штабе дивизии.
Господский дом был небольшим и стоял на горе над рекой Ундолкой. Недалеко от него находились хозяйственные службы, флигель для музыкантов и певчих. Их Суворов привез из Москвы.
У него вдруг за долгие годы жизни (Суворову шел шестой десяток) появилась возможность заняться сельским хозяйством и устройством своего имения. Александр Васильевич заинтересовался жизнью ундольских крестьян, посещал крестьянские сходы. Рассказывают, что как-то весной, после обильных дождей, широко разлилась речка Ундолка. Мост унесло. От господского дома к селу другого пути, как через речку, не было. А в селе должен был состояться крестьянский сход. Узнав об этом, Суворов сам сколотил небольшой деревянный плот, взял деревянную лопату и таким образом перебрался на другой берег. На сход он успел.
Еще рассказывают, что очень любил Александр Васильевич крестьянских ребятишек, играл с ними в бабки, городки, лапту. Вернувшись из поездок в город, щедро раздавал детям привезенные специально для них конфеты, пряники, заморские орехи.
Дети отвечали ему большой любовью. Первые грибы и ягоды из лесу обязательно принесут сначала Александру Васильевичу. Подойдут к его дому, вызовут на крыльцо его камердинера Прохора Дубасова, Осведомятся, дома ли Суворов, можно ли с ним поговорить Александр же Васильевич, услышав детские голоса, сам обычно выходил на крыльцо. Беседовал с ребятами, гладил их по головкам, хвалил, что умеют собирать грибы и ягоды. Принимал лесные дары. А потом приказывал накормить всех обедом и каждому дать с собой по калачу.
Забота Суворова о детях не ограничивалась этими беседами и обедами. Он хотел, чтобы они выросли грамотными. Для этой цели Суворов построил в Ундоле школу для крестьянских и солдатских детей. А чтобы облегчить положение своих крестьян, освободил их от солдатского постоя. Приказал выстроить для солдат особые казармы — чтобы жилось в них покойно и тепло.
«Заботился Суворов не только о благосостоянии крестьян, но и об их здоровье, всячески пресекал знахарство, шарлатанство. Не раз направлял он полковых лекарей лечить крестьян. Объектом особой заботы были крестьянские дети, о здоровье которых Суворов болел душой.
— Крестьянин богат не деньгами, а детьми от детей ему и деньги,— писал он и требовал, чтобы детей берегли, а в случае заболевания разумно лечили. Ундольским крестьянам полководец писал:
— Указано моими повелениями в соблюдении крестьянского здоровья и особливо малых детей прописанными в сих резонами и лекарствами, как и о находящихся в воспе, чтобы таких отнюдь на ветер и для причащения в церковь не носить... И продолжал, — но ныне, к крайнему моему сожалению, слышу, что из семьи Якова Калашникова девочка воспой померла и он квартирующему у него подлекарю сказал: «Я рад, что ее бог прибрал, а то она нам связала руки!» С прискорбию нахожу нужным пока подтвердить, чтобы во всем сходно крестьяне прежние мои приказания исполняли» «Вперед», 25 марта 1964).
А.В. Суворов любил деревенскую тишину. Надев холщовую рубаху, совершал ежедневные прогулки по селу, по окрестным полям и лесам. В лесной тиши хорошо думалось. Вернувшись после прогулки в кабинет, писал свою знаменитую «Науку побеждать», много читал. В праздники вместе с крестьянами звонил в церковный колокол, пел на клиросе.
Возрождение Суворовской рощи. По преданию, липы в этом парке были посажены самим А.В. Суворовым.
«Открытие сада смычки в селе Ундоле
3 июня состоялось торжественное открытие летнего сада в с. Ундоле, в быв. барском саду Суворова. Это место до сего года оставалось без всякого внимания. Местные крестьян вырубили многолетние хвойные деревья и губили кусты.
Чтобы сохранить место для гулянья рабочих и крестьяне с. Ундола и окружающих деревень, фабричная культкомиссия по договоренности с сельсоветом с. Ундола сделала этот сад — садом смычки крестьян и рабочих.
На торжественное гуляние, посвященное открытию, собралось много крестьян. Старики, водили хоровод, вспоминали свою молодость, пели песни и пускались в пляс.
На оборудование сада культкомиссия отпустила 800 рублей. Сцена в саду будет использована не только для постановки спектаклей, но и для других видов работы среди рабочих и крестьян, беседы на сельско-хозяйственные темы и т. д.
4-го июня на футбольном поле близ дер. Хреново состоялось массовое гулянье, на котором были устроены всевозможные игры, песни, пляски. Взрослые увлекались городками, работницы водили хоровод и плясали под гармошку. Молодежь занималась физкультурой, бросали гранаты, метала копья и диски» («Призыв», 13 июня 1928).
«Ундольцы глубоко чтят память об А.В. Суворове. Сохранилась часть парка, до сих пор называемого «Суворовской рощей». Местные учителя и школьники восстанавливают этот парк, проводят посадку деревьев.
Сельский совет решил открыть в Ундоле «Суворовскую комнату» и ведет сейчас по этому поводу переписку с Ленинградским артиллерийским музеем Красной Армии. Музей выделяет для «комнаты» ряд экспонатов, в том числе оружие и уборы русской армии суворовских времен. Намечено установить памятник гениальному полководцу» («Призыв», 7 мая 1946).
Не забывал он и своих соседей-помещиков. В семнадцати верстах от Ундола, в сельце Михейцеве жил отставной майор артиллерии Иван Кондратьевич Басаргин, родной дед известного декабриста Николая Васильевича Басаргина. К нему Александр Васильевич ездил в гости. Бывали и Басаргины в Ундоле у Суворова. Осенью 1785 года Александр Васильевич вместе с Басаргиными охотился на уток в пойме Клязьмы. Дружеские отношения с семейством Басаргиных не прервались и тогда, когда Суворов уехал из своего Ундольского имения. И.К. Басаргин и А.В. Суворов переписывались. Одно из писем Александра Васильевича Басаргину хранится сейчас в рукописном отделе Публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина в Санкт-Петербурге. Оно датировано 17 октября 1786 года. Из него узнаем, что Иван Кондратьевич просил Суворова устроить своего сына Василия к себе в штаб адъютантом. Александр Васильевич обещал исполнить эту просьбу и слово свое сдержал. В 1787 году Василий Иванович Басаргин служил у Суворова в штабе и вышел в отставку через два года по болезни в чине секунд-майора.
«Иногда он приказывал Прохору заложить сани и отправлялся в село Андреевское в гости к своему именитому соседу Воронцову. Быстро мчались кони по накатанной дороге, сухо поскрипывал под полозьями снег. Зябко поеживался под тулупом Прохор, а барин, напротив, одевался легко. Перчаток он вообще не признавал, а шубу брал лишь для приличия. Этим он не раз изумлял своих спутников.
Больше всего Суворова привлекало в Андреевском то, что хозяин имения, граф Воронцов, ко всякого рода искусствам и наукам пристрастие имел, и почитал их превыше всего, и сам по себе был человеком деятельным и любознательным. У него была богатая, в несколько зал картинная галерея, и, что примечательней всего, из золоченых рам смотрели на посетителей не только творения блистательных итальянцев и непревзойденных фламандцев, но и своих доморощенных, исконно русских мастеров живописи. Среди крепостных живописцев графа Воронцова были люди даровитые, талантливые, изумлявшие всех своим мастерством. Один из них — худощавый парень с голубыми грустными глазами, увековечил его, Суворова, на холсте и довольно искусно.
Был у графа и свой крепостной театр, и Александр Васильевич вместе с многочисленными гостями с интересом смотрел и слушал комедии и водевили, по мастерству исполнения не уступающие, пожалуй, столичным.
Вскоре и он собрал труппу актеров и обосновал в своем Ундольском имении театр, сам он оказался неплохим режиссером, актером, выдумщиком и затейником…» «Вперед», 25 марта 1964).
Жили на владимирской земле люди, с которыми Александр Васильевич дружил с юных лет и с которыми делил свой досуг и житейские заботы. К ним относился и предводитель дворянства Шуйского уезда Василий Матвеевич Шимановский (в 1784 г. предводитель дворянства Шуйского уезда, отставной прапорщик. Имел по соседству с Кистошью с. Менчаково.). Семьи Суворовых и Шимановских были совладельцами имения. Например, село Менчаково в девяти километрах от Суздаля принадлежало А.В. Суворову и В.М. Шимановскому. У Суворова не хватало времени, чтобы вести дела своих имений. Поэтому он часто обращался к другу и «любезному соседу» с просьбами «принять в призрение» его деревни и помочь крестьянам советом. Шимановский всегда откликался на эти просьбы и гордился дружбой с полководцем. Сам он вышел в отставку с военной службы в 1761 году и находился в своих вотчинах постоянно.
Какие же именно деревни на территории Владимирского края принадлежали Суворову?
Вот что написал об этом сам Александр Васильевич в 1786 году. В том году он представил в Московское депутатское собрание подробную записку о своем происхождении и службе, прося внести его в четвертую часть дворянской родословной книги. Эта записка впервые была опубликована в 1848 году, а потом перепечатывалась несколько раз. А.В. Суворов в ней сообщал, что получил в наследство «в Володимерском наместничестве, Суздальской округи, в селах Кистыше и Менчакове, деревнях Курках и Хлябове мужеска триста семьдесят две, женска — триста пятьдесят душ; Ковровской округи, в сельце Дьякове и деревне Трутневой, мужеска девятнадцать, женска двадцать две души... Купил к прежде реченным и другие поместья: в Ковровской округе, в селе Дьякове и деревне Трутневой в 1776 году мужеска 6, женска — 8 душ; в селе Ундоле, в деревнях Гнусове, Петрушине, Хренове и Лагине в 1776 году — мужеска 427, женска — 430 душ; в Суздальской округе в селе Кистоше в 1784 году — мужеска 92, женска — 98 душ».
Источник: За строкой автографа. Савинова Р.Ф.
Гений войны и «великий обыватель»
Величайший военачальник XVIII столетия, имевший титулы: Рымникский, светлейший князь Италийский, граф Российской и Римской империи, генералиссимус российских морских и сухопутных войск, Сардинского королевства гранд и принц, Александр Васильевич Суворов явил собой образец жертвенного служения своему Отечеству. Великий русский полководец Александр Суворов
Великий русский полководец Александр Суворов
Из 400-летней истории села Ундол (г. Лакинск) наиболее известны нам страницы, связанные с именем полководца Суворова. Память о его двухлетнем пребывании здесь в качестве «великого обывателя» жива и по сей день. В «ундольской праздности» гений войны вдруг предстает перед нами барином, помещиком, грамотным хозяйственником и просто интересным человеком.
С 1784 года, после того как Суворов становится командиром 6-й Владимирской дивизии, жизнь ундольцев наполняется особым смыслом, содержанием и порядком. «…Он скоро мужичков поправил, и имение его еще справней других стало», - о жизни Суворова в Ундоле сохранились воспоминания крестьянина Локтева, бывшего в те времена отроком. В 94 года у Дмитрия Гавриловича Локтева память, слух, зубы и речь были, как у человека средних лет. Он был высокого роста, широкоплечий, ходил, не горбясь, и в глубокой старости легко носил мешки в три пуда. Все услышанное от Локтева записывал в его присутствии его же бесхитростными словами наш земляк, краевед Н.И. Рыбкин в 60-х годах XIX столетия. Кроме того, сохранились и письма Суворова к управляющему имением, прапорщику Михаилу Ивановичу Поречневу и другие бумаги вотчинного архива, так что представление о жизни Суворова в Ундоле складывается довольно объемное.
Александр Васильевич Суворов собственноручно составил план будущего помещичьего дома с чертежами разреза и фасада. Усадьба представляла собой двухэтажный каменный корпус 8 х 8 метров с двумя одноэтажными деревянными пристройками, которые напоминали распростертые крылья огромной птицы. Всю каменную часть здания занимала одна комната - зала. Это главное и единственное помещение в доме полководца, где он жил и работал, принимал гостей и посетителей, со временем была богато обставлена. Вещи и мебель привозились из московского дома. На стенах - старинные иконы в дорогих окладах, портреты и картины в позолоченных рамах.
Но, привыкнув к солдатской обстановке, Александр Васильевич роли помещика не выдерживал. Если надо было приобрести мебель - он покупал простые некрашеные стулья, которые стояли тут же, рядом с золочеными зеркалами. Здесь же шикарная софа соседствовала с простой крестьянской лавкой. Общий характер обстановки получался оригинальный: неровность, несоответствие, вызывающее у гостей недоумение. Но опять же рядом с похлебкой и кашей на столе бывали анчоусы и цветная капуста, выписанные из Москвы. Требователен был Суворов к чаю и неоднократно убеждал Матвеича (С.М. Кузнецова, управляющего его делами в Москве) «не экономничать на этой статье расхода».
«И как это на усадьбе завсегда занятно нам было: и музыка, и гости там бывали зачастую. Даже гору на Масленицу у дома его устраивали. И гости, и сам Суворов катались по льду на коньках, - повествует нам крестьянин Локтев. - Угощал он всех не скупо. Но пьяных не терпел. Даже зимой приказывал поливать водой у колодца таких крестьян, кои шибко загуливали. «Коли горячее любишь, - говорит, - то и к холодному будь способен». От этого пьянства не было при нем…
Дед мой, Андрей Филатов, был у него бурмистром, все потрафлял ему и старался. А иной раз и дед не угодит. Наступила перед Святой ростополь, и речка Ундолка широко разлилась. Дед купил новую лодку за десять рублей, чтобы барин мог на ней переправляться из дома в церковь. А барин ему: «Сожги лодку и получи твои десять рублей, чтобы я лодки и не видал; а мне для переправы поставь чан порожний из винокурни и канат утверди с берега на берег. Военному надо на всем уметь переплывать реки, и на бревне, и на доске, а лодка - баловство одно». Барин весь праздник переезжал речку в чану. Случилось, наехали тогда к нему офицеры, он и их в этой посудине в церковь преблагополучно доставлял. И как это в те поры забавно было смотреть…»
Рядом с господским домом был сооружен небольшой деревянный флигель, «птичья горница» - своеобразное подобие зимнего сада. С осени здесь высаживались в кадки сосенки, ели и березки. Ловили птиц: синиц, снегирей, щеглов. Затем выпускали их в эту искусственную рощицу.
«Птичью горницу оставить по-прежнему, - писал Александр Васильевич Поречневу в августе 1785 года. - Рощу в ней с Покрова учредить на разных птиц. Больше прошлогоднего наловить; особливо как большой недостаток был в щеглятах. Роща чтоб так чиста была, чтоб нам можно было бы в ней и зимою кушать. Корыта для птичьих семян в ней должны быть приличны, да и плошки надобно получше. С полдюжины кадок должно поставить с лучшею землею…» В «птичьей горнице» Суворов любил встречать наиболее близких друзей, с которыми вел задушевные беседы.
Старинный дубовый сундук в имении Суворова
В одном из углов большой комнаты господского дома находился старинный дубовый сундук, где Александр Васильевич хранил свежие газеты и книги всевозможного содержания. В период долговременного пребывания своего в Ундоле Суворов в большом количестве выписывал русскую и иностранную периодику. Кроме того, он купил несколько книг, среди которых был труд «О лучшем наблюдении человеческой жизни», его же Суворов выписал и для управляющих имениями. Книгу Фонтенеля «О множестве миров» перечитывал неоднократно. Александр Васильевич являлся не только знатоком многих иностранных языков, но и был замечательным эрудитом во многих вопросах.
Благодаря всестороннему уму и практичности великий полководец был и хорошим хозяйственником.
«Ходил Суворов скоро, так что не многие за ним поспевали в ходьбе. Каждое утро по лесам и деревням больше 10 верст пройдет… Старики тоже сказывали, что ранее всех барин вставал на селе и сам будил мужичков летом на работу. Он дивился все, что у нас поздно на работу крестьяне выезжают. Нельзя, говорит, спать мужику долго, поле проспит, покос проспит и все именье потеряет. Коли хочешь жить и хлеб иметь, то работай проворно, заботу имей большую и время береги…» - вспоминает Локтев. И о том же, что делу - время, пишет Суворов Поречневу: «Все, что следует, исправляй и отнюдь не откидывай. Запущение всякое дело портит, а другие дела вновь опять приспевают».
«Смотри, теперь сколько у нас лесов! А при нем вдвое было. За одной рекой на 40 верст леса кругом тянулись. Берегли у него рощи, как порох, - повествует Локтев. - И свой крестьянин на постройку леса попроси так - не даст. Строиться тебе, скажет, точно надо, дружок, да не из нашего леса. А поди, приторгуй у соседа полтораста дерев, да ко мне и обороти, возьми с меня денег на лес и выстройся. Коли поправишься, заплатишь; не поправишься - не спрошу. А наши леса и после нас успеют вывести».
Предметы обихода суворовской усадьбы
У ундольцев, живших на удобных и обширных угодьях, в 1786 году был недород хлеба. Это случилось как раз в то время, когда полководец уже устраивал запасные сельские магазины (так в старину называли склады) с хлебом. Суворов лично осмотрел все крестьянские угодья и дворы. Результат его проверки нашел выражение в замечательной записке «Причины упадка крестьянского хозяйства». «Лень, - писал он, - рождается от изобилия. Здесь оная произошла издавна от излишества земли и от легких господских оброков. В привычку вошло пахать земли без навоза, отчего земля вырождается и из года в год приносит плоды хуже. От этой привычки нерадение об умножении скота, а по недостатку оного мало навоза, и оттого главный неурожай хлеба, который впредь еще хуже быть может. Я наистрожайше настаивать буду о размножении рогатого скота и за нерадение о том жестоко наказывать буду. Скотину отнюдь не продавать и не резать. Самим же вам лучше быть пока без мяса, но с хлебом и молоком… У крестьянина Михаила Иванова одна корова! Следовало бы старосту и весь мир оштрафовать за то, что допустили они Михаилу Иванову дожить до одной коровы. Купить Иванову другую корову из оброчных моих денег. Богатых крестьян и крестьян скудных различать и первым пособлять в податях и работах беднякам. Особливо почитать таких неимущих, у кого много малолетних детей».
«Ближайший повод к лени - это безначалие», - говорит Суворов. И он выступает эффективным руководителем. Его начало мудрое, ведущее. Александр Васильевич, прибыв в деревни, всюду преобразовывает хозяйства крестьян. Его забота и о жителях Кистоши (вотчины под Суздалем) подтверждается документально. В начале сентября 1785 года Суворов пишет П.А. Борщову из Ундола в Кистош: «Неимущим крестьянам (вновь прикрепленным от господина Ладоженского) пособить миром во всех недостатках, кому в чем будет нужда: лошадь, корову, овцу или птицу, рассматривая дела миром при священнике. Крестьянские бани нынешней зимою сделать две новые… Хлебовский пруд исправить непременно будущей весною. Оба берега обоих прудов обсадить деревьями и особливо ивняком. Реченный пруд, как только будет вырыт, то на его дно насеять овса, ржи, сенной трухи, а также речной травы, чтобы окоренилось дно для корма рыбы, а потом через полгода насадить из прежнего пруда рыбы на развод довольное число, напустив воду. Погреб в селе Кистош исправить, також с льдом поступать осторожно и плотнее набивать, чтобы лед лежал до нового».
Всякому добром у предприятию помещик Суворов кладет начало тотчас и непременно из собственного кармана. При разнообразии и сложности его занятий все делается быстро и решительно. Экономические магазейны, Флориновы экономии и энциклопедии, которые он читал на русском и других языках, делали свое дело. И сердце подсказывало ему, куда именно направлять заботы в имениях и как помогать своему народу.
Существует предание, что Александр Васильевич установил на Ундоле еще и такой порядок: если в крестьянской семье рождался мальчик, то отец в подарок от полководца получал шапку, а мать - полушалок, за то, что родили пахаря и солдата. Такая политика принесла свои плоды - сразу был замечен прирост населения. Всячески поощряли браки. «Крестьянин богатеет не деньгами, а детьми; от детей ему и деньги», - говорил Александр Васильевич постоянно.
Особой любовью и заботой окружал Суворов «малых ундольцев». В одном приказе за 1785 год он пишет: «Ундольские крестьяне не чадолюбивы и в малых детях терпят жалостный убыток, это от собственного небрежения… Сие есть человекоубийство. Корыстолюбивый постой проезжих тому главной причиной, ибо в таком случае пекутся о постояльцах, а детей не блюдут».
15 марта 1785 года генерал-поручик Суворов пишет соседу по вотчине С.Т. Румянцеву: «Многие дворовые ребята у меня так подросли, что их женить пора. Девок здесь нет, и купить их гораздо дороже, нежели в вашей стороне. Чего ради прошу Вас для них купить четыре девицы от 14 до 18 лет. Лица не очень разбирая, лишь бы были здоровы. Сих девиц извольте отправить в Ундол на крестьянских подводах, без нарядов, но очень сохранно…»
Александр Суворов постановил обязательным правилом для всех имений своих людей в рекруты не отдавать, а покупать со стороны - торговля крепостными людьми считалась тогда делом обычным. С такой «социальной программой» за два года население Ундола увеличилось на сто человек…
Церковь Казанской иконы Божией Матери
В 1780-е гг. владелец села Ундол Суворов пристроил к храму Казанской иконы Богоматери тёплый придел преподобного Сергия Радонежского. Сохранилось письмо, датированное 1785 годом, в котором Александр Васильевич пишет своему управляющему: «Ведий, что у меня денег нет, а долг есть и год целый я тратился на церкви, чем меньше мы издержим на Ундолу, тем больше по уплате долга, останется нам денег на тамошние ризы к Божьей церкви…»
Для крестьянских и солдатских детей по распоряжению Александра Васильевича Суворова построили школу. По-отечески он заботился не только о хозяйстве своих крестьян, но и об их нравственности и духовном воспитании, что считал наиважнейшим своим долгом. При «великом обывателе» в имении существовал и театр, и оркестр, и великолепный церковный хор…
Ундольский театр
Во владимирской губернии наиболее знаменитые и известные крепостные усадебные театры А.В. Суворова в Ундоле и графа А.Р. Воронцова в селе Андреевском. Театр Суворова находился в его доме в Ундоле, в котором полководец жил в 1784-1785 гг. Сведения о театре можно найти в переписке Александра Васильевича Суворова со своими управляющими имениями С.М. Кузнецовым и М. Поречневым.
Нужно заметить, что о труппе театра Суворова известно очень немного. Вот только несколько имен актеров, которые упоминаются в переписке. Суворов пишет: «Васька комиком хорош. Но трагиком будет лучше Никитка. Максима и Бочкина комическим ролям можно приучать». Судя по амплуа актеров, на сцене театра шли модные тогда трагедии, комедии, водевили со вставными музыкальными номерами.
Суворов активно участвовал в деятельности театра как педагог и режиссер. Так, в письме М.И. Поречневу за май 1785 года есть следующие сведения: «В людях прошу наблюдать порядок благочиния и благосостояния... Во всем прочем должно исполнять следующее: Иванов обучает певчих с прилежанием по моему наставлению. Николай - управитель музыкантов, у него под предводительством музыка и проч. Ерофеев имеет обучать трагедиям и комедиям свой штат. Мальчиков словесному учит Никита».
Кроме того, при театре был организован хор и оркестр. Есть сведения о выступлениях певчих из Ундола в Москве со знаменитым хором князя Голицына.
В 1785 году, в связи с новым назначением, Суворов продает имение. Все здания, в том числе и театр, были разобраны и увезены его дочерью в село Фетинино.
Но для гения войны все это было «ундольской праздностью». Этаким «барином» Александру Васильевичу не более как три года досталось пожить и отдохнуть в своих имениях во всю его славную семидесятилетнюю жизнь.
«Именитый был человек, и выслуги его были большие, а от почета бегал, - так просто говорит о Суворове старик Локтев. - Вотчина наша проводы хотела ему сделать и крашеный хлеб из Москвы достала, чтобы поднести ему на прощанье. Узнал он про это и уехал из села тайком, ночью… так ни с кем и не простился».
Источник: "Призыв" 29.06.2011 г.
Память:
- Именем А.В. Суворова названа одна из улиц Владимира решением исполкома горсовета N 781 от 20 июня 1951 г. Расположена в Добром от ул. Добросельской через Загородный проезд, ул. Юбилейную до ул. Соколова-Соколенка.
- В бывшем селе Ундол открыт музей Палаты А.В. Суворова.
- В селе Кистыш открыт музей А.В. Суворова. ВРОО "Архитектурно-Исторический Комплекс Генералиссимуса А.В. Суворова" зарегистрирована 20 марта 2018 г.
- 26 сентября 2020 года в селе Кистыш открыли памятник Александру Васильевичу Суворову.
«АЛЕКСАНДР СУВОРОВ». Благовещенский Владимир Кузьмич
Владения генерал-аншефа А.В. Суворова в пределах Владимирской губернии В 1786 г. Суворов представил в московское депутатское собрание подробную записку о своем происхождении и службе, прося, на основании ее, внести его в четвертую часть дворянской родословной книги. Эта записка была напечатана в 1848 г. в „Чтениях Импер. О-ва Истории и Древн. Рос." (IX, стр. 534 — 552). Из нее видно, что по кончине отца, Василия Ивановича Суворова, в 1775 году, получил А.В. в наследство родовые и иные, им приобретенные, имения, между прочим — „Володимирскаго наместничества, Суздальской округи, в селах Кистыше и Менчакове, деревнях Курках и Хлябове, мужеска триста семьдесят две, женска триста пятьдесят душ; Ковровской округи, в сельце Дьякове и деревне Трутневой, мужеска девятнадцать, женска двадцать две души"… «И на оставшиеся по его экономии и иные деньги купил разные части к прежде реченным и другие поместья... Владимирского наместничества, Ковровской округи, в селе Дьякове и деревне Трутневой, в 776 году, ноября в 11 день, от отставного поручика, Михаилы Александрова сына Суворова мужеска шесть, женска восемь душ; в 778-м, ноября в 15 день, от армии бригадира, Федора Александрова сына Суворова, мужеска шесть, женска пять душ; того-ж наместничества и округи в селе Ундоле, деревнях: Гнусове, Петрушине, Хренове, и Лагине, в 776 году, марта в 21 день, от госпожи капитанши, вдовы жены покойнаго Сергея Иванова сына Бутурлина, Татьяны Андреевой дочери, мужеска четыреста двадцать семь, женска четыреста тридцать душ; Суздальской округи, в селе Кистоше, в 784-м, сентября в 19 день, от госпожи полковницы, жены Алексея Федорова сына Лодыженскаго, Марьи Даниловой дочери, мужеска девяносто две, женска девяносто восемь душ»...
(Из перепечатки в „Истор. Вестн." 1900 г., № 5).
СКАЗ О СУВОРОВЕ ВАСИЛИЙ СЛЕПЦОВ. Из дорожных заметок «Владимирка и Клязьма»
- Кто такой?
— Сделайте одолжение, нельзя ли меня подвезти до станции? Я бы вот здесь на козлах сел. Возьмите с меня, что хотите, только подвезите, а то я замерзну; у меня сил нет идти дальше.
Но кондуктор уже не слушал и заорал во все горло на ямщика:
— Пошел!.. Не знаешь, чертов сын, что казенный экипаж? Анафемы!.. мало вас, дьяволы, бьют за это? Пошел!
Через полчаса я уже подходил к деревне, мелькавшей вправо серым пятном, как мне казалось прежде.
Деревня стояла в стороне, верстах в двух от шоссе, и к ней вела узкая, избитая колесами дорога. Уж я слышал запах гари, приносимый ветром; слышал, как среди сонной тишины в избах трещали свечки и где-то спросонья лаяла собака. Высокие, одноэтажные, старые избы стояли задом к большой дороге и упирались в плетни, а за плетнями позади огородов лепились по берегу Клязьмы ветхие крестьянские бани.
Я остановился у одной избы, которая почему-то мне больше всех понравилась, и постучал — на дворе залаяла собака. Через несколько минут она вылезла из-под ворот и уставилась на меня лаять; отворилось окно, из него выглянул старик.— Что тебе, молодец?
Я рассказал ему о своем положении; сказал, что так и так вот, в поле ночевать приходится, замерзну.
Старик выслушал меня и, предупредив только, что у него тесно, потому что корова отелилась, отворил ворота и, выйдя на улицу в одной рубашке и босиком, впустил меня в избу. Деревня, в которую я попал, называлась Хреново и вместе с Ундолом принадлежала одному владельцу, графу Зубову.
На другой день утром разговорился я с моим хозяином, и вот что рассказал он мне между прочим:
— Были мы перва-наперво, сударик ты мой, того самого Суворова, Лександра Васильича, может, слыхал, светлейшего. В великую милость, бают, он у царя попал, и велел ему царь другое прозвище дать, и стали его звать с той поры Нералисинам; такое фамилие дали ему. Сам-от я не запомню, нечего хвастать, а вот дедушка мой сказывал. (При нем еще при самом, слышь, в услужение взят был из хрестьян.) Лександр Васильич приехал к нам в Ундол из Питера. Как приехал, дом, слышь, строить стал, сад разводить. Вон и сейчас его знать. Дому-то нету, сломали, а сад-от видать и теперь; липняк-от, ишь ты какой разросся! Сам садил. Ну вот, приехал он этто, дедушку маво и взял во двор, потому как дедушка мой оченно уж за охотой повадлив был ходить; Лександр Васильич больше из-за этого его и взял. А матушка моя, покойница, тогда еще девочкой была, так вот махонькой вовсе — мух, сказывают, пужала с него, с Лександра-то Васильича, как он после обеда отдыхать ляжет. Уж и чудной же, сказывают, был, покойник! Ляжет он это отдыхать, матушка-покойница над ним с платочком стоит, помахивает, а он это лежит, лежит, ровно вот как спит; вдруг откроет глаза-то, да на матушку: «Ты что, бат, глядишь?» — «Ничего, мол, ваше сиятельство». — «Опять ваше сиятельство? Ты нешто не знаешь, как меня звать?» (Не любил, чтобы величали вашим сиятельством, а чтобы, значит, по простоте.) «Как меня зовут?» — «Лександр Васильич», - молвит матушка-то. «Ну, то-то. Никогда не смей вашим сиятельством называть». А то вот ходит целый день, все попевает, все, слышь, песенки попевает. Ходит, ходит это, да вдруг: «Шпагин! Пойдем за охотой!» Шпагин — это дедушку мово звали. «Пойдем за охотой!» Ну и пойдут. А собаки с собой не брал, не любил. Целый день по болотам ходят, а что убьет, дедушка достанет из воды и подаст. Гости тоже наезжали когда. Один, сказывают, плотный такой-то был, из себя дюжий; тоже вот приедет к нему, а он: пойдем за охотой! да так-то его день-деньской умаит, что гость-то ажно взмолится: «Пустите, говорит, ваше сиятельство, душу на покаянье!» Сам-от, сказывают, был мужик не больно так чтобы заводный: щедушный такой да легкий; только знает с кочки на кочку попрыгивает, ровно вот вьюрок какой. А место у нас ишь какое, все больше низина да кочкарик; а то гость-от тяжелым да тучный, за ним, слышь, и не поспеет. А он-от ему смоется: «Ишь, бат, как у те брюхо-то с царских-то кушаньев росперло, ходить не стал; а ты вот, бат, по-моему: прыг, прыг! Ишь, бат, как я попрыгиваю!» Ну, одначе, пожил он тут у нас недолго. Опять, слышь, из Питеру наказывали, чтоб быть ему обратно; без него, выходит, никак невозможно. А он, сказывают, и отписывает: «Я, слышь, здесь басом пою, меня и здесь знают, что я Суворов».
Ну, а впрочем, поехал, там и жизнь свою скончал. А после того мы уж вот к графу перешли, да чуть было к купцу не попали, с землей, выходит, отошли; да спасибо, граф-от молодой оттягал. Мы тоже ходили просить графа, как этот заварух-от вышел. Вот он и приехал и баит: «Как, бат, суворовских хрестьян, да купцу? Нет, я, бат, этого не допущу!» Ну, и оттягал. А купчишка-то так не бознать какой; вот из суседней деревни взялся; купил землю у покойника, у графа, завод построил, вник, значит, в это дело и пошел. Нынче эна как живет. Вот опять эта чугунка мимо нас пошла. Тоже не думали, не гадали. Пошла и возит. А ведь мы, голубчик, я тебе скажу, давно про это слыхали; да так думали больше, что зря, мол, народ болтает. Тоже этому делу много времени, я еще в те поры молоденьким был, еще и каменки-то не чуть было; стояла одна большая дорога, и копали мы, друг ты мой, канавки по сторонам. И был у нас мужичонка. Мужичонка был как есть ледащий; мы так его и считали, что ледащий, мол, пустой, а какое ж он прорицание в те поры сказал! Копаем мы канавки-то, а он и бат: вот, бат, мы теперь работаем дорогу земляную, а придет то время, и будет у нас дорога каменная; а еще после того будет дорога вся как есть железная, аки змей протянется. А мы, признаться, на те его слова смеялись: ишь ты, мол, что Трушка болтает? (Трофимом звали мужичонку-то.) Не верили. Вот оно, сударик ты мой, по то и стало. А так ведь дрянь был мужичонка...
Наталья Александровна Зубова (урождённая Суворова, 1 августа 1775 — 30 марта 1844, Москва) — единственная дочь фельдмаршала Суворова, который ласково называл её «Суворочкой». Выдана замуж за Николая Зубова, брата последнего фаворита Екатерины II.
Село Ундол. Церковь Казанской иконы Божией Матери
Сто лет со дня смерти генералиссимуса князя А.В. Суворова-Рымникского (1900)
Город Лакинск
|
