Введенский Иоанн Стефанович
Введенский Иоанн Стефанович родился в с. Закомелье, Суздальского уезда; но детских воспоминаний об этом селе у него не могло сохраниться, так как вскоре после его рождения отец его, псаломщик (под конец жизни — диакон) Стефан Андреевич Введенский был перемещен в с. Паршу, Юрьевского уезда, где сын его Иван и провел свое младенчество и отрочество. Вся семья псаломщика Стефана Введенского, во главе с родителями, отличалась особенной набожностью и любовью к храму Божьему.
Здесь то, в родительском доме, юный Иван Введенский усвоил себе высшую религиозную молитвенную настроенность, благоговение и привязанность ко храму Божию. Религиозное настроение закреплено было потом воспитанием в духовной дореформенной школе, которая стяжала себе заслуженную историческую известность тем именно, что, при внешней строгости режима, при простоте и невзыскательности внешней обстановки, умела прививать своим питомцам добрые навыки честного труда и молитвы, благоговейную религиозность и твердый нравственный характер.
У бедного псаломщика с. Парши была большая семья; невзирая однако на скудость материальных средств, отец, с надеждой на помощь Божию и добрых людей, определял сыновей своих, одного за другим, в духовную школу, с целью дать им образование. Определен был туда же и сын его Иван. Из Суздальского духовного училища он переведен был во Владимирскую духовную семинарию, в которой и окончил благополучно полный курс в 1864 году.
Для бедного сельского псаломщика окончание сыном семинарского курса было событием, вызвавшим несказанную семейную радость: немало было пролито слез радости семейными псаломщика по этому случаю, и все молитвенно благодарили Господа Бога за Его великую к ним милость.
По окончании семинарского курса, Ивану Введенскому предстояло решить вопрос об избрании звания и служения в обществе; но этот вопрос он разрешил весьма просто, скоро, без колебаний. Доминирующею чертой в его характере была глубокая религиозность и молитвенное настроение, и эта черта ясно и отчетливо определяла ему путь жизни. В его сердце горел священный огонь веры и любви христианской; он чувствовал призвание к священству, к пастырству. В 1866 году он определен был на священническое место в село Черниж Суздальского уезда; в 1877 году перемещен в с. Павловское Суздальского уезда, а из Павловского в 1891 году — в село Турабьево Юрьевского уезда, где и оставался до конца жизни.
С 1866 года молодой Иван Введенский стал иереем.
Но не успел он и осмотреться в новом положении, как тяжкая семейная скорбь постигла его: в 1867 году скончалась его горячо любимая жена. Велико было горе молодого иерея; но он перенес его безропотно, с полной покорностью воле Божией. В молитве и вере он нашел себе успокоение и помирился с судьбой. Одинокий, бездетный вдовец, свободный от семейных забот, о. Иоанн стал отныне направлять все свои силы, образование и труд к исполнению своего святого пастырского дела. Он входил в разнообразные духовные и житейские нужды своих пасомых и, с свойственной ему ревностию, спешил удовлетворять их по мере своего разумения и опытности. О. Иоанн жил одной жизнью с своими духовными чадами, оказывая на них доброе нравственное влияние, и внося в темную народную среду свет Христовой веры, очищая души своих пасомых от греховных недугов. Всегда приветливый и ласковый, он был доступен всем и каждому. Прихожане пользовались этой доступностью, и во всякое время приходили к своему доброму духовному отцу по разным церковно-приходским надобностям, за словом назидания и утешения, и даже за советом в делах мирских, житейских, семейных, или за помощью в нужде и бедности. И все приходящие получали от о. Иоанна просимое — совет и помощь нравственную и нередко материальную.
Обязанность проповедания слова Божия о. Иоанн исполнял с особенной заботливостью и тщанием. Он часто устраивал вне-богослужебные общедоступные собеседования. Любимым же его занятием было составление кратких поучений и произнесение их с церковного амвона. Редкий праздник он оставлял, нужды ради, без слова назидания — устного или письменного. Он составил три больших тома поучений, которые он берег и собирал с таким же тщанием и любовию, с какими писал их.
Богослужение совершал о. Иоанн всегда проникновенно, с глубоким благоговением. Строго следил за тем, чтобы все содействовало благолепию христианского богослужения: правильное, неторопливое и чисто — церковное клиросное чтение, стройное клиросное пение, для чего о. Иоанн содействовал устройству народных церковно-певческих хоров, иногда вводил в церквах общее пение. Призывал прихожан разделить с ним заботы о благолепии и украшении храмов Божиих, и прихожане охотно откликались на добрый призыв любимого пастыря.
Народная школа во вверенных о. Иоанну приходах близка была его сердцу. Преподавая в ней Закон Божий, он наблюдал, чтобы и вообще преподавание в ней велось в церковно-православном духе. По инициативе о. Иоанна, и при его ближайшем пастырском руководстве, созданы были народные школы в с.с. Павловском и Турабьеве. Просвещенный пастырь умел предугадывать и ценить природную даровитость, талантливость и усердие, и потому учеников народной школы, выдающихся по успехам и способностям, представлял иногда особливому вниманию учебного начальства и содействовал дальнейшему их образованию в средних и даже высших школах.
Помимо несения прямых пастырских обязанностей, неутомимому труженику-пастырю поручаемы были и разные другие должности: уполномоченного на съездах, члена благочиннического совета, уездного по рассмотрению проповедей комитета, Ревизионного комитета по Суздальскому духовному училищу, духовника по окружному благочинию. Такая широкая, разносторонняя деятельность о. Иоанна привлекала к нему внимание Епархиального начальства и не осталась без поощрения. О. Иоанн имел все иерейские награды, до наперсного креста и ордена св. Анны 3-й ст. включительно. Неоднократно удостаивался он архипастырской благодарности за усердное и честное прохождение пастырской службы.
В частной жизни о. Иоанн был человек необыкновенной нравственной опрятности: всегда и во всем благопристойный, — в одежде, слове, движении, — он производил впечатление человека выдержанного, благовоспитанного в лучшем смысле. Все грубое, низкое, резкое, непристойное, вычурное — претило его тонкому нравственно-эстетическому вкусу, вызывало со дна его нежной души невольный протест, хотя бы глухой и безмолвный, как сокровенное движение души. Простота и скромность, всегда отличающие истинно-развитого и благовоспитанного человека, были лучшим украшением жизни и личности о. Иоанна: он не любил никакой рекламы и личных похвал себе. Жизнь вел в высокой степени трезвую, трудовую. По природной склонности своей к созерцанию, а отчасти и вследствие вдовства и одиночества, о. Иоанн не вел широкого знакомства; но все близкие к нему люди, — сослуживцы, родственники, — отлично знали, что в доме приветливого о. Иоанна всегда можно найти гостеприимную встречу и радушный прием, и с любовию посещали его для мирной и приятной беседы. Сам о. Иоанн был собеседник добрый, словоохотливый; любил обменяться мыслями по вопросам пастырства и текущим событиям приходской, церковной и общественной жизни. Нечего и говорить о том, что о. Иоанн был необыкновенно миролюбив и уживчив; с кротостью и снисхождением прощал тех, кто причинял ему незаслуженную обиду или досаждение. Оказывал он и благотворение нуждающимся; в особенности помогал своим многочисленным бедным родственникам, которым завещал и все почти благоприобретенное имущество.
Из Чернижа о. Иоанн перемещен был, согласно прошению, в соседнее село Павловское, которое, сравнительно с Чернижем, считалось тогда приходом немного более обеспеченным. С великой скорбью прощались прихожане села Чернижа с своим любимым пастырем; но Павловцы душевно радовались и с любовию встретили своего нового духовного отца: до них дошла уже добрая молва о благочестной жизни и усердной службе о. Иоанна. Но с каждым годом у него зрело тайное и заветное желание переселиться куда-нибудь поближе к месту пребывания его в детстве, к селу Парше, где погребены его родители. И это желание его на 51 году жизни исполнилось: в 1891 году он был перемещен, согласно прошению, в село Турабьево, — соседнее с Паршей.
Уход о. Иоанна из с. Павловского поверг жителей села в великую скорбь: до глубины души больно было им расставаться с своим дорогим батюшкой о. Иоанном, которого горячо любили. День прощания о. Иоанна с прихожанами села Павловского был для них днем глубокой печали. И был тогда великий плач у павловцев. По рассказам очевидцев, плакали все — взрослые и дети, особенно в тот момент, когда о. Иоанн, по совершении литургии, сам растроганный до слез, обратился к народу с прощальным словом, которое заключил коленопреклонением и просьбой к бывшей своей пастве простить ему ошибки и грехи — вольные и невольные.
В с. Турабьеве пастырская деятельность о. Иоанна носила все тот же характер ревностной и неутомимой заботливости о благе пасомых. Здесь же о. Иоанн справлял и свой 35-летний юбилей при ближайшем участии прихожан: в знак признательности и на молитвенную память они поднесли своему досточтимому юбиляру св. икону.
Время и неустанный труд надломили здоровье о. Иоанна. В 1909 году с ним случился удар, последствием которого было, между прочим, расстройство органов речи. О. Иоанн принужден был в том же году уволиться в заштат.
Три с небольшим года оставался о. Иоанн заштатом. Здоровье его с каждым годом ухудшалось; но он не страшился смерти и мирно готовился к ней, напутствуемый св. таинствами причащения и елеосвящения.
Кончина его была тихая, непостыдная; 4 января 1913 года он мирно предал дух свой Богу.
Погребение назначено было 8 января. Стали съезжаться родственники, в числе их родной племянник почившего, о. Ректор Владимирской дух. семинарии протоиерей П.П. Борисовский. Накануне, 7 числа, духовенством, с о. Ректором во главе, совершено было при гробе почившего всенощное бдение — парастас, на другой день, утром - вынос тела в приходскую церковь, божественная литургия, отпевание и погребение. В отпевании приняли участие свыше 10 священников. Церковь была полна молящихся. Умилительное богослужение, при согласном пении местного певческого хора, производило трогательное, глубокое впечатление. Перед началом отпевания о. Ректор обратился к почившему с следующей прощальной речью.
«Незабвенный о. Иоанн Стефанович!
После продолжительной тяжкой болезни бездыханный лежишь ты во гробе; пресеклась земная твоя жизнь, уста твои безмолвны. И мы, присные и знаемые твои, собрались сегодня вокруг гроба твоего, чтобы воздать тебе последний христианский долг — поклониться останкам твоим, помолиться при гробе твоем об упокоении души твоей, проститься с тобою...
Гроб, с лежащими в нем останками, вызывает невольное чувство скорби при мысли, что и каждый из нас со временем вселится во гроб свой, окончится земная наша жизнь; а между тем человеку так свойственно, прирождено «чувство» жизни, влечение к ней. Тяжела также разлука с дорогими близкими нашему сердцу, отходящими в страну вечности. Тяжело, грустно и нам расстаться с тобою, дорогой о. Иоанн. Но при гробе твоем мы не будем безутешно печалиться и горько плакать. Как просвещенный пастырь, ты и сам отлично ведал и поучал пасомых своих, что христианину, верующему в воскресшего Господа Иисуса Христа и чающему воскресения мертвых, не должно быть свойственно отчаяние и безутешная скорбь при гробе родных и близких людей. Для христианина телесная смерть есть лишь успение, переход в иную, лучшую жизнь, временное разлучение души от тела; при чем перст возвращается в землю, якоже бе, а дух продолжает свою жизнь на небе, ибо «возвращается к Богу, Иже даде его». Но настанет день, когда душа снова соединится с телом своим, которое восстанет из гроба, и в этом сопряжении с телом душа пребудет уже вечно. «Грядет час, в он же еси сущий во гробех услышат глас Сына Божия и услышавше оживут» (Иоан. 5, 25, 28). «Аще бо веруем, яко Иисус умре и воскресе, тако и Бог умершыя в Иисусе приведет с Ним» (1 Сол. 4, 14). О чем же плакать и в отчаянии тужить, если душа наша и после телесной смерти не перестает жить на небе, а во всеобщий день воскресения вновь соединится с телом своим для жизни вечной?
Ты скончал свою земную жизнь «исполнен дний», в глубокой, доброй старости, — в таком возрасте, когда и зрение притупляется, руки и ноги слабеют, и все члены тела перестают быть послушным орудием души, когда человек усталый, согбенный, вследствие родства своего с землею, «в землю весьма зрит». Тело, изнуренное болезнями, просится на отдых, и душа, истомленная среди разных перенесенных житейских бурь и ненастья, ищет тихой пристани, жаждет покоя. А если при этом мы имеем достаточные основания думать, что умерший старец провел жизнь свою богоугодно и спасительно для себя и других, и если знаем, что он сподобился кончины мирной, непостыдной, то с упованием восклицаем: «блажен путь, в он же идеши днесь, душе, яко уготовася тебе место упокоения». И благодарим Господа Бога за Его великие милости к умершему. А мы веруем, что и твоя жизнь, — насколько мы ее знаем, исполнена многих христианских добродетелей и богоугодных подвигов. И мы пришли сюда нынешний день не только помолиться о твоем упокоении, но и поучиться у гроба твоего, — вспомнить хотя кратко благочестное и доброе житие твое на земли, дабы извлечь из него полезное себе назидание.
От природы живой и впечатлительный, восприимчивый к добрым нравственным влияниям, ты в детстве и юности обнаруживал особенную религиозную настроенность. Неопустительное посещение храма Божия и участие в клиросном чтении и пении было правилом твоего отроческого поведения, потребностью твоей чуткой верующей души. Родительская семья и, далее, школа закрепили в тебе это церковно-религиозное настроение столь прочно и непоколебимо, что ты весьма легко и быстро по окончании среднего образования разрешил жизненный вопрос об избрании звания и рода службы. У тебя сложилось уже на школьной скамье призвание к священству: на 26 году жизни ты стал иереем Божиим и в течение 47 лет служил церкви Божией в звании пастыря. И ты право правил слово истины и спасения. Ты умел своевременно удовлетворять духовные нужды своих пасомых, преподавая им наставления в богоугодной христианской жизни и добрые отеческие житейские советы, врачуя их нравственные недуги, утверждая в православной истине и охраняя от религиозных заблуждений. Господь Бог вручил тебе от природы дар слова, и этот дар ты развил впоследствии образованием. Да, дорогой о. Иоанн, ты ревностно подвизался в проповедании Слова Божия, не скрыл своего таланта в землю, но принес дар слова на служение Ипостасному Слову, возрастил и приумножил сей талант на пользу святой Церкви. Наставление пасомых собственными поучениями с церковного амвона было твоим любимым пастырским делом, ибо ты помнил заповедь апостола: «аще благовествую, несть ми похвалы, нужда бо ми належит: горе же мне есть, аще не благовествую» (1 Кор. 9, 16). Пасомые хорошо знали твою пастырскую ревность и попечение о них, ценили усердие твое по достоинству и отвечали тебе взаимно сыновнею любовию и уважением. Три паствы последовательно вручаемы были тебе, и все они непритворно любили тебя, как своего доброго отца и любвеобильного пастыря. Это в особенности сказывалось при перемещении твоем от одной паствы к другой: одна с великою грустью и слезами расставалась с тобою, другая — с искренней радостью и любовию встречала тебя. Три года тому назад, при уходе твоем заштат, трогательно прощалась с тобою последняя твоя паства, а нынешний день она также собралась во множестве у гроба твоего и, с любовию и скорбью в сердце и молитвою на устах, провожает тебя в страну вечности.
Нежная, христиански-благовоспитанная душа твоя не терпела никакой вражды и злобы; ты всемерно старался быть как можно дальше от зависти, клеветы и злоречия. Миролюбие и кротость были твоим всегдашним жизненным правилом. Этого мало, — всеми доступными для тебя средствами ты спешил примирить враждующих, предупредить или ослабить проявления бурного гнева, ссоры и неприязни; направленные же против тебя самого несправедливые обиды и нарекания ты умел отражать снисходительностью и всепрощением, свидетельствуя при этом свое пастырское достоинство доброю примерною жизнью и внимательным благочестным исполнением своих служебных обязанностей.
Твоя семейная жизнь потерпела крушение в самом начале: на втором году твоего священства скончалась твоя любящая супруга, и в своем домашнем быту ты остался одиноким: некому было успокоить тебя и утешить в скорбные минуты жизни. Вдовство и семейное одиночество — это был тяжелый, ниспосланный тебе от Бога, жизненный крест, который и нес ты безропотно до гроба, услаждая горечь сего испытания усердною молитвою к Богу. Но ты не замкнулся в своем одиночестве, не утратил нежности своего сердца: не имея собственных детей, ты тем с большею любовию проявлял пастырское попечение о своих «духовных чадах». Вместе с сим, утратив личное семейное счастье, ты перенес любовь свою на нас ближайших твоих родственников, заботливо оказывая помощь в нуждах наших, смотря по обстоятельствам, материальными средствами, добрым родственным советом, словом утешения, содействием в достижении домашнего и школьного воспитания и образования. Приносим тебе, дорогой о. Иоанн, нашу трогательную благодарность за твои чисто отеческие заботы и попечение о нас. Эти заботы мы всегда высоко ценили и храним доныне в своей благодарной памяти. Просим прощения лишь в том, что, быть может, отделенные от тебя пространством и занятые житейскими и служебными делами, мы не были достаточно внимательны, чтобы лично выражать тебе нашу родственную признательность. Мы приносим от чистого сердца эту признательность теперь к твоему гробу, и просим принять ее как от присутствующих здесь присных твоих, так и по благословной вине отсутствующих.
Настал час расстаться с тобою, воспеть над гробом твоим погребальную песнь. Мать сыра земля да воспримет с миром твое бренное тело. А мы все, присные и знаемые твои, в чувстве благодарной памяти к тебе, не забудем возносить ко Господу молитву об упокоении души твоей в селениях праведных».
Вслед за о. Ректором произнес прощальную речь от лица прихожан крестьянин с. Турабьева Сергей Вас. Торгов. Редко приходится слышать из приходской народной среды надгробное слово к почившим православным пастырям. Поэтому выступление кр. Торгова было ново, неожиданно и весьма трогательно. Присутствовавшие в храме с отрадным сочувствием выслушали его простую, бесхитростную, но вполне искреннюю и сердечную речь, в которой еще раз вылилась вся полнота чувств любви, уважения и признательности, какие питали к незабвенному своему пастырю о. Иоанну прихожане с. Турабьева. С.В. Торгов говорил:
«Прости дорогой наш пастырь, глубокоуважаемый батюшка отец Иоанн!
Кроме слова «прости» не находим ничего выразительнее высказать тебе бездыханно лежащему во гробе. Это слово «прости» на веки, отец духовный, от имени прихожан, будет дорогим и украшенным венком, поверженным к стопам заслуженного твоего пастырского достоинства пред своими пасомыми. Может-ли изгладиться из памяти прихожан добрая, чувствительная и гениальная личность покойного батюшки.
Его трудами воздвигнуто наше начальное училище; нелегко было душе его разбудить спящую совесть, зажечь сердца прихожан к новому и великому делу образованию народному, душа его свято ценила образование, — приготовление юношества к сознательной, честной и разумной духовной и гражданской жизни.
Несмотря на малочисленность прихода, его трудами и заботами многое приобретено за время его служения в нашем приходском храме: подсвечники, трехсвечники, паникадило, напрестольный серебряный крест; обновлена живопись в теплом храме. Он, подобно апостолу, своими посланиями и увещаниями нашел отклик к святому делу и в тех его прихожанах, которых житейские нужды забросили под непрерывный грохот чугунных колес и машин и под всегдашнее глотание пыли. В лице покойного батюшки, — старцы потеряли мудрого собеседника, взрослые руководителя, юноши наставника, школьники внушительного законоучителя. Впечатлительный ласковый взор его привлекал к себе школьников. Появление его в школе производило в детях не страх, а восторженную радость, и они как птенцы с детской простотой кружились вокруг своего законоучителя. Эта детская признательность выражена была небольшим детским подарком в окончании его законоучительства.
Ты был для нас настоящий простолюдин, между тем глава твоя была покрыта камилавкой и грудь украшена крестами.
Наложенный на твои плечи неутомимый пастырский труд сломил твои старческие силы, ты занемог неведомой для нас простолюдинов болезнью, кажущейся по внешности не так опасной, но она заставила тебя оставить священническое твое служение.
Грустно было слушать прихожанам твое прощальное слово, и в ответ на прощальное твое слово, и в утешение скорбящих сердец наших, была поднесена тебе икона тезоименитого свят. пророка Иоанна и за молитвы его ко Господу мы ожидали твоего выздоровления.
Но Промысл Божий судил иначе, три дня тому назад на приходской колокольне уныло прозвучал колокол, извещающий о кончине нашего любимого пастыря; все торопливо спрашивали друг друга о случившемся и, убедившись, всякий сотворил крестное знамение за упокой души новопреставленного иерея Иоанна.
Мир праху твоему и вечный покой душе твоей, незабвенный наш пастырь. Пройдут годы, но добрая память о тебе останется навсегда в сердцах твоих прихожан».
По окончании отпевания, гроб с останками почившего, по установленному чину, был обнесен вокруг храма. Похоронен почивший в церковной ограде вблизи алтаря зимнего приходского храма.
Источник:
Владимирские Епархиальные Ведомости. Отдел неофициальный. № 10-й. 1913 г.
Владимирская энциклопедия
|
