Протоиерей Александр Ильич Сервицкий, видный общественный деятель во Владимирской губернии, сын дьякона, родился в селе Алексине, Ковровского уезда, Владимирской губернии, 13 августа 1837 года. Младший брат Сервицкий Николай Ильич (учитель Шуйского духовного училища) родился в 1840 году.
Протоиерей Александр Ильич Сервицкий
Первоначальное образование и воспитание получил в Шуйском духовном училище. Первые школьные годы свои он провел под ближайшим руководством своего двоюродного дяди, тогдашнего Инспектора Шуйского духовного училища и опытного педагога о. протоиерея И. Певницкого. Александр Ильич любил при жизни поделиться светлыми воспоминаниями об этом умном и добром своем дядюшке и опытном воспитателе учеников Шуйского училища. У него он жил на квартире и, как родственник, пользовался всегда особенным с его стороны вниманием и участием. О. Петр следил за развитием его сил, руководил его учебными занятиями, а главное — заботился охранить его детское чистое сердце от вредных влияний, развить и укрепить в нем добрые начала нравственности. И, нет сомнения, за все время своей училищной жизни Александр Ильич много вынес доброго от родного и опытного воспитателя своего. Затем учился во Владимирской духовной Семинарии. Поступил из высшего отделения Владимирской духовной семинарии в С.-Петербургскую духовную Академию.
о. Петр не лишал своего воспитанника нравственной поддержки, не оставлял его своими опытными советами и наставлениями, а при случае не отказывал ему и в материальной помощи. Так, напр., когда о. Петр узнал, что Александр Ильич, за неимением денег, должен был сам больной переписывать в Академии свое кандидатское сочинение, немедленно же выслал ему на переписку 25 руб. — деньги в то время очень большие.
Другим лицом, добрые попечительные отношения которого к себе в школьные годы, как и в последующей жизни, Александр Ильич особенно высоко ценил, был придворный протоиерей и член Святейшего Синода Иоанн Васильевич Рождественский. С поступлением Александра Ильича в Академию, маститый, блаженной памяти, о. протоиерей узнал и оценил в нем даровитого и серьезного юношу и с тех пор до конца своей жизни относился к нему с истинно-родственной расположенностью и сердечностью.
А.И. закончил высшее образование в 1861 году со степенью кандидата Богословия. 28 декабря 1861 года г. Обер-Прокурором Св. Синода он определен был преподавателем во Владимирскую духовную Семинарию по предметам Логики, Психологии, Патристики и Латинского языка. На первом же году своей службы в Семинарии молодой преподаватель философских наук взял на себя инициативу по устройству и приведению в порядок ученической библиотеки, которую он и поставил в лучшем против прежнего виде, дав таким образом ученикам возможность читать в большем количестве серьезные произведения.
Александру Ильичу Сервицкому, по самому свойству преподаваемых предметов, пришлось не мало поработать для систематического и ясного, вполне понятного для юношей – изложения преподаваемых наук, а как преподавателю философии – и создавать нечто новое, до него неведомое в семинарии. Несомненно, целые поколения духовенства Владимирской губернии и его детей, усиленно эмигрировавшие в 70-х и 80-х годах в светские учебные заведения, прошли одну общеобразовательную школу, где не мало воздействовал на учащихся и Александр Ильич. Во времена преподавания во Владимирской семинарии Сервицкого, благодаря ему и К.Ф. Надеждину, царила в этом учебном заведении особая атмосфера, благоприятная для учащихся и помогавшая им идти сознательно намеченным путем. Во всяком случае, личность Александра Ильича, как преподавателя, заслуженно должна занять подобающее место в памяти питомцев.
17 мая 1862 года рукоположен был Преосвященным Иустином во священника к Богородицкой, города Владимира, церкви, с оставлением за ним и учительской при Семинарии должности.
Александр Ильич в 1864 г. поднимает очень важный для городского духовенства принципиальный вопрос – об улучшении быта городского духовенства (в «Православ. Обозрении» и «Владимир. Губ. Ведом.») – именно средствами городского общества. Мнение молодого автора возбудило полемику и тем дало толчок ко всестороннему обсуждению вопроса. Здесь о. Сервицкий сразу заявил себя устойчивым публицистом. Вероятно, это обстоятельство было причиной и того, что бывший тогда епископом Владимирским Феофан поручил ему (вместе с К.Ф. Надеждиным) составить программу для издания местных «Владимирских Епархиальных Ведомостей», а потом и редактирование этого издания. В 1864 году он утвержден был редактором «Владимирских Епархиальных Ведомостей» и назначен цензором местного Цензурного Комитета. Получив возможность не стесняясь изложить profession de foi, Александр Ильич не замедлил заняться разработкой насущных вопросов, касающихся как быта духовенства, так и его учебных заведений; много писал он сам, не мало вызвал к литературной деятельности и сотрудников. За все время существования Епархиальных Ведомостей никогда не разрабатывалось на страницах издания так много и всесторонне общебытовых вопросов, как при о. Сервицком (до мая 1873 г.). Эта сторона деятельности А.И., конечно, не была бесплодна: она, с самого начала поставив местный орган печати на должную высоту, будила в духовенстве сознание его прав и обязанностей. Не мало статей поместил А.И. Сервицкий и другого рода: это – по большей части историко-литературные очерки, которые, не составляя особого вклада в науку, отмечали – при общем безмолвии – переживаемые события и тем знакомили с ними местное общество. 4-го апреля 1865 во Владимирской духовной Семинарии состоялось торжество в честь столетия со времени кончины М.В. Ломоносова.
В 1866 году о. Александр определен был членом ревизионного Комитета для проверки отчетов по епархиальному ведомству за 1865 год, а также для наблюдения в течение 1866 года за производством хозяйственных работ по Семинарии, в следующем же году избран был членом педагогических собраний Правлении Семинарии.
В 1868 году он определен был членом распорядительного при духовной Консистории Комитета по преобразованию духовных училищ Владимирской епархии и членом строительного Комитета по перестройке семинарских зданий приспособительно к требованиям нового устава.
При преобразовании Семинарии в 1869 году поручено ему было преподавание Обзора философских учений, Психологии и Педагогики и заведывание Воскресной при Семинарии школой. В том же году определен он был членом, а в 1873 году — председателем Комитета по разбору, с ученою целью, архива духовной Консистории.
Владимирский Комитет Православного Миссионерского Общества открыт 24 мая 1870 года, в котором с самого его начала А.И. Сервицкий был делопроизводителем по Комитету.
В 1870 году за безмездное, в течение 1869/70 учебного года, преподавание Педагогики в епархиальном классе обще-епархиальным съездом духовенства объявлена ему благодарность. В 1871 году, по определению Правления Семинарии, утвержденному Преосвященным, командирован он был на ревизию Муромского духовного училища по всем частям управления.
21 декабря 1876 г. утвержден цензором проповедей, составляемых священнослужителями городских и сельских церквей, преподаватель Семинарии, священник Александр Сервицкий. В 1876 г. награжден орденом Св. Анны 3-й степени.
В 1878 году о. Александр определен был инспектором и законоучителем Владимирского женского епархиального училища.
Помимо семинарии о. Сервицкий долгое время принадлежал и другому учебному заведению в г. Владимире: по назначении М.И. Хераскова ректором семинарии, Александр Ильич был определен в июле 1878 г. на его место инспектором классов и законоучителем Владимирского женского епархиального училища. И он оказался вполне достойным заместителем Хераскова. В 1879 и в 1883 годах общеепархиальным съездом духовенства засвидетельствована ему была искренняя благодарность за усердные труды его по епархиальному женскому училищу и усердное содействие его пользам означенного училища путем расположения разных состоятельных лиц к значительным пожертвованиям на нужды училища.
В 1881 году умер Яковлевский Афанасий Николаевич (1804-1881) - преподаватель Владимирской духовной семинарии.
Публичные чтения в городе Владимире в 1881-82 гг. В 1881 году, по представлению епархиального Начальства, за отлично-усердную службу церкви Божией, удостоен Св. Синодом возведения в сан протоиерея. В 1882 году епархиальным Архиереем разрешено ему носить золотой наперсный крест с драгоценными украшениями, подаренный ему Членом Св. Синода Протоиереем И. В. Рождественским.
Празднество во Владимирской духовной Семинарии по случаю Коронования Государя Императора и Государыни Императрицы 15 мая 1883 г. В 1886 году Всемилостивейше сопричислен к ордену св. Анны 2-й степени.
28 декабря 1886 года исполнилось 25 лет учебной и педагогической деятельности о. Протоиерея А. Сервицкого в Семинарии. «Чествование заслуг юбиляра на учебно-воспитательном поприще было таким образом. 28 декабря 1886 года, по окончании Божественной литургии, юбиляром отслужено было благодарственное Господу Богу молебствие, за которым присутствовало не мало сослуживцев юбиляра и почитателей его заслуг. Непосредственно по окончании молебствия юбиляр отправился к Владыке принять от Него архипастырское благословение; при чем получил от Владыки на память изображение св. первоучителей Славянских Кирилла и Мефодия, а также — фотографическую карточку Высокопреосвященного. Возвратившись от Владыки в свой дом, о. Александр встретил здесь многих сослуживцев, товарищей и частных лиц, явившихся к нему с целью приветствовать его в многознаменательный для него день, а также — много писем и телеграмм, полученных с разных концов России. Письма эти и телеграммы наглядно свидетельствовали о признательных чувствах и отношениях к юбиляру лиц, принадлежащих к разным классам общества, проходящих различные профессии, — следовательно, они свидетельствовали о разносторонней полезной деятельности юбиляра. Количество их, и без того большое, еще более увеличилось бы, если бы большинство бывших учеников юбиляра знало о дне его юбилея. Но, как видится, многие из прежних учеников юбиляра совсем не знали о дне его юбилея, так как из лиц, поздравлявших с юбилеем, некоторые прямо и откровенно заявляли, что они, только по счастливой случайности узнав о дне юбилея, имеют возможность принести юбиляру поздравления. Из большого количества писем и телеграмм, полученных юбиляром в день юбилея, позволяем себе привести здесь письмо бывшего ученика о. Александра Ильича, а теперь экстраординарного профессора Московской духовной Академии, Петра Ивановича Цветкова, как наиболее других характеризующее заслуги юбиляра. «Четверть века, пишет почтенный профессор, быть преподавателем в духовной Семинарии, четверть века воспитывать и приготовлять к доброй жизни едва выходящих из отрочества молодых людей, при высоких требованиях, предъявляемых в настоящее время к преподавателям и при скромном вознаграждении, — дело почтенное и заслуга не малая. Я хорошо помню и то добро, которое Вы мне лично оказали вовремя нашего знакомства, продолжающегося целые двадцать пять лет. Вы были моим учителем в философском классе Семинарии, направляли и руководили меня в те годы моей жизни, когда ум человека бывает не зрел, но пытлив, и когда бдительное и умелое руководство наставника особенно бывает дорого. Когда я оставил Семинарию, Вы направляли мои первые писательские опыты и дали им место в Епархиальных Ведомостях, которые начали тогда издаваться под Вашей редакцией. И в разных других случаях я в Вас встречал участливое отношение и получал от Вас добрый совет. С искреннею признательностью к Вам за добро, мне Вами оказанное, и желая, чтобы Ваша преподавательская деятельность еще многие годы продолжалась на пользу родной Семинарии, имею честь быть П. Цветков, экстраординарный профессор М. Д. Академии». В других письмах и телеграммах бывшие ученики о. Александра по Семинарии благодарили юбиляра за то, между прочим, что он умел ободряющим образом действовать на своих воспитанников, и если в ком замечал способности к науке, то, хотя бы такой ученик и ленив был, он заставлял его браться как следует за учебное дело к таким образом выводил в люди. Вечером того же дня 28 декабря корпорация Семинарская, собрав предварительно, по добровольной подписке в честь юбиляра, потребную сумму, пригласила о. Александра Ильича в квартиру сослуживца и одного из лучших товарищей его, преподавателя Семинарии П.А. Белоярова, где приготовлено было приличное угощение. Товарищеская вечеринка эта имела ту особенность, что в ней, кроме тесной семьи сослуживцев и товарищей, а также нескольких бывших учеников юбиляра, приняли участие и дамы — жены сослуживцев и товарищей его. За ужином первый тост в честь юбиляра предложен был о. Ректором Семинарии, который пожелал юбиляру и впредь всего лучшего и светлого в жизни за полезное служение его в Семинарии. В ответ на приветствие о. Ректора юбиляр высказал, что он с своей стороны всеми мерами старался служить честно и добросовестно. Не считая никакого занятия унизительным для себя, лишь бы занятие это было честно и имело в виду хорошее, он проходил разные должности и не только по учебному, но и по другим ведомствам. «Если скажу: безупречно и с большим успехом работал, продолжал юбиляр, то это будет с моей стороны пошлое самохвальство, если скажу вовсе не было успехов — выйдет излишнее и несправедливое самоунижение. Это — о прошлом. Что касается будущего, то я готов и впредь работать усердно, лишь бы откровенно указали мне, где с большей пользой и мог бы приложить свои силы и старания. Человек я бездетный, — следовательно — более или менее свободный и независимый. А потому и потрудиться с пользой для дела располагаю большими средствами, большим количеством свободного времени, чем многие другие». Второй тост в честь юбиляра предложен был преподавателем Семинарии П. А. Белояровым. Оговорившись предварительно, что деятельность юбиляра многостороння, г. Белояров, как представитель товарищеского кружка, собравшегося чествовать виновника торжества, обратил особенное внимание присутствовавших на одну добрую сторону в характере юбиляра — на прекрасные отношения о. Александра Ильича к товариществу. Речь г. Белоярова — прекрасная по глубине искреннего, товарищеского чувства и сердечной, дружеской задушевности — вполне заслуживает того, чтобы привести ее дословно, в целом виде. Вот эта речь. «Не много слов, дорогой, дерзаю сказать — товарищ из товарищей, я могу сказать тебе в сии минуты, — от избытка сердца иногда и уста безмолвствуют; не широка будет и тема моей речи, хотя двадцатипятилетнее поприще, тобою пройденное, много дает пищи для слова. Мне хочется сказать тебе и о тебе, как о товарище. Прости, если я в своей речи коснусь только этой черты твоей жизни и службы; право, в человеке, в людях всего милее всегда именно эта сторона. Там, где силен и крепок дух товарищества, там все как-то особенно хорошо: тихо, светло, тепло. ... И люди там чаще видятся, и в нужде ни за что не покинут друг друга, — а если и поссорятся, так сейчас помирятся. Нет здесь ни задних мыслей, ни мелочного самолюбия, ни каких либо счетов, над всем царит мир и любовь и Божья благодать. Конечно, это — идеал; но в тебе, дорогой товарищ, сильны были проявления этого духа. В самом деле, если первый признак господства товарищеского духа в известной среде выражается в том, что люди близко живут между собою, — дня, так сказать, не могут прожить без того, чтобы не увидаться друг с другом, не сойтись вместе, не поделиться между собою своими мыслями, чувствами, взглядами, интересами, то, — Александр Ильич, — где больше, как не у тебя, мы сходились, да и теперь сходимся для такого взаимо-общения? А в прежнее-то время, доброе, старое время, как говорят у нас, не твой ли дом был, можно сказать, центром, куда мы собирались все до единого? Не у тебя ли особенно оживлялась наша товарищеская беседа, переходя незаметно от шутки и обыденной речи к серьезному разговору о тех интересах, которые всегда должны быть дороги для всех нас? Не у тебя ли особенно мы всегда делили время и весело и умно? Наконец, кто не знает твоего гостеприимства? Кто не бывал у тебя, кто не кушал твоего хлеба-соли? Вот факт — факт на лицо. ... Как ни трактуйте его, но истинное объяснение его то, что есть, значит, в тебе, Александр Ильич, что-то такое, что влечет к тебе других, — что, значит, в тебе самом сильно развит дух общения, дух взаимности, дух товарищества — тот дух и та сила, которые и в тебе самом рождают горячее стремление к общению с другими, и других в свою очередь невольно привлекают к тебе. Но это только внешняя сторона проявления товарищеского духа. Проба товарищества и высшее выражение его сказываются в искреннем расположении друг к другу, в горячем желании послужить другому, — одним словом — в том, на что указывает Господень друг: «не любим словом, ниже языком, но делом и истиною (1 Иоан. III, 18 ). Александр Ильич! Если стремление к внешнему общению с другими в тебе так сильно, что составляет факт, который у всех на лицо, то твое участие к другим, желание сделать добро другим, послужить в нужде другому — также факт. Я не говорю уже о родных твоих, в которых ты полагаешь душу и сердце, — всякий, кто ни обращался к тебе, всегда находил и, вполне уверен, всегда найдет добрую помощь и самое теплое участие. Знаю это по своему собственному, глубоко мною чувствуемому, опыту, — знаю опыты твоей помощи и другим товарищам. Не могу особенно при сем не вспомнить одного твоего подвига товарищеской помощи, — помощи, оказанной тому, кого, увы, давно ужe нет на свете, но имя которого всегда у нас свято хранится на устах и в сердце. Я говорю об Андрее Ивановиче Боголюбове. Подвиг твоей товарищеской помощи, оказанной Андрею Ивановичу, был дорог и высок особенно потому, что был подъят тобою в утешение товарищу - умиравшему и оставлявшему после себя малюток — сирот. Дело было так. Больной Андрей Иванович в последнее время находился в земской больнице. За несколько дней до кончины Андрея Ивановича болезнь его приняла настолько серьезный оборот, что врачи должны были откровенно сказать товарищам и сослуживцам его, приходившим навещать больного, что дни его, даже часы, сочтены. В одно из посещений своих умирающего сослуживца и товарища о. Александр Ильич, узнав от врачей об имеющей чрез несколько часов последовать кончине г. Боголюбова, несмотря на глубокую и глухую осеннюю полночь (был 1-й час за полночь), немедленно отправился к бывшему в то время Губернатором г. Струкову и упросил его, чтобы он распорядился тотчас же прислать в больницу комиссию из врачебной управы для освидетельствования положения больного, которого к 6 часам утра не стало в живых. Немедленное прибытие означенной комиссии в больницу оказывалось необходимым в виду того, чтобы иметь возможность хлопотать о пенсии семейству умирающего г. Боголюбова, на каковую умирающий, как прослуживший менее 25 лет, не мог рассчитывать без формального медицинского освидетельствования. Поступок о. А. Ильича в данном случае настолько характеристичен, что мы сочли своим нравственным долгом поведать о нем в нашей духовной летописи на память и поучение людям скудного любовию к ближним нашего времени. И вот еще, что нужно сказать о тебе: ты не только стремишься помочь другому, но непременно и поможешь, сумеешь помочь. Это, конечно, потому, что ты не только муж, сильный в науке мудрости, но и мудрец в жизни. — Вот тебе, Александр Ильич, мое малое, но искреннее, сердечное приношение в великий для тебя день! Позволь же обнять тебя, дорогой товарищ, крепко, братски, и пожелать тебе паче всего доброго здоровья, которое сугубо необходимо для нас — пожилых людей, а все остальное, при помощи Божией, в достаточной мере приобретено тобою в двадцатипятилетнее служение твое Церкви Божией, нашей родной школе, товариществу и обществу». Выслушав внимательно речь г. Белоярова, — глубоко прочувствованную, — юбиляр сердечно отблагодарил своего искреннего товарища за оказанную ему великую честь. При этом виновник торжества любезно - обязательно отблагодарил и дамское общество, удостоившее его в торжественный и знаменательный для него день своим посещением. Пред окончанием ужина предложен был тост в честь юбиляра бывшим учеником его по Семинарии, а теперь преподавателем Сергиево-Посадской прогимназии Г.Г. Нарбековым. Выразив свое удовольствие по поводу исполнения двадцатипятилетия учебно-воспитательной службы Александра Ильича в Семинарии, Нарбеков высказал, что ему, случайно попавшему на юбилей, особенно лестно и приятно приветствовать юбиляра, как бывшему признательному ученику его, хотя и не принадлежавшему в настоящее время к духовно-учебному ведомству. Так почтила корпорация Семинарская день двадцатипятилетней годовщины учебно-воспитательной деятельности о. Александра Ильича во Владимирской духовной Семинарии!» (К. Вознесенский. «Владимирские Епархиальные Ведомости. Отдел неофициальный» 1887 года).
Что же касается самих родных, то в них, можно сказать, он полагал душу и сердце, был опорой и радостью их. Сам бездетный, он заботился о родных своих, как примерный любящий отец заботится о любимых детях своих...
В 1890 г. он переведен был из гор. Владимира в г. Покров в соборные протоиереи.
27 лет духовно-учебной службы во Владимире, где у него так много было истинных друзей и товарищей, благожелателей и почитателей, сроднили его с этим городом, и он с грустью на сердце прощался с ним, направляясь в 1890 году на место своего нового служения, где ожидала его иная среда, — отличная от той, в которой столько лет счастливо прожил он.
Преданный интересам народного образования в духе церковности, состоя на новом месте своего служения председателем Отделения Епархиального Училищного Совета, много потрудился здесь над устройством и развитием церковно-приходских школ по уезду.
Протоиерею Сервицкому не охотно жилось на новом месте, его тянуло во Владимир. В последний раз уезжая из Покрова во Владимир, он как будто предчувствовал, что более он уже не вернется оттуда. Перед отъездом он пригласил к себе членов своего причта и в беседе сообщил им, что едет во Владимир с годовыми отчетами, и если кто имеет какие-либо нужды до Владыки, то он принял бы на себя смелость ходатайствовать за таковых пред Преосвященным. В заключение беседы он облобызался со своими сослужителями и, так мирно расставшись с ними, отправился потом во Владимир.
В один из приездов, в час дня 6 февраля 1897 года, он внезапно скончался во Владимире.
Владимирской Семинарии суждено было проводить в могилу одного из бывших старейших учителей своих, Епархиальному женскому училищу — своего бывшего любимого о. Инспектора, а епархии — того, кто более, чем четверть века, трудился на пользу ее. Отпевание покойного совершено было в семинарской Богородицкой церкви, в которой Александр Ильич служил с первого же года своей преподавательской службы при семинарии. При той же церкви, с правой стороны алтаря, погребено было тело почившего. 8-го февраля, около 9-ти часов утра, гроб с останками покойного, украшенный венками от корпораций семинарии и женского Епархиального училища, вынесен был из дома в церковь, где и начата была потом литургия. Заупокойную литургию и отпевание совершал Преосвященный Платон, Викарий Владимирский, в сослужении Ректора семинарии, многих из городского и некоторых из - сельского духовенства — товарищей, сослуживцев и учеников покойного. В конце литургии, во время причащения священнодействовавших, протоиереем Знаменской гор. Владимира церкви А. М. Альбицким перед гробом покойного сказано было глубоко-прочувствованное слово, в котором проповедник весьма сильно и назидательно охарактеризовал личность покойного и его разностороннюю полезную деятельность.
Покойного в последний раз окружали теперь его родные, сослуживцы и ученики, преподаватели семинарии, корпорация женского Епархиального училища, а также многие из обывателей гор. Владимира, лично знавшие покойного и теперь пришедшие отдать ему последний земной поклон. Здесь же присутствовали и некоторые из жителей гор. Покрова, пасомых покойного. По окончании отпевания, при печальном похоронном звоне, в преднесении хоругвей и в предшествии облаченного духовенства, во главе с Преосвященным Платоном, гроб с останками покойного медленно вынесен был из церкви и, по совершении краткой литии, тихо опущен в могилу.
На свежей могиле родные и почитатели покойного с глубокой скорбью еще раз отдали ему свой последний прощальный поклон.
Слово, при погребении Протоиерея Троицкого гор. Покрова собора Александра Ильича Сервицкого (Произнесено в Богородицкой Семинарской церкви при Архиерейском служении 8-го февр. 1897 года)
Давно ли мы опустили в могилу старца Божия (Протоиерея Иоанна Аввакумовича Павлушкова, похороненного 10-го янв. того же года), около 50-ти лет потрудившегося на ниве Христовой, и вот уже зрим пред собою новую жертву смерти, как бы новую пшеницу Божию, так неожиданно отделившуюся от колоса жизни и павшую на бразду той же священной нивы. Почивший как бы для того только и приехал сюда, что бы умереть в своем родном доме, среди старых друзей своих, испустить последний вздох на руках того (Священника Михаила Андреевича Веселовского), кого он любил, как родного сына, принять от всех любящих его исходное пение и последнее целование в сем священном храме, в котором он прослужил почти всю свою жизнь, и под его же сению «лечь с отцами своими» (При Богородицкой церкви похоронены отец прот. А.И. Сервицкого и отец и мать его супруги).
Жизнь человеческая, жизнь честная, деятельная, живая, хотя бы и самая скромная; слово человеческое, — слово истины, правды, любви, убеждения: это великие, благотворные нравственные силы, часто творящие чудеса в мире нравственности чрез своих достойных носителей и выразителей. Жизнь человеческая часто бьет таким живым ключом, что освежает и оживляет нравственно-сухое, помертвевшее, безжизненное, горит таким ярким пламенем, что согревает, воспламеняет холодное, вялое, бесчувственное. Слово человеческое, слово правды, истины, глубокого убеждения, приводит в движение целые массы народные, преобразует, пересоздает народы, дает им новые понятия, убеждения и правила, сообщает новое направление всей их жизни и деятельности, возбуждая любовь ко всему святому, доброму, прекрасному, умиротворяя, согревая... И когда угасает подобная жизнь, умолкает подобное слово, когда умирают не только носители их необычайные, первостепенные, но и представители их второстепенные, посредственные, — какая вдруг является пустота на том месте, где мы привыкли их встречать и видеть! Как живо и болезненно чувствуется их отсутствие, потеря их! Тяжелый, сердечный вздох, горькая слеза невольно обнаруживают жгучее горе, гнетущее души людей, для которых была дорога угасшая жизнь, умолкшее слово. Господь указал почившему в жизни, главным образом, деятельность ученого и учителя. Деятельность ученого не блестит в мире, но взамен этого заключает в себе самой свою награду и представляет источник высоких наслаждений. В тиши кабинета, среди книги, этих сокровищ мудрости, человек постоянно назидается, крепнет, возвышается духом. Каждый день прибавляет что либо новое к его духовному богатству. Пред его взором раскрываются новые области бытия; интерес знания, наконец, совершенно овладевает им так, что все другие интересы, столь увлекательные для людей обыкновенных, кажутся ему низменными. Если правда, что человек настолько живет, насколько умеет понимать и сознавать жизнь, то человек глубоко образованный живет в десятеро против других. — Деятельность учителя также не блестит яркими подвигами, но за то идет в самую глубину человеческой жизни, ложится в основу духовного развития возрастающих поколений и, хорошо направленная, может принести много, много пользы. И вот вся жизнь покойного прошла в этом непрестанном усовершенствовании и возвышении своей души. Сколько хороших книг им было перечитано и усвоено, сколько знаний приобретено, знаний, возвышающих душу, расширяющих взгляд, поднимающих взор труда, — в необъятные пространства великого Божьего мира. По устройству своей природы, он не замыкался в своей учености, а спешил делиться со всеми тем, что приобретал: непрестанно учась, он учил и, уча, учился. До последней минуты здесь он живо интересовался своим делом; до последней минуты он заботился о развитии и счастии своих питомцев! Сколько учеников и учениц прошло чрез его руки, сколько людей направлено им на путь добрый! С каждым из учащихся пережить, перечувствовать, вернее, перестрадать эпоху развития, взять ребенка на свои руки, пробудить, раскрыть скрытые в нем силы, ввести его в гору, поставить и затем спускаться опять туда, — в глубь земли, чтобы выносить новые глыбы для извлечения золота: сколько труда, настойчивости, терпения, бодрости, любви, самоотвержения требует это служение. Оперенные птенцы уже быстро полетели, некоторые вознеслись уже далеко и сели над главою своих учителей, некоторые уже роскошествуют на пире жизни, так, по крайней мере, кажется со стороны; а наставник, возбудитель их духовных сил, можно сказать, творец их духовной жизни, опять за тою же утомительною, поденною работою. В языческой древности, при всем ее научном блеске недодумавшейся до высших целей воспитания, труд наставничества почитали долею рабов. Но всему на свете бывает конец: горькое чувство, что елей для горения уже иссяк, и ты никому уже не нужен, многотрудная старость с ее немощами и болезнями, за тем могила, затерявшаяся во множестве других, наконец, забвение...
Нет! «слово есть семя». Добре посеянное, но может оно пропасть бесследно, Господь не даст ему заглохнуть. Да возрадуется же дух твой, почивший! Плод твоего труда и сеяния уже на лицо, и теперь уже слышны голоса искренней и глубокой признательности тебе за добро твое. Имя твое произносится и будет произноситься с уважением, с признанием особой заслуги, с точным и подробным объяснением пользы тобою принесенной. Иначе и быть не может!
Это был работник на жизненной ниве, неутомимый работник, ревностный исполнитель вверенного ему дела. Такая труженическая жизнь была плодом глубокого убеждения в важности принятого на себя дела. Чувство долга и исходящее от этого чувство уважения к своему делу были характеристическими чертами почившего. — Почивший был одарен от природы умом здравым и самостоятельным, с тем особенным оттенком тонкости и проницательности, которая легко открывает внутреннюю ложь во всяком искусном, но в сущности неестественном сплетении мыслей, и которая составляет отличительную черту ума русского. При солидном школьном образовании, при постоянном, простирающемся до духовной жажды, нетерпеливом стремлении сейчас же прочитывать все новое, выдающееся в литературе, особенно в области близких ему наук, ум его нс был засорен какими либо предзанятыми воззрениями; его нельзя было удивить одною нарядностью какого либо учения; нельзя было навязать ему чужой мысли, заставить его говорить с чужого голоса. Он не усвоял себе ничего, не обдумав здраво и обстоятельно. Сочувствуя всему доброму и хорошему в современных веяниях, он, однако же, но подчинялся минутным увлечениям так называемого общественного мнения и для снискания столь модной в нынешнее время популярности не жертвовал своими убеждениями. Он никогда не был позади своего века; но не давал его течению и увлечь себя. Как истинный сын народа русского, он знал родной народ от низшего слоя до высшего, соприкасаясь с жизнью каждого из них на разнообразных поприщах своей общественной деятельности. Ему известны были все добрые свойства и все слабости нашего простого народа; он искренно утешался его разнообразными дарованиями: гибким умом, расторопностью, покорностью, терпением в трудах и лишениях, и — скорбел о его пороках. «Просвещение в вере, развитие нравственного чувства, познание христианских обязанностей, вот хлеб насущный, в котором крайне нуждается родной народ», всегда говорил он. «Это одно, что может сделать его честным, трудолюбивым и богатым». И как он радовался, когда являлись новые благотворные учреждения, обеспечивающие его свободное и правильное, в духе церкви Христовой, развитие! Как внимательно следил он за всеми внутренними преобразованиями и внешними политическими событиями, среди дел и в часы досуга, больной и здоровый! И в суждениях обо всем его руководителями были его светлый ум и тонкое патриотическое чувство.
При своих прекрасных материальных средствах, при своей бездетности, почивший легко мог устроить себе жизнь тихую, покойную, со всеми удобствами, какие ныне дает богатство, и каких естественно требует от каждого забота о своем здоровье, и потом уже, так сказать, на досуге, от излишних средств и от избытка свободного времени, являться и благотворителем бедных и полезным членом своего общества. Но, нет, этот, ни в ком и ни в чем не нуждавшийся, человек, во всякое время, по указанию нужды, по первому мановению Начальства, беспрекословно принимает на себя на многие годы разные, утомительные и раздражительные труды и заботы, поставлявшие его в необходимость о многом подумать наедине, иногда и в глухую полночь, с потерею покоя и здоровья. И везде он был не слепым исполнителем чужой воли, даже не усердным только истолкователем ее намерений и целей, а живым и разумным участником в них, советником, сотрудником и помощником, сказать проще, был нередко, при его книжной и выдающейся практической мудрости, правой рукою имущих власть, разумеем лучшую цветущую пору его жизни. И все знали и были уверены, что этот, всегда чуждый самой тени угодничества н низкопоклонства, человек свое слово сдержит. Не он ли первый с свойственною ему пылкостью и настойчивостью проводил мысль об издании местных Епархиальных Ведомостей, потом успешно организовал это дело и долгие годы с честью держал его в своих руках? Не он ли первый понес видные и серьезные труды на пользу народного просвещения, в духе церковности? Но он ли всеми силами ума и сердца своего послужил свыше 12-ти лет процветанию женского Епархиального училища, обогатил его значительным материальным приобретением и имел радость видеть завершившимся ого развитие из трехклассного в шестиклассное? Не он ли внес на вечное время свою неоскудную лепту в пользу беднейших воспитанниц этого училища? Не он ли долгое время выступал общественным оратором в среде городского самоуправления по поводу многих благих учреждений и мероприятий. Не он ли, наконец, провожал словом любви и благословения каждого выдающегося общественного деятеля в жизнь загробную? И сколько других самых разнообразных и в то же время весьма ответственных служебно-общественных трудов понесено почившим?
Что же все это, как недобровольное обречение себя для блага других, как не служение ближним с истинным самоотвержением? Без доброй души, без любви к ближнему, без христианского терпения нельзя вынести такой жизни; на это честолюбия и искомых им внешних отличий — мало. Мертвящее самолюбие и честолюбие ничего подобного не сделают. Тут везде и всегда была нужна душа, и душа живая, отзывчивая, могучая! И эту то душу он всецело вносил во всякое дело, за которое брался. Не умел он отделять слова от дела, не мог мыслить одно, делать другое, наобещать много и сделать мало, как все это ныне, к сожалению, весьма нередко случается. Почивший принадлежал к числу тех деятелей, которые умеют молча доводить до конца взятое на себя дело, увлекать за собою не громкими словами, а достоинством дел, славою подвигов. — Отношения покойного ко всем были прямы и искренни, не любил он задних мыслей, кривых путей, двоедушия и лукавства. От публичной речи, от начальнического слова, до дружеской беседы, до самых сердечных излияний, он везде был один и тот же; и — в других все искусственное, лицемерное и фальшивое до крайней глубины возмущало его душу! Подобные жизненные столкновения служили для него сущим испытанием: никогда он не мог и не хотел удерживать своего смелого слова, всегда искреннего и не редко весьма горячего, на защиту попираемых в его глазах правды, чести и интересов других, хотя и видел хорошо, что чрез это он не увеличивает числа своих друзей и доброжелателей. Да, среди обычных течений и интересов, переживаемых всяким человеком, над сознанием почившего, как истинного слуги общества, всегда высился идеал правды и добра, который управлял его стремлениями и трудами и клал свою печать на целую его жизнь. Ему приходилось испытывать такие движения и волнения в своем сердце, выносить такое напряжение и такую борьбу, какие неведомы людям, чуждым идеалов жизни и живущим только для того, чтобы в удовольствие пожить, или не дать никому нарушить свой душевный покой. Говорить ли об его высокой служебной честности и бескорыстии? Он так открыто, ясно и отчетливо вел дело своего служения, что самый заклятый враг, если бы таковой нашелся, не мог бы бросить здесь и тени подозрения. И приятно было видеть в нем эту уверенность в соблюдении должного, это чувство достоинства, не боящегося никому взглянуть в глаза. Мы помним его обычное выражение: «как бы ответить пред Богом и совестию» и знаем, что это было не фразой, а выражение искреннего убеждения. Как человек, он мог ошибаться; но он постоянно ставил себя в ответ пред своею совестью, по крайнему разумению, и пред Богом по своей чистой совести. Затем он уже не боялся никакого ответа пред властью, которую, однако ж, чтил, как святыню, и готов был дать его во всякое время с полным самообладанием и спокойствием. Как начальник, почивший был требователен и взыскателен в отношении других; обращение его с подчиненными носило на себе отпечаток его пылкого характера; но он остерегался каких либо пристрастий, всегда имел искреннее уважение к дарованиям, трудам и заслугам каждого и принимал самое живое и деятельное участие в судьбе меньшей своей братии. По чувству долга и законности, он строго преследовал беспорядки, о которых узнавал; но с трепетом удерживал руку, которая для того, чтобы стереть пятно с светлого лика истины, готова была разбить в куски самый лик, и его горячность, в минуты гнева или раздражения, скоро и стократно вознаграждалась его ласковостью, добродушием и необыкновенною приветливостью.
Нужно ли напоминать друзьям его, что он был друг приветливый, принимавший сердечное участие во всех их заботах, радостях и скорбях, что и сердце и дом его всегда были для них открыты? И разумный совет, и правдивое обсуждение ошибки, нелицеприятное вразумление, и приятный отдых, и живую, разумную беседу, — все находили они у Александра Ильича.
Последнее обращение я сберег для вас, опечаленные присные почившего. Если из всех скорбей на земле самая тяжелая есть потеря дорогих сердцу нашему, смерть близких родных: то что я могу сказать в утешение вам при той сильнейшей скорби, при той невознаградимой потере, которая постигла вас? Вы всех ближе знали его: он был вашей опорой и радостью; пред вами раскрыта была эта — полная любви, благорасположения, прошения душа; вы понимали его благие и честные стремления и благожелания, какие вносил он во всякое дело свое. Среди вас он был, как древний патриарх; около него любили собираться все родные и знакомые; с собою всюду приносил он искренность, веселость, добросердечие, для всех доброе слово. И могли ли вы думать, что это ваше семейное счастье будет так скоро разбито, что эта жизнь, которой казалось надолго станет, уже близка к тому, чтобы погаснуть, что эта болезнь, в которой сохранил он и силу ума и желание деятельности, будет смертною? Вот она где сказалась, эта неустанная 35-ти-летняя деятельность ко благу других! Вот где они отозвались эти жизненные скорби, горькие, сердечные, которые выпадали на долю его! Но да будет воля Божия!
И да будет покой твой — честь, незабвенный наш труженик, сослужитель и друг! Аминь.
Знаменской гор. Владимира церкви Протоиерей Александр Альбицкий.
Владимирский Комитет Православного Миссионерского Общества «Владимирские епархиальные ведомости» Протоиерей Михаил Иванович Херасков Иеромонах Иосаф (Гапонов) Н.С. Стромилов
