Синельников Николай Петрович, Владимирский гражданский губернатор
Синельников Николай Петрович
Родился 25 сентября/7 октября 1805 года. Был младшим из трех сыновей в семье военного.
Синельников Николай Петрович
Окончил курс во Втором кадетском корпусе (1817—1823). В 1823 г. был произведен в офицеры и назначен в 1-й карабинерный полк. Служил в военных новгородских поселениях. Был переведен адъютантом в 1-ю бригаду 1-й гренадерской дивизии. Во время польской кампании 1831 г. поступил в ряды действующих войск, участвовал во многих сражениях и за храбрость при взятии Варшавы и отличие в сражении при местечке Белоленке получил несколько наград. После окончания кампании был прикомандирован к штабу гвардейского корпуса. В 1841 году был произведен в полковники; в 1851 в генерал-майоры с зачислением по Военному Министерству. В 1851 году оставил военную службу и был причислен к Министерству Внутренних дел.
28.02.1852—09.12.1852 гг. – Владимирский губернатор. 17 августа 1852 г. близ города Переславля-Залесского был открыт памятник Петру I. В торжестве принимали участие 4-й батальон углицкого егерского пехотного полка и батарейная № 2 батарея 16 артиллерийской бригады, от морского ведомства флигель адъютант кн. М.П. Голицин. 16 августа епископ Владимирский Иустин отслужил в церкви села Веськова, находящейся в версте от памятника, всенощную. На другой день 17 августа, толпы народа с 4 часов утра покрывали окрестности памятника. В 9 ½ часов, в той же церкви, была совершена епископом Иустином литургия в присутствии исправ. долж. военн. губер. города Владимира и влад. гражд. губ. генерал-майор Н.П. Синельникова, губерн. предвод. дворянства С.Н. Богданова, флигель-адъютанта кн. М.П. Голицына, Переславского уездного предводит. Ф.П. Малово и других уездных предводителей, депутатов и многих прибывших дворян. Перед окончанием литургии преосвященный Иустин произнес сообразную с обстоятельствами торжества речь. Затем всем духовенством, в сопровождении названных выше лиц, купечества и граждан Переславля, крестьян села Веськова, при громадном стечении народа, совершен крестный ход из церкви во имя великомуч. Дмитрия Солунского, при колокольном звоне, к месту памятника. При шествии духовной процессии через главные въездные ворота, преосвященный окропил их святой водой; батальон углицкого полка был выстроен развернутым фронтом вдоль аллеи, ведущей к памятнику. По прибытии крестного хода на место, духовная процессия остановилась между памятником и зданием где хранится ботик, а батальон построился в ротных колоннах по обе стороны монумента; батарейная же № 2 батарея, по полубатарейно с правой и левой сторон, фронтом к озеру, примыкая своими флангами к флангам батальона. Когда духовенство вышло из здания где хранится ботик, по данному знаку губернатора, было опущено покрывало с памятника; батальон сделал на караул, раздалось неумолкаемое Ура, смешавшееся с музыкой, барабанным боем и 101 пушечный выстрелом. С четырех сторон памятника водружены были флаги всех морских дивизий, ботик тоже украсился флагами; флагами же было обозначено и место, где он был впервые спущен при Петре на озеро. Началось молебствие и при возглашении многолетия Государю Императору Николаю Павловичу и всему августейшему дому, преосвященный окропил св. водой памятник и ботик. Потом была совершена панихида по Петру I, по окончании которой крестный ход отправился обратно в с. Веськово, а войско прошло церемониальным маршем мимо памятника. Затем участвовавшим в параде войскам был сделан обед, а переславское купечество поднесло губ. предвод. хлеб-соль. Все присутствовавшие были приглашены губерн. предвод. во вновь устроенный павильон к обеду, за которым хозяин провозгласил 6 тостов: за здравие Их Император. Величеств, Его Император. Высоч. Наследника Цесаревича и всего августейшего дома; при этих тостах не умолкало Ура, музыка играла народный гимн, и артиллерия сделала до 300 выстрелов. Затем губернский пред., сам бывший моряк, С.Н. Богданов, произнес речь, в заключении которой предложил тост за процветание русского флота. После следовали тосты за здоровье г. министр. внутр. дел гр. Л.А. Перовского, адмир. кн. Меншикова, епископа Иустина и начальника Владимирской губернии. Флигель адъютант князь Голицын, выразив сколь лестно ему назначение Государя Императора,- присутствовать при этом торжестве, предложил тост за владимирское дворянство и губернского Предводителя, на что последний отвечал тостом за кн. Голицына. Народ веселился по-своему. Везде пели песни. Вечером памятник и все принадлежащие к нему здания были ярко иллюминированы. Вокруг с. Веськова, также иллюминированного, по дороге к ботику и на озере зажжены были смоляные бочки. Когда заблистал вензель Государя Императора Николая Павловича, батальон углицкого полка, перед возвращением на квартиры, произвел батальный огонь, музыка играла «Боже Царя храни». В заключение был сожжен фейерверк. См. Музей-усадьба Петра I - «Ботик»
В 1852 г. Козлов Петр Васильевич открыл во Владимире первый мыловаренный завод (до этого времени город снабжался мылом из села Павлова Нижегородской губернии). В 1858-1860 гг. выработка мыла на его предприятии достигала 20 тысяч пудов (стоимостью 70 тысяч рублей). 17 сентября 1852 г. Николай Петрович Синельников отослал письма лучшим садоводам-помещикам Владимирской губернии (В.Н. Зубову, Е.Н. Дубенскому, Н.П. Апраксину, В.Н. Зубову, И.М. Храповицкому, А.Б. Голицыну и другим) с просьбой помочь в деле озеленения Владимира. В письме, в частности, говорилось: «Озабочиваясь устройством и украшением г. Владимира, я предлагаю развести сады, и потому многие из гг. помещиков Владимирской губернии, разделяя мое намерение, изъявили готовность содействовать в означенном предприятии присылкою деревьев и цветочных кустов». Далее он спрашивал: «не согласитесь ли Вы прислать, сколько можно, зимующих произрастений, могущих служить украшением новых цветников; взяв по примеру других одну из куртин (т.е. цветочных клумб) на свое попечение и засадив ее произрастениями одними Вами пожертвованными». К сожалению, хорошая идея превратить Владимир в город-сад из-за перевода Синельникова (в декабре 1852 года) на место новой службы, в Житомир, не осуществилась.
8.12.1852 - 8.09.1855 гг. - Волынский губернатор. 18.09.1855 - 18.01.1857 гг. - Московский губернатор. 18.01.1857 - 3.08.1859 гг. – Воронежский губернатор.
Энергичный, неподкупный, справедливый, грозный бич взяточничества, он всюду успевал в короткое время многое сделать для вверенных ему губерний, особенно со стороны внешнего благоустройства. Общественные сады, театры, мосты, памятники и т.п. устраивались им в каждом городе. Немало также забот прилагал он к облегчению положения крепостных крестьян и к обузданию своевольства помещиков. Такой же полезной была его деятельность, когда он занимал пост губернатора в Житомире и Воронеже. В этих городах он строил мосты, театры, разводил бульвары, а в Воронеже, кроме того, соорудил памятник Петру Великому. За его заботы об этих городах, одна из лучших улиц в Житомире была названа, с Высочайшего разрешения, в честь его "Синельниковской", а Воронеж избрал его своим почётным гражданином.
В 1860—1863 годы он состоял генерал-интендантом Первой армии, расположенной в Царстве Польском, затем устраивал окружные интендантства в Варшавском, Виленском и Киевском военных округах. В 1860 году он был произведен в генерал-лейтенанты. В 1863 г. Синельников выехал по делам службы из Варшавы в Киев, имея при себе около 30000 рублей, которые он должен был передать брестскому обер-провиантмейстеру. С ним был один чиновник и два жандарма. У станции Залесья его окружила вооруженная банда поляков, но, когда он назвал себя, предводитель повстанцев объявил ему, что он может ехать дальше. "Нам от пана генерала ничего не нужно", сказал он, "пусть Государь знает, что мы честных русских людей уважать умеем". Пожелав счастливой дороги, он велел дать Синельникову конвой для охраны от других банд повстанцев. После упразднения в 1864 г. первой армии и образования трех военных округов: Варшавского, Киевского и Виленского, Синельникову было поручено сформирование и устройство окружных интендантств в каждом округе. За успешное выполнение этого поручения он был назначен сенатором, а вскоре после этого - главноуправляющим всеми тюрьмами в России. Пост этот в то время был чрезвычайно ответственный ввиду огромного числа польских политических преступников, присужденных к арестантским ротам. Тотчас же по вступлении в новую должность он испросил разрешение употреблять осужденных поляков на работы по постройке полотна железных дорог, так как вынужденная бездеятельность вредно отражалась на состоянии осужденных. Принимая участие в их судьбе, он разрешил им даже работать без конвоя за круговым поручительством, и несмотря на это, за все время работ не было почти ни одного побега, хотя число работавших доходило до 3000. Перед окончанием работ он стал хлопотать о возвращении на родину находившихся на работах повстанцев, так как по окончании срока работ они должны были быть сосланы в Сибирь на поселение, и хлопоты его увенчались полным успехом.
В 1868 году активно участвовал в борьбе с голодом в северных губерниях России, за что был награжден орденом Св. Александра Невского.
21.01.1871 - 14.12.1873 гг. - Восточно-Сибирский генерал-губернатор. В 1871 году назначен генерал-губернатором Восточной Сибири. За время своего генерал-губернаторства, он в громадных размерах расширил площадь возделываемой земли, энергично заботился об увеличении числа школ в отдаленнейших округах Сибири, старался уменьшить число кабаков, как бы кольцом охвативших золотые прииски, и даже хлопотал о совершенном уничтожении кабаков в приисковых окрестностях. Особенно энергично вступил он в борьбу с так называемыми "темными поборами" сибирского чиновничества, принявшими форму как бы негласного пособия служащим, с ведома самой администрации. Стараясь отстранить крестьян от развращавших их работ на золотых приисках и заботясь об улучшении быта ссыльнокаторжных, он разрешил посылать лучших из них на частные прииски на правах вольных рабочих, что конечно благоприятным образом отразилось на ссыльных, получивших возможность обеспечить себя ко времени окончания срока наказания. В Иркутске он устроил воспитательный дом, обратил интендантский сад в общественный, основал театр и оградил город от наводнения реки Ангары громадным валом, тянущимся почти на две версты. В 1873 г. Синельников произведен был в генералы от кавалерии. В декабре 1873 года он оставил пост генерал-губернатора. В январе 1874 года он отбыл в Петербург, где в последующие годы жил на почётном отдыхе, числясь неприсутствующим сенатором. В 1875 году ему было присвоено звание «Почётный гражданин города Иркутска».
Затем поселился в Харькове. Здесь он составил свои «Записки», охватывающие почти полстолетия (до 1875 года): напечатаны в «Историческом вестнике» - тома 59, 60 и 61 за 1895 год.
Скончался в Харькове и похоронен в Петербурге на Смоленском лютеранском кладбище в той же могиле, где четверть века до этого была похоронена его первая жена.
Семья
Жена - София Лаврентьевна, урожденная Варнек (1803—1867), евангелистического вероисповедания. Дети: - Аделаида (Еликонида) (род. 1829 или 1832). - Виктор (род. 1.01.1834) - Ларисса (род. 12.12.1834) - Анатолий (род. 17.08.1837) - Лидия (род. 1839). С 1871 г. жена - Софья Федоровна Григорьева.
«Рано утром я обозревал городские работы, ходил по базару и проч. В 8 часов утра начинались занятия делами. Около 12-ти часов я объезжал присутственные места, учебные заведения, больницы, тюрьмы, арестантские роты, которые меня особенно интересовали, как рабочие силы, полезные для устройства города. С 2-х часов мной рассматривались журналы губернского правления, приказа и строительной комиссии. Если к 11-ти часам, т.е. к обеденному времени, кончались текущие занятия, то до 6-ти часов вечера я занимался своими делами. В противном случае, тотчас после обеда опять возникала служебная работа. В 6 часов приносилась почта. Я вскрывал ее всегда сам, делал пометки и резолюции. Вечером я бывал в театре и клубе, но оставался там не долее 11-ти часов. Часто ночью, при возвращении домой, я заезжал в тюрьму или больницу, а то и в другие казенные учреждения. Словом, я вел свои обязанности так, чтобы у меня нигде не было никаких упущений, и чтобы на моем письменном столе к утру не оставалось ни одной неисполненной бумаги. Во всякое время дня я принимал г.г. служащих, а также и просителей. Для последних был открыт прием и в праздничные дни… Расположение города Владимира в центре губернии и близость уездных городов давали полную возможность следить за порядком и успешным течением дел в уездах. Я не делал ревизий с толпою чиновников, но имел под рукою сведения об уездных присутственных местах. Я отправлялся без предупреждений на ревизии, особенно туда, где замечалась медленность, упущения или неверное направление дел. Таким образом, меня ожидали всегда и везде, дела шли быстрее, число жалоб уменьшалось. Не буду описывать тревог и волнений при моих неожиданных посещениях уездных присутственных мест. Они доходили до комизма и порождали немало анекдотов. Не могу не вспомнить первых впечатлений, вынесенных мною по прибытии в г. Владимир. Меня беспокоила совершенно новая для меня служебная и частная обстановка. Мне казалось, что я как бы был выставлен на суд всех. Впрочем, это трудное положение облегчилось словом архиерея, сказанным в соборе, в моем присутствии, пред молебном. Объяснив, что чувства христианской любви должны связывать начальствующего с подчиненными и вести их к пользе общественной, преосвященный присовокупил, что «всемилостивейшее назначение к нам нового губернатора есть уже залог достоинств, которые обязывают нас любить и уважать его. Помолимся же, чтобы на всех делах его, для блага губернии, почило благословение Божие». Позже явился ко мне граф В.П. Зубов, владевший большим имением в губернии и проживавший в Москве. Он ободрил выражением, что действиями моими восхищены благоразумные лица. При объездах моих провинции я всегда посещал храмы Божии, если в них совершалось богослужение, и по выходе из церкви толковал с народом, как говорится, о его житье-бытье. Я также не пропускал случаев говорить с мужичками при остановках на станциях и на сходках, бывавших в селениях. Так, вникая в нужды и изучая быт деревни, я утвердился в убеждении, что русский человек соединяет в себе столько добрых качеств, что при управлении, основанном на правде и любви, века не поколеблют преданности его государю и родине… Через несколько недель после моего приезда прибыла во Владимир моя семья. Вспоминаю, что с нею домашняя и даже служебная жизнь моя облегчилась. Жена в короткое время снискала общую любовь и уважение; старшая дочь Адель обратила внимание на бедных и страждущих: две младшие помогали ей. Убедясь в настоятельной надобности заведения порядка и чистоты в городе, я начал работы арестантскою ротою с устройства мостовых, городского сада и горы при спуске к реке. На вершине горы я перестроил беседку в павильоне и создал из него летнее помещение для клуба. В середине горы, на большом уступе, была расчищена площадь для народных гуляний по праздникам. Продолжая заботы об улучшении города в санитарном отношении, в котором беспорядки доходили до того, что внутри гостиного двора и на торговой площади свозились нечистоты, я предложил купечеству распланировать эти места. Городской голова Козлов оказал полную готовность помогать личными средствами к возрождению Владимира, лишь бы дума была избавлена от убыточных посещений чиновничества, то вымогавшего, то грозившего преданием суду городских представителей. Поручив чиновнику особых поручений обревизовать думу, а также следить за ходом ее дел, я отстранил этим местных коммерсантов от корыстных визитов господ служащих. Работы по городу пошли быстро. Вместе с мощением улиц, с очисткою дворов и площадей, возникали базарные лавки. При их открытии происходило архиерейское богослужение, а потом было на базарных площадях угощение для народа (при этом угощении, по недостатку прислуги, к удивлению публики, были назначены для услуг при столах несколько человек арестантской роты; они исполнили свое дело хорошо, усердно и возвратились домой совершенно благополучно). Преосвященный, обращаясь к жителям и хозяйкам, сказал: «Теперь уже нет затруднений самим вам, если не покупать, то при прогулках узнавать цены продающихся здесь, на базаре, продуктов. Через личную покупку вы избавитесь от излишних расходов, в которые вводила вас прислуга. Вы избавите ее вместе с тем от нравственного упадка, а сэкономленные деньги обратите на пользу бедных братий наших». Заметив, при рассмотрении смет строительной комиссии, что на исправление сравнительно нового полицейского дома исчислено 4360 рублей серебром из городских сумм, я лично удостоверился, что крыша дома покрыта старым железом и давала сильную течь; каланча, не скрепленная железом, шаталась от ветра. Я пригласил г.г. членов, свидетельствовавших упомянутые здания, подрядчика купца И.И. объяснил им, что не отпущу ни гроша на исправление рушащихся строений, а представлю министру о назначении особых техников для освидетельствования так неудачно воздвигнутых строений. Я предложил им подумать о последствиях мною сказанного и дать мне ответ. В тот же день, вечером, зять купца И. явился ко мне с просьбою о дозволении исправить здания. Через два месяца исправление было копчено и освидетельствовано в моем присутствии. Это происшествие разъяснило мои недоразумения, почему во Владимире, городе относительно небогатом и небольшом, были личности, нажившие состояния, не выезжая, так сказать, за городскую черту. Я стал лично присутствовать на торгах по казенным подрядам. Как-то были объявлены торги в казенной палате на поставку в присутственные здания дров, а в палате государственных имуществ - на продажу на сруб песок с разрешения министерства. При этих торгах цена за дрова была объявлена несколько ниже предшествовавшего года, а за лес ничтожная. Поставщики дров и покупатели леса были люди между собою свои. Сообразив все приведенное, я торги на пролажу леса не утвердил и полагал донести об этом министру. После торгов явился ко мне покупатель лесов с предложением прибавить цену. Я пригласил специалистов и добросовестных лиц, поручил им сделать подробное исчисление стоимости леса и с значительным повышением цены в пользу казны, с согласия г. министра кончил дело. Осматривая ремонтные работы в больнице приказа, я нашел, что вместо смазки и залития черных полов известкою с плотно уложенным кирпичом употреблялся сухой мусор; под полами было устроено помещение для продуктов, в числе которых находилась и квашеная капуста. Кладовая над погребом была занята разным хламом. Приказав подрядчику разобрать все полы и сделать надлежащую смазку, я арестовал производителя работ, и напомнил больничному начальству, что чистый воздух и теплый пол для больных есть необходимые условия к их выздоровлению. Таким образом, преследуя посягательства, ведущие к ущербу казны, я, к искреннему сожалению, терял надежду к достижению успеха в водворении законных и правдивых отношений г.г. помещиков к крестьянам. Я часто получал жалобы от последних, особенно на мелкопоместных владельцев, которые дозволяли себе совершать вопиющие притеснения. Просьбы крепостных отправлялись мною, по принятому порядку, для расследования к г.г. предводителям и кончались, большею частью, обвинением неповинных крестьян. Объяснения мои с губернским предводителем дворянства не имели никаких результатов. Он был добрый и умный старик, но проникнутым идеями безусловной защиты членов своего сословия. Предводитель не мог убедиться даже в праве губернатора взыскивать с исправников за упущения по службе, так как они выбирались дворянами. Для примера приведу следующий случай. Получив письмо от помещицы М., что с химического завода, устроенного на речке, протекающей к ее деревне, спускаются нечистоты, от которых у крестьян проявились болезни, я командировал члена врачебной управы удостовериться на месте в справедливости жалобы г-жи М. Действительность подтвердила жалобу. Тогда я предписал исправнику лично наблюсти, чтобы нечистоты были удалены с речки. Несмотря на сказанное, через некоторое время я получил письмо от г-жи М., в котором значилось, что нечистоты по-прежнему отравляют ее имение. Я неожиданно выехал в уезд, захватив исправника с собою, и рано утром очутился на заводском берегу. Передо мною плавали серо-зеленоватые круги, образовавшиеся в воде от остатков, спускаемых с завода по желобу, секретно устроенному под полом. Другой желоб был проведен на двор в особый пруд. Я подверг взысканию исправника, и возбудил против себя протесты со стороны губернского предводителя. Однако после этого происшествия мне не пришлось более наказывать господ исправников. 5-го сентября 1852 года мною было получено лестное письмо от графа Перовского. Оставляя министерство, он счел самою приятою для себя обязанностью принести мне искреннейшую благодарность за то усердие и деятельность, которые я, по его словам, оказывал ему, как его сотрудник. Упомянутая благодарность меня радовала главным образом потому, что оправдывала систему моего управления губернией. Граф вообще не был щедр на похвалы. Вскоре до меня дошло частное известие о переводе в другую губернию, а в декабре 1852 года я был вызван по высочайшему поведению в С.-Петербург. Здесь, вновь назначенный министром, генерал-адъютант Бибиков, объявил мне о предназначении меня губернатором на Волынь. В докладе государю императору обо мне значилось: «Зная по личному убеждению, что местные обстоятельства и характер населения Волынской губернии требуют от губернатора особенной твердости и деятельности, министр полагает переместить в оную меня, как лицо, соединяющее в себе достоинства, необходимые для управления, и которые не столь нужны в великороссийских губерниях». Никакие мои убеждения об оставлении меня во Владимире не имели успеха. Не буду описывать прощальных обедов со спичами и слезами, бывавших обыкновенно при отъездах губернаторов. Для того чтобы все сословия могли участвовать в моих проводах, благородное собрание устроило маскарад. Я не видел в нем копна изъявлениям сожаления о расставании. Пробыв в собрании около часу, я едва мог выйти из него, так тесно окружала меня толпа. На другой день многие из жителей и служащих провожали меня за границы губернии; народ на станциях и в попутных селениях по ночам освещал дорогу, посылая мне благословения за мое попечение о его благе. (Не могу не прибавить, что и прощание мое с арестантскою ротою было не обыкновенно. Арестанты, занятые постоянно в городе за плату, работали за обоюдным поручительством, без конвоя. Не было ни одного случая побега. Ели они сытно, содержались чисто. Мудрено ли, что по свойству русского человека арестанты на доверие и попечение о
них провожали меня со слезами). Уже в Житомире я получил два ценных письма, выражавших чувства глубочайшего сожаления об оставлении мною Владимира. Одно из них было от архиепископа Юстина, другое от восьмидесятилетнего старца, архимандрита Боголюбовского монастыря, Феофила. Последний, между прочим, писал: «Бедный и жалкий старец город Владимир долго будет сетовать, что промысл Божий не судил ему пользоваться нашим неусыпным попечением. Вы были доступны поутру рано и вечером поздно, малому и великому, вельможе и простолюдину». При представлении моем в Петербурге государю императору Николаю Павловичу я удостоился услышать следующее: - Я совершенно доволен твоим управлением Владимирскою губерниею; продолжай служить так и в Волынской; надеюсь, что ты сумеешь правдою и честию вселить там преданность и любовь к престолу и отечеству» («Из воспоминаний Владимирского губернатора Н.П. Синельникова». Они были опубликованы в «Историческом вестнике» за 1895 год.).
