Основание «Лемешенской Мануфактуры Андрея Никитина»
Основание «Лемешенской Мануфактуры Андрея Никитина»
Никитины - владимирский купеческий род. Их было несколько поколений предпринимателей и купцов, более 25 лет ведали они городским бюджетом и хозяйством. Основатель династии Никита Алексеевич родился в 1783 г. в семье крепостного крестьянина в деревне Борисово Черкутинской волости, принадлежавшей князю Салтыкову (ныне Собинского района Владимирской области). Андрей Никитич Никитин родился 1805 г. в деревне Борисово Черкутинской волости, Владимирской губернии. Андрей Никитич (1805-1887 гг.) в 13 лет поступил в московскую артель плотником и через три года в 16 лет стал старшим десятником. Затем самостоятельно занялся подрядными делами и поставками разного рода. Работа его заключалась в построении и ремонтировании разных шоссейных дорог, мостов и станционных домов, в поставках разного рода и содержании почтовых лошадей по Владимирской губернии. С его непосредственным участием построены здание станции Владимирской железной дороги и мосты по линии Московско-Нижегородской железной дороги от Москвы до Вязников. На многие миллионы простирались все коммерческие промышленные предприятия и подряды, выполненные в течение 46-летней деятельности надворного советника Андрея Никитича Никитина. Около 1840 г. Никита Алексеевич сыном Андреем Никитичем выкуплен из крепостной зависимости. Никита Алексеевич овдовел в 30 лет, проживал в доме своего сына во Владимире. Он не любил лентяев, не выносил праздности: все домашние закупки лежали на нем, и с утра до вечера он хлопотал по хозяйству. После смерти жены, оставшись с четырьмя детьми, Андрей Никитич прекращает подрядное дело и меняет предпринимательскую стратегию. В 1865 г. А.Н. Никитин купил у чиновника Чайковского и купцов Боровецкого и Загряжского участки земли и построил по утверждённому плану и фасаду трёхэтажный каменный дом. Рядом с домом вниз по склону в 1865 г. он построил полукаменный флигель, каменную паровую о 9 поставах мукомольную мельницу и склад-магазин. Однако мельница проработала недолго - в 1869 г. Никитин перестроил каменное здание мельницы под ткацкую фабрику с самоткацкими станками, трёхэтажный дом переустроил изнутри под казармы нижних воинских чинов, а в 1870 г. выстроил при фабрике каменный трёхэтажный корпус для рабочих.
Фабрика Никитина (слева) и ж.д. Вокзал. Фото 1874 г. Главный корпус бумаготкацкой фабрики купца А.Н. Никитина на ул. Мироносицкой. С 1893 г. – одно из зданий Никитских казарм 10-го Гренадерского Малороссийского полка Улица Карла Маркса, д. 10.
Принадлежавшая Титовым часть села Батыева Владимирского уезда (сейчас Суздальский район) с фабричными зданиями была продана крестьянину Владимирского уезда Петрову, который в свою очередь продал ее в 1870 г. владимирскому купцу А.Н. Никитину (с 1867 по 1886 г. – голова города Владимира). С одной стороны скудоба Суздальского края, служившая плохим проводником сбыта продукции, с другой — отдаленность от ж. д., и вот эти два основные фактора, вынудили владельца эвакуировать фабрику из села в г. Владимир, где она и расквартировалась на Мироносицкой улице. Это было в 1872 году. В нач. 1920-х годов основоположников ф-ки, рабочих, работавших в Батыеве, уже не было в живых, имелось только несколько ткачей из Владимира, да и те — инвалиды. Память изменила им: их воспоминания о работе фабрики в семидесятых годах — отрывочны и бледны. Вот что они передавали: В заправке было 150 станков. Работали в две смены, по 12 часов в сутки. Паровая машина грохотала круглые сутки, все 24 ч., без перерыва. — Ах, как тяжело было работать ночью, и годков мне тогда было только 13. Ждешь, ждешь бывало, когда кончится сменушка-то, как глумная сделаешься. Станешь нитки заводить, а тебя сон так и валит, опустишься и спишь. А то и так: пар остановишь, да и в куклы играть, по всякому бывало,— шамкает неповоротливым языком 70-ти летняя старушка вспоминая прошлое. «В 1877 г. во Владимире только одна настоящая фабрика: миткалевая (бумаго-ткацкая) с 400 раб. и с 500 т. р. производства. Миткалевая фабрика близ станции жел. дороги; товар продается на иногородние набивные фабрики» (Субботин А.П.).
В 1878 году Никитину предложили убрать фабрику с территории города, «… вследствие встреченных неудобств некоторого рода, фабрика эта Андреем Никитичем закрыта» (скорее всего шум фабричный и дым из трубы мешали владимирскому губернатору Судиенко Осипу Михайловичу, или архиепископу владимиро-суздальскому Феогносту, чья резиденция находилась выше и левее фабрики). Никитин решил построить новую ткацкую фабрику. Выбор пал на место, где залегли заливные приклязьменские луга, что близ села Лемешок. Лемешенские землеробы опротестовали это место, ибо лугами они пользовались искони. — Отнять луга, это значит поморить нашу скотину,— рассуждали крестьяне-бородачи, и, конечно, в этом они были правы и своего добились. Луга остались лугами, а фабриченку перенесли дальше на полверсты, вниз по Клязьме, в полосу крупного краснолесья. 19 июня 1879 года выдано свидетельство Владимирского Уездного Полицейского Управления Комерции Советнику Владимирскому 1-й гильдии купцу Андрею Никитичу Никитину в следствие поданного им прошения в том, что «по осмотру Владимирского Уездного исправника Кривошея и врача Топилина местности, где г. Никитин предполагает вновь устроить ткацкую фабрику, по составленному проекту оной оказалось, что местность эта находится Владимирской губернии и уезда в расстоянии 3-х верст от с. Лемешки на возвышенности берега реки Клязьмы, ниже села по течению. Заражать воды и воздуха, а равно угрожать опасностью соседям в пожарном отношении не будет, а равно и других препятствий со стороны Полицейского Управления к устройству означенной фабрики не имеется. 1879 года, июня 19 дня Уездный исправник Коммерческий Советник Василий Кривошея». Летом 1879 г. А.Н. Никитин обратился к владимирскому губернатору И.М. Судиенко с прошением о постройке ткацкой фабрики: «В имении моём Владимирского уезда при селе Лемешках, в трёхвёрстном от него расстоянии, на возвышенности берега реки Клязьмы, ниже по течению оной, я предполагаю построить миткалево-ткацкую фабрику, приводимую в действие паром, представляя при сём проект с копией предполагаемой к постройке фабрики и свидетельство, выданное мне от Владимирского уездного полицейского управления за № 6933, о неимении препятствий к устройству как в гигиеническом, равно в пожарном и других отношениях». Строительство шло быстрыми темпами: сносились деревья, готовилась строительная площадка, завозились строительные материалы. Изначально фабричка была маленькой – «фабричный корпус» до Первого входа. В 1880 г. бумаготкацкая фабрика была оборудована 150 челночными ткацкими станками системы Платт, с численностью рабочих 176 человек. Часть рабочих были привезены с Владимирской фабрики, остальную часть набрал из местных крестьян, в основном это были мужчины - жители соседних деревень Квашниха, Новая Быковка, Грезино, а также правобережных сёл Лунёво и Сельцо. Для доставки рабочих из прибрежных сёл в летнее время была организована переправа через Клязьму на лодках.
«В 1881 году, вследствие встреченных неудобств некоторого рода, фабрика эта Андреем Никитичем закрыта; но вместо оной в том-же году он устроил вновь и пустил в действие такую-же фабрику, с новыми усовершенствованиями, в имении своем при селе Лемешках, в 14 верстах от г. Владимира, куда перенес и все механические принадлежности…» В 1881 году фабричка была расширена до размеров «фабричного корпуса».
Один из первых ткачей, 73-летний Конушкин Иван Трофимович в 1940 году рассказывал, что «в 1882 году он, 13-летним мальчиком поступает на фабрику в качестве подавальщика. Режим на фабрике был тяжелый — за малейшую неосторожность или провинность выгоняли с работы с «волчьим документом». Заработки были очень низкие. Квалифицированный ткач, работавший на двух станках, мог заработать не более 10—11 рублей в месяц. Подростки зарабатывали копейки».
Андрей Никитич Никитин
«Коммерции советник Андрей Никитич Никитин 9-го октября 1881 г. заявил управе, что существовавшая в гор. Владимире, принадлежащая ему, бумаго-ткацкая фабрика переведена в имение его в селе Лемешках; причем ценность ее определил во сто тысяч рублей. На сем основании она и включена окладом по уездной управе в список фабричных заведений по Владимирскому, уезду во сто тысяч рублей и с этой суммы обложена сборами с 1882 г. Но Никитин 8-го марта сего года снова подал заявление, где пишет, что для обложения земскими сборами фабрик принят постоянным доходом их тот процент с употребленного на них капитала, какой получается с процентных бумаг, и доход этот капитализируется из общепринятого процента… Таким образом и на основ. 9 и 10 ст. Временных Правил о земск. повинн. и принимая во внимание, что, согласно 384 и 388 ст. 1 ч. X т. (мнения государственного совета 3-го июля 1867 г.) в земскую оценку фабрик вводится и стоимость машин и инструментов,— управа находит, что стоимость фабрики Никитина в действительности простирается не менее 180,000 руб., насколько в этом убедился член управы из беглого, наглядного и случайного осмотра фабрики. Цифра 180,000 р., конечно, в значительной степени произвольна, но еще произвольнее цифра, показанная Никитиным в 100,000 р., и первая уже потому вернее, что она является мнением лица не заинтересованного, а вторая есть заявление плательщика, который не только может быть не заинтересован, но всегда заинтересован платить меньше» (Журналы очередного Владимирского уездного земского собрания 1882 года).
«По устройстве фабрики, для развития дел и действий оной», в 1882 году Андрей Никитич учредил Товарищество на паях, под названием «Лемешенской Мануфактуры Андрея Никитина». Учредителями Товарищества стали Андрей Никитич Никитин, его сын Андрей Андреевич и дочь Вера Андреевна. Основной капитал Товарищества определялся в 500 тыс. руб., разделённых на 500 паёв, по тысяче рублей каждый. 16 июля 1882 г. устав «Товарищества Лемешенской мануфактуры Андрея Никитина» был Высочайше утвержден. Во Владимирском земском сборнике за 1883 г. отмечалось, что «размещение всех фабричных построек в общем весьма целесообразно, согласно законам гигиены и архитектуры. Фабричный корпус в нескольких шагах от многоводной реки Клязьмы, открытый со всех сторон и свободный вполне для доступа воздуха; жилые постройки не скучены, и все разбросаны по окраине прекрасного соснового леса и в этом случае близость леса, кроме безусловной пользы летом, и зимой служит полезной защитой против ветра и вьюги. В общем, местность этой фабрики и живописна, и в санитарном отношении вполне удовлетворительна». В 1883 году Любимский описал Лемешенские казармы. «Ввиду значительной скученности в них населений, воздух в них почти во всех довольно спертый и тяжелый со специфическим запахом грязного белья и детских испражнений. В холостых каморках устроены общие нары, покрытые рогожей или тарами, без подушек и одеял, и вообще все признаки домовитости здесь в полном отсутствии. Объем, приходящийся на одного человека, составлял 0,6 куб. сажени». В Государственном архиве Владимирской области в фонде «Владимирская губернская земская управа» хранится «План миткалево-ткацкой фабрики Товарищества Лемешенской мануфактуры. 1880-1897 гг.». Он составлен на основании земских оценок фабрики, проводившихся в 1882 г., 1893 г. и 1898 г.
План миткалево-ткацкой фабрики Товарищества Лемешенской мануфактуры. 1880 - 1897 гг. 1 а - кладовая, слесарная мастерская; б - кладовая; в - ткацкие; г - лестница на 2-й этаж; о - туалет; 2д - помещение для паровой машины, крахмаловарочная; е - лестница, бассейн; 3 - ткацкая; ж - пристройка для лестницы на 2-й этаж; о - туалет; 4 - котельная; 5 - дымовая труба; 6 - сарай; 7 - навес для телег; 8 - конюшня; а - коровник; 9 - изба для кучеров, а - сени; 10а - контора; б - жилое помещение приказчика; к - колодец; 11 - жилой дом для служащих; 12 - пекарня; 13 - лавка для продажи харчевых припасов; 14 - квартиры лавочника, приказчика; 15 - жилое помещение лавочника; 16 - коровник; 17 - строение для рабочих; 18 - казарма для рабочих; 19 - больница; а - палата; б - палата на 2 кровати; 20 - помещения для служащих («Ущерский»); 21 - кузница; 22 - кладовая для керосина; 23 - баня для рабочих; А - пристройка к ткацкому корпусу; т - контора, п - кладовая; В - баня для рабочих; С - пожарное депо; А’ - новая ткацкая; В’ - электрическая и канатная передача; С’ - паровая; D’ – котельная
В 1881 году на фабрике работало уже 559 тк. станков, 4 паровых котла, 1 паровая машина 113 сил. Рабочие: 260 мужчин и 400 женщин, 20 малолетних в возрасте до 15 лет. Остался тот же 12-ти часовой рабочий день, с той разницей, что последний здесь продолжался и по воскресеньям до 7 часов утра, после чего производилась чистка станков до 9 часов, точнее до поры, пока не придет его «высоко не перелезешь» — ткацкий мастер и не разрешит уходить. Об оплате труда уж и не приходится говорить. Годовое содержание рабочих – 88752 руб. Месячный заработок на станках выражался в 7-8 руб., а на веретенах в 3-4 руб. Средний заработок ткача – 148 руб. 58 коп. в год.
Расчетная контора фабрики. 1890 г. Расчетная книжка, выданная из конторы Бумаго-Ткацкой фабрики Товарищества Лемешенской мануфактуры Андрея Никитина. Бланк. 1894 г.
Отапливалась фабрика дровами и нефтью, освещалась керосином. Внутреннее оборудование фабрики было ниже всякой критики. Электро-освещение заменяли коптилки — керосиновые лампы; у каждой пары стоял ящик с песком, это на случай пожара. Стойки были технически не усовершенствованы, сеток и колпачков не было. Нeредко челноки вылетали и попадали в лицо. Очень часто можно было видеть рабочих с подбитыми глазами, с выбитыми зубами. Имели место и такие курьезы, что челнок попадал в бок беременной женщине, и последняя не донашивала ребёнка.
«Каменный» коридор
Первым жилым домом было трёхэтажное каменное здание похожее на солдатскую казарму, построеной в 1881 г. В народе этот дом прозвали «каменный коридор». Рядом с этим домом был выстроен деревянный двухэтажный дом, который сгорел дотла весной 1897 года.
«Ущерский» дом
В фабричный поселок из с. Ущер был перевезен большой деревянный дом, где было паровое отопление и пищеварительная духовая печь. Данный дом прозвали в народе «Ущерский». Позже сюда перевелиучилище, которое помещалось в неприспособленной комнатке.
Большая скученность была в фабричном корпусе, где жило в каждой каморке 15-20 человек - это достигалось тем, что в каждой каморке делали из досок второй этаж, так называемые полатьи, на которых размещались рабочие-одиночки. Пищу готовили в общих печах, так называемых «пищеварках». Обстановка рабочей семьи состояла из деревянной кровати, стола, табуреток. Но даже эта скудная обстановка размещалась с трудом. В каморках от большой скученности была невероятная грязь и кишели всевозможные паразиты: тараканы, клопы, блохи и вши. Благодаря скученности, антисанитарного состояния жилищ и плохой врачебной помощи была большая смертность, особенно среди детей. По свидетельству Афанасьевой Анны Михайловны и Алексеевой Авдотьи Филипповны и др. были дни, когда хоронили по 6 человек детей. Из правил для спальных корпусов: «...Живучие в каморках не должны производить шума, не дозволяя себе ни песен, ни игры на гармонии, дабы не мешать отдыху соседей. Запрещается приносить вино в каморки, а так же заводить игры в карты. Без разрешения конторы запрещается принимать к себе для ночлега посторонних людей неработающих в фабрике. ... Живущие в спальных корпусах в праздничные дни обязаны проходить летом не позднее 10 ч. вечера, зимой не позднее 8 час. Наблюдение сих правил и за порядком лежит на обязанности смотрителя. О каждом проступке он обязан доносить конторе, в противном случае он сам подвергается штрафу».
Бывшая «господская» прачка — 72-летняя Захарова Екатерина Андреевна рассказала, как у них в Лемешках появился «новый барин» - Куроедов, впоследствии владимирский земский начальник. Городскому голове Андрею Никитичу Никитину нужно было выдать замуж свою засидевшуюся в девицах некрасивую дочь Веру Андреевну. Началось подыскивание «благородного» жениха. Таковой нашелся в лице польстившегося на богатство обнищалого дворянина Алексея Ивановича Куроедова. Ему тесть построил в Лемешках дом и подарил приличное количество земли. Рассказала Екатерина Андреевна и о том, как она на своих капризных господ стирала тогда белье за 50-копеечное вознаграждение и, как результат прошлого, показала подвергнутые прогрессивному ревматизму скрюченные пальцы своих рук.
В 1882 г. при фабрике имелся приемный покой на 4 кровати. «Об устройстве земских больничных помещений при фабриках. Представляя при сем на благоусмотрение земского собрания циркулярное предложение г. Владимирского губернатора за № 2,040, относительно устройства больничных помещений для рабочих на фабриках, уездная управа честь имеет присовокупить, что она сносилась по сему вопросу с существующими во Владимирском уезде фабричными конторами и заводчиками, прося их отзывов на возбужденное министерством финансов предположение. На что товарищества Лемешенской мануфактуры Андрея Никитича Никитина и Собинской мануфактуры ответили отрицательно; ибо совместное действие земства с фабрикантами относительно устройства и содержания при фабриках больниц находят неудобным — Лемешенское товарищество на том основании «что могут произойти недоразумения, как относительно фельдшера, который будет зависеть более от земства, чем от фабриканта, и, следовательно, не во всякое время будет в распоряжении конторы, так и при получении медикаментов, которые могут быть доставляемы не своевременно и в недостаточном количестве, какое может потребоваться; что больница при фабрике содержится и в настоящее время в надлежащем порядке и, наконец, что в случае каких-либо повальных болезней, фельдшер, содержащийся исключительно на средства фабрики, может быть в полном распоряжении, который и всегда находится при своих фабричных больных, тогда как, будь фабричная больница в зависимости от земства, фельдшера могут командировать от земства для обозрения участка, или в какую-либо местность, пораженную эпидемией и тогда больница должна оставаться без фельдшера и надлежащего присмотра» (Журналы очередного Владимирского уездного земского собрания 1882 года).
Первое время больница помещалась в маленьком доме, возле «Ущерского» (стоял на месте «Горбатого» поперек улицы). До 1885 г. в этом здании размещалась и школа с одной классной комнатой. В этом же домике были квартиры для единственной учительницы и законоучителя - священника. «При Лемешенской мануфактуре Никитина школа помещается в одном доме с больницей, от которой отделяется одним лишь узким входным коридором. Для нее отведена одна комната, довольно тесная и бедно обставленная учебными пособиями. Приемный покой на четыре койки, с постоянным фельдшером и с шкафчиком для лекарств; приемный покой помещается под одной крышей со школой» (Фабричный быт Владимирской губернии. Отчет за 1882-1883 г. фабричного инспектора над занятиями малолетних рабочих Владимирского Округа П.А. Пескова.). «При Лемешенской мануфактуре имеются также больница с своею аптекою и училище для мальчиков и девочек; но ни кабака, ни трактира нет, и не будет, как говорит старец - хозяин, доколе он жив».
В 1888 г. поручено управе изявить искреннюю благодарность потомственному почетному гражданину А.А. Никитину за бесплатный отпуск из аптеки при фабрике Лемешенской мануфактуры лекарств местным крестьянам.
После пожара в 1897 году, было построено новое одноэтажное деревянное здание больницы на каменном фундаменте. В 1897 г. приемный покой был на 6 коек. В нём работали: врач, фельдшер, акушерка.
Одноэтажное деревянное здание больницы на каменном фундаменте. В советское время в этом здании располагалась аптека (до 1973 г.), а в левой половине милиция. Также там жили мед. работники.
Лемешенское фабричное училище, Михалковской волости, при фабрике «товарищества Лемешенской мануфактуры» открыто Андреем Андреевичем Никитиным 1-го ноября 1882 г. Андрей Андреевич Никитин получил орден св. Станислава 2-й степени за устройство училища при фабрике. При миткале-ткацкой фабрике Никитина Андрея (Лемешенская мануфактура) фабричная школа из прежнего помещения переведена в новое каменное двух-этажное здание, находящееся при церкви. Школа помещалась в верхнем этаже; в нижнем устроены квартиры для священника и учительницы. Все здание обогревалось водяным отоплением. В 1885 году она еще «не была оштукатурена внутри и в ней было сыро».
Вблизи фабрики, в 1883 г. была построена на средства купца Андрея Никитина кирпичная церковь Андрея Стратилата, с такой же колокольней. Церковь была освящена 12-го февраля 1884 года.
Дом урядника и фабричная арестанская. Улица Октябрьская. Дом стоял перед мостиком (правая сторона) через овраг между Жилкооперацией и Центром.
Недалеко от фабрики были построены дома канцелярских работников и управляющего. В начале посёлка возле оврага был построен дом для урядника (позднее жители называли его «домом Вощинских и Апрятновых») с «холодной», куда урядник помещал разбушевавшуюся молодёжь и пьяных дебоширов. Рядом с домом канцелярских работников построили пекарню, рядом с фабрикой - баню, позже - богадельню.
«На мех. тк. фабрике Никитина Андрея в 1883 г. было 805 рабочих, в том числе 30 детей; в 1885 г. - 804 рабочих, в том числе 2 ребенка (1 девочка ткачиха и 1 мальчик – слес. и ток. ученик). До 1-го октября работают день и ночь, 6-ти часовыми сменами (4 смены). Подростки и женщины с 1 октября работают с 4 часа утра до 10 часов вечера (в 3 смены). Все рабочие живут в казармах. Есть баня и харчевая лавка».
Каковы были условия на фабрике — говорит санитарное обследование, произведенное в январе 1883 года врачом Любимским. О работе на фабрике Любимский говорит: «Занятия на фабрике распределены обыкновенным образом: за самоткацкими станками работают преимущественно взрослые мужчины и женщины, а также подростки. На мотальных и сновальных машинах взрослые же мужчины и девушки, а также и малолетние от 12—14 лет. Приготовлением же ремизов и проборкой основы нанимаются исключительно малолетние мальчики от 10 до 14 лет. Приспособлений для сидения нет, ткачи и ткачихи, а также и остальные рабочие, за исключенном мальчиков-проборщиков, работают стоя. Последние же — в сидячем и несколько искривленном положении». Охраны труда нe было никакой. Любимский замечает: «Опасность повреждений от машин по-видимому ничем особенно не гарантирована, что и доказывается значительным процентом травматических повреждений, получаемых рабочими на этой фабрике. За исключением прикрытия железными чехлами приводных шестерней, других предохранительных мер не принято». Эта опасность повреждения особенно усиливалась в ночное время, так как «на каждые 4 станка приходилась одна керосиновая лампа, что, конечно, не может считаться вполне достаточным». «Рабочему недостает времени на подкрепление израсходованных сил как сном, так и пищей. Рабочий в течение 6 часов в смену не имеет возможности употребить достаточное количество времени на сон, а потому в обе смены едва ли спит более 5 часов» — замечает тот же врач-обследователь.
Жилищные условия были не лучше, если не хуже условий производства. При фабрике было 2 спальных корпуса. Рассказывая о внутренней обстановке спальных корпусов обследователь говорит: «Об этом нельзя сказать ничего утешительного. Общее впечатление, получаемое при взгляде на эти миниатюрные клетки, в которых теснятся целые семьи с грудными и разного возраста детьми, тяжелое, безотрадное. Везде по большей части устроены нары, покрытые каким-нибудь тряпьем весьма сомнительной свежести и чистоты, на немногих было замечено присутствие одеял, подушек. Воздух до крайности спертый, влажный и нечистый. Стены везде покрыты темными пятнами сырости, грязны и запачканы. В общем вид этих каморок внушал сожаление к их обитателям». Тяжелая работа на фабрике, плохие материальные условия рабочего сильно сказывались на здоровье рабочего. «Встречались случаи редко бросающейся худобы, преимущественно в среде женщин и детей. Между детьми до 14-летнего возраста попадались субъекты замечательно слабо развитые физически и олицетворяющие в своей особе общий тип фабричного малолетнего», замечает обследователь.
На фабрике существовало полное бесправие рабочих. Мастер фабрики распоряжался рабочими, как хотел и эксплуатировал рабочих в свою пользу. Рабочие жаловались на мастера Чувашева, что он насильно заставляет подмастерьев, чтобы они подносили ему в день его именин подарки, а кто отказывался от этого — грозил прогнать с фабрики. Подмастерья под угрозой мастера собирали по 2 рубля с каждого, хотя деньги им и самим были «до крайности нужны», и покупали мастеру подарок. Этот мастер отличался довольно жестоким характером и очень грубо обращался с рабочими, пользуясь расположением к себе хозяина и очень часто прогонял без всякой вины рабочего с фабрики.
В 1886 году на фабрике стихийно возникла первая стачка, которая выставляла требования к хозяину: 1. Добавить к зарплате 10%, 2. Сократить рабочий день на час, 3. Обеспечить добротным продовольствием (продает в лабазе муку гнилую), 4. Уволить мастера взяточника Чувашова…
Эта забастовка не внесла почти никаких улучшений в положение рабочих. Хотя рабочие и добились того, что с них отменили вычеты за баню, школу и больницу и сделали прибавку на один сорт миткаля, но хозяин снова скоро разными путями берет обратно добытые забастовкой улучшения.
Андрей Андреевич Никитин
Андрей Никитич Никитин умер 28 ноября 1887 г. Его сын Андрей Андреевич возглавил крупное семейное предприятие. По переписи 1887 года на предприятии числилось 1258 человек. 19 мая 1892 г. состоялось общее собрание владельцев паёв Товарищества Лемешенской мануфактуры. Директором правления остался Андрей Андреевич Никитин, председателем собрания - Александр Лукич Лосев. Владельцами паёв стали Андрей Андреевич Никитин, Елизавета Андреевна Лосева (дочь Андрея Никитича Никитина, сестра Андрея Андреевича), Константин Лосев, Вера Куроедова (дочь Андрея Никитича Никитина, сестра Андрея Андреевича), директор правления Товарищества Ярцевской мануфактуры Михаил Лосев.
«Холера в 3-м участке появилась прежде всего 27-го августа 1893 года на Лемешенской фабрике: заболел мальчик 9 лет, сын ткача, в ночь с 27-го на 28-е августа, а 28-го августа в 1 час два он умер; в ночь с 28-го на 29-е на той же фабрике заболел работавший там каменьщик, крестьянин дер. Уваровой Илья Филиппов 52 лет, - он выздоровел. Затем с 30-го на 31-е августа заболела холерой мать ткача Евдокия Николаева 52 лет — она умерла 31-го августа и наконец 6-го сентября заболела девочка нянька Анастасия Лукьянова 14 лет — она выздоровела. Вот все случаи, которые наблюдались на фабрике до сего времени. К слову сказать медицинская помощь на Лемешенской фабрике устроена сравнительно очень хорошо; помещение барак для холерных больных на 40 кроватей просторно и удобно, а если принять во внимание, что товарищество Лемешенской мануфактуры делает все, что может служить к пресечению холеры и лечению заболевших, а с другой стороны в виду таковаго отношения самих фабричных к мерам предосторожности, — можно надеяться, что эпидемия холеры не разростется здесь до грозных размеров».
Откуда была занесена сюда зараза — не удалось определить; в 1892 г. здесь не было больных. К счастью, благодаря принятым мерам, на Лемешенской фабрике не было сплошного заболевания, — они проявлялись изредка, с значительными промежутками. Последнее заболевание наблюдалось 4-го октября, а всех больных было только 9.
4-го сентября заболел холерою, а 6-го умер крестьянин села Боголюбова, живший в сторожке у наплавного моста через реку Нерль, близ села и вблизи от Лемешенской фабрики; сюда зараза по всей вероятности занесена с фабрики.
Прошение директора правления Товарищества Лемешенской мануфактуры Андрея Никитина фабричному инспектору Владимирского округа об утверждении формы первого и последующих расчетных листков «Расчетной книжки». 17 марта 1894 г. Расценок на сдельные работы на фабрике Товарищества Лемешенской мануфактуры А.Никитина с Пасхи 1894 года по 1-е октября 1894 года. 8 апреля 1894 г. Список предметов продовольствия, отпускаемым в кредит рабочим из фабричной лавки, принадлежащей Товариществу Лемешенской мануфактуры А. Никитина, находящейся в Лемешках, на апрель месяц 1894 года.
В процессе работы маленькое производство шаг за шагом крепло, развивалось. В 1894 году было заложено основание новому 3-х этажному производственному зданию, который застраивался в две очереди (1897 и 1901 гг.). В 1897 году было пристроено новое здание ткацкой фабрики, площадью 925 кв. сажень, где разместилось 5 цехов: проборный, шлихтовальный, механический, ткацкий и хозяйственный. Количество станков на предприятии к этому времени увеличилось до 1340.
«Рядом, где стояла небольшая ткацкая фабрика, появился огромный трехэтажный фабричный корпус, при нем к небу вытянулась длинная толстая труба, изрыгавшая в течение суток клубы черного дыма. Весь день кипела работа в фабричных корпусах. У ткацких станков стояли сгорбленные рабочие и работницы, с бледными исхудалыми лицами. Голодные и усталые здесь, у быстро снующих челноков, они думали тяжелую думу о беспросветной доле рабочих; изо дня в день, как заведенный механизм, создавали прибавочную стоимость владельцу предприятия. Одни из них, измученные бременем тяжелого труда и голода, как то незаметно исчезали; из фабрики они попадали в больницу, а из больницы туда, откуда нет возврата. Их место на фабрике занимали другие и работа, не прерываясь, кипела. Миллионы аршин тканей выбрасывали рабочие на рынок, омочив их своим потом и кровью, а вместо тканей на фабрику обратным потоком лилось золото, заполняя несгораемые шкафы хозяина предприятия. И жалкий предприниматель стал известным фабрикантом и получал почетные звания. А рабочие? Рабочие по-прежнему с раннего утра до поздней ночи, сгибая спины, создавали товары для рынка; они, как и прежде, жили впроголодь; как и раньше, преждевременно состарившись, незаметно исчезали, а их место занимали другие. Предприятие росло; владелец богател, а рабочие преждевременно умирали от непосильного труда и голода...»
Весной 1897 г. деревянный двухэтажный дом сгорел дотла, после чего были отстроены новые казармы, «улучшенного типа».
Старый фабричный корпус был приспособлен под общежитие («фабричный коридор»).
Старый корпус фабрики переделанный в жилые каморки («Фабричный»). В 1972 году старое двухэтажное здание было расселено и перестроено.
«Фабричный коридор» (старый корпус фабрики) вплотную примыкал к новой фабрике, это здание было перестроено под общежитие по коридорной системе с местами общего пользования. В длинных узких комнатах с единственным окном, выходящим во двор фабрики, проживало по две семьи: одна размещалась с левой стороны от входа, вторая - с правой. Каждая семья была отгорожена от другой ситцевыми занавесками. Дети и неженатая молодёжь ютились на полатях. Обеды, ужины готовили на общей кухне, в которой стоял длинный общий стол, имелась большая кирпичная печь с двумя рядами железных дверок. В печь с помощью ухватов рабочие ставили чугунки с похлёбкой, картошкой, кашей. Вдоль печи стояла длинная широкая деревянная скамья, на которой рабочие спасались от холода плохо отапливаемых комнат. Круглые сутки работала кубовая, кипяток из кранов рабочие наливали в чайники и пили чай, заваренный сушеной морковью, травами, собранными в лесу или на боголюбовском лугу. Семьи были большими, дети играли на кухне или в коридоре, свободные от работы мужчины и женщины общались друг с другом на кухне. В конце коридора была уборная для мужчин и женщин, входить в которую без резиновой обуви было крайне трудно. Для сбора нечистот существовали кирпичные выгребные - ямы, для очистки которых специальный работник черпал содержимое черпаком и выливал в бочку, которая стояла на телеге. Лошадь тянула эту вонючую бочку по посёлку до самого леса, где возчик и опоражнивал её. Отходы и мусор выбрасывали на «помойку» - большие деревянные ящики с откидывающейся крышкой. Запах «помойки» распространялся по всему посёлку. Не лучше были условия проживания в так называемом «каменном коридоре» или просто в «каменном» - двухэтажном кирпичном здании, построенном вслед за старым фабричным корпусом. В отдельных крошечных комнатушках - «каморках» ютились семьи рабочих фабрики. Дети спали на полу, а родители отсыпались на кровати по очереди, так как зачастую работали в разных сменах. И в «фабричном», и в «каменном» рано утром по коридорам ходил дежурный - «хожалый» и громко кричал: «Вставай, смена, на работу!» Условия жизни и работы были невыносимо тяжёлыми. Рабочий день на фабрике для мужчин был установлен 12 часов, для женщин 10 часов. При чем эти часы разбивались на две части. Женщины начинали работать с 4 часов и дo 9 часов, с 9 часов приступали мужчины и работали до 15 часов, с 15 часов снова приступали женщины и работали до 20 часов, с 20 часов приступали снова мужчины и работали до 2 часов, но если были сверхурочные, то работали больше. Заработная плата женщин была ниже мужчин, так если мужчине платили 30 копеек за кусок, то женщине платили 25 коп. Но это не значит, что рабочие получат свой заработок. При получке оказывалось, что с них удержали за брак. За брак брали от 10 коп. до 25 коп. Если женщина за смену наткала кусок, за который она должна получить 25 коп., а тут вдруг с нее вычтут 20 коп. или 25 коп. за брак и работница в итоге целую смену проработала бесплатно. Хозяин получал огромную прибыль от штрафов. Штрафовали не только за брак, но и за все, что можно было штрафовать. Для прикрытия злоупотреблений со штрафами хозяин говорил, что штрафной капитал идет на пенсии старикам, тогда как старики не только не получали пенсии, но их даже выселяли с квартиры, и только благодаря вмешательству рабочих их удавалось спасти от выселения. Если и выдавались пенсии, то только тем, кто получал увечье на фабрике, а увечье было частым явлением благодаря плохой техники безопасности. Тратить свои деньги на охрану здоровья фабрикант не хотел, а перекладывал это на плечи рабочих. За 1914 г. взыскано с рабочих: За неисправную работу - 1508 руб. 80 коп., за прогулы - 108 руб. 90 коп., нарушение порядка - 81 руб. 55 коп. Выдано пособий: По случаю беременности 143 сл. на сумму 287 руб., по болезни 3 случая - 35 руб., по случ. утраты имущества - 2 случая на сумму 8 руб., похороны – 54 на сумму 157 руб. Законы по охране здоровья рабочих не выполнялись, так закон от 1882 г., запрещающий применять детский труд моложе 12 лет, и закон от 1885 г., запрещающий ночной труд женщин и подростков до 17 лет и закон от 1897 г., ограничивающий рабочий день до 11 ½ часов, не выполнялись и по свидетельству фабричного инспектора 1 участка Давыдова нарушение законов "так делается чисто и тонко, что едва заметишь". На участке царил грубый произвол мастера, который часто прибегал к побоям. На участке не было никакой вентиляции, стояла духота и пыль, но ограбление рабочих не ограничивалось фабрикой. Температура в цехах в летнее время достигала 35-38 градусов. Рабочих заставляли покупать в кредит продукты и другие товары в харчевой лавке-«лабазе», принадлежавшей фабриканту, по «заборным книжкам», где отмечалось, что купил рабочий. В фабричной лавке отпускались рабочим в кредит товары шестидесяти наименований: баранина, говядина, телятина, свинина, солонина, рыба свежая, соленая, сухая, грибы белые и черные, картофель, крупа гречневая, пшеничная, манная, масло коровье, подсолнечное, конопляное, льняное, деревянное и т.д. О прибыли фабриканта от торговли говорит такой пример: муку хозяин покупал по 80 коп. за пуд, а продавал по 1 руб. 20 коп. Наживался он и от продажи недоброкачественных продуктов. В день выдачи зарплаты часть заработка вычитали за товары, приобретённые по ценам, установленным хозяином. Но горе тому, кто вздумает возразить недовольство этим или вздумает купить продукты на стороне, за это ему грозило увольнение. Увольнение приурочивалось к окончательному расчету, который производился перед пасхой, после пасхи производился новый набор рабочей силы. И того рабочего, который выразил недовольство недоброкачественным продуктом, или купил на стороне, на работу не брали со словами "иди работать туда, где хороши горох или мясо". Одна старушка рассказывает о себе: — Работала я на ватерах, семилеткой. Порой на заработку приносили меня родители на руках, полусонную. Ночью сидишь и сматываешь катушки. Мотаешь, мотаешь да и задремлешь, а смотритель, тут как тут, да как пропишет это тебе ремнем раза два, куда и сон слетит. Вскочишь как ошалелая и опять за катушки. Пощады ни малому, ни старому, не было. А были и такие случаи: близкий родственник хозяина, лежебок, послал рабочего за водкой. Рабочий не посмел отказаться и принес 3 четверти. Хозяин водки стал угощать рабочего, тот отказывался, боясь расчета, но родственник указал, что я, мол, правая рука хозяина и за пьянку тебе ничем не будет. В результате рабочему за прогул не уплатили ни копейки и рассчитали. Зимой, в трескучий мороз, с малыми ребятишками «спальному» рабочему пришлось уезжать. На новом месте дело не выгорело, рабочий возвратился, поклонился «батюшке» Андрею Андреевичу в ножки, и только после ряда мытарств «по ножкам» был принят на работу. Один старожил испытал на собственной шкуре такой бойкот администрации: — Я работах подряд 3-е суток и за себя и за больную бабу, на 4-е сутки баба вышла на работу и я понес ей под окошко завтрак, но от страшного переутомления ткнулся и заснул. Той порой и проходил хозяин. Взял, это, он меня за волосы, приподнял, а, это ты, говорит, Арсений, да и давай меня споласкивать по морде, а на следующий день, расчет дал. Да! Тяжела была работа... Внепроизводственная жизнь текла не в лучших условиях. Рабочие жили в 3-х корпусиках, при чем в одном из них «Ущерском» устроились конторский и административный персонал. Рабочие от станка размещались по 25 человек в каморке в 4 х 5 арш., жили один над другим. Баня старенькая — уголок был общий, мылись мужчины и женщины; стирать белье приходилось по колено в воде.
«Пришла на фабрику из села Лунёво и Анна Петровна Быкова. — То, что я увидела здесь,— рассказывает она, — меня просто ошеломило. Жить пришлось на полатях. В каморках, так раньше называли комнаты большого каменного дома, ютилось по десять—пятнадцать человек. В каждом углу стояла деревянная кровать для семьи. Над кроватью висела зыбка, где спали дети. Многим приходилось размещаться прямо на полу. Электрического света не было и в узких коридорах, нередки были несчастные случаи. В темноте обваривали детей. Грязь, постоянное недоедание влекло за собой болезни. Были дни, когда хоронили сразу по 6—7 человек. Медицинской помощи людям почти не оказывалось. Изнуренными, обессиленными возвращались ткачи с работы. Рабочий день длился для мужчин 12 часов, для женщин — 10. Женский труд хозяин ценил плохо. Если мужчине за сработанный кусок ткани платили 30 копеек, то женщине только 25. Но это ещё не значило, что рабочие полностью получат то, что заработали. Мучили штрафы. Ограбление рабочих не ограничивалось штрафами и притеснениями. И без того мизерную заработную плату фабрикант Никитин отбирал, продавая продовольственные товары из своей лавки. Продукты здесь стоили гораздо дороже, чем их приобретал хозяин. У другого торговца взять что-либо никитинский рабочий не мог. Это влекло за собой увольнение. Что же была в состоянии купить на свой мизерный заработок рабочая семья? Вот что ответила на это старая текстильщица Мария Осиповна Мартынова: — На семью в 4 человека я брала в месяц фунт сахару, полпуда ржаной и полпуда пшеничной муки, фунт постного масла и крупу. Молоко, и то не досыта, давали только детям». В 90-х годах с рабочих за баню, квартиру и горячую воду взимается по 45 копеек в месяц, причем рабочий не вправе был требовать баню и горячую воду в случае порчи водопровода, т. е. при надобности фабрикант всегда мог оставить рабочих даже без горячей воды...
После 1897 года появилась небольшая электростанция, которая заменила керосиновое освещение цехов электричеством. Общежития рабочих по-прежнему освещались керосиновыми лампами в фонарях.
Годы 1896, 1900 и последующие за ними памятны тем, что пьянство и дебоширство в семье рабочего свило себе прочное гнездо. Рабочие упивались так, что зимой лезли купаться в Клязьму или лбами колотили в каменные стены корпусов. Во всю процветала и картежная игра. О духовном развлечении не было и речи и естественно от проклятых жилищных условий, непосильного труда и издевательства администрации, рабочий-мужчина находил отраду в водке: — «Хоть час да мой», — как он выражался. Кстати сказать, что кабаки распустились махровым цветком: что ни шаг — кабак, что ни два — церковь, вспоминают старожилы. А нет денег на водку, или жена не дает, так на харчевые книжки зaбирaли мыло, сахар, чай, муку и меняли, в худшем случае тащили в кабак последнюю одежонку. Никакого культурного учреждения не было. Все свободное время проводили на улице, зимой в коридорах. Встречаясь на улице, рабочие говорили о штрафах, о плохих продуктах, ругали мастеров. После 10 часов вечера усердные урядники, полицейские и хожане разгоняли молодежь по каморкам. За непослушание грозил им арест, или выселение из квартиры и даже увольнение с фабрики. Одним из видов развлечения были кулачные бои. В этих кулачных боях участвовали все, начиная от детей, кончая стариками. Кулачный бой начинали дети, взрослые лишь подбадривали их криками: давай, давай. Затем выступали парни, за ними женатые, наконец и старики. Гулкие удары, вой и крики слышались далеко вокруг, особенно если в бой сходились на лемешенском лугу. В этом бою участвовали Боголюбово, Суромна, Новое село, Добрынское, Лемешки и фабричный посёлок. В калачных боях должны были строго соблюдать правила: лежащего не бить, не бить по лицу и под пах. Но эти правила не всегда соблюдались. Иногда того или иного участника боя уносили домой.
Особняк фабриканта Никитина
Андрей Андреевич Никитин вокруг своего особняка, расположенного на высоком берегу Клязьмы среди вековых деревьев, сделал ограждение, подвёл воду к фонтану, соорудил лестницу для удобного спуска с крутого берега к реке, где на причале качались на волнах привязанные цепью к металлическим столбикам лодки, готовые принять своего хозяина, его жену Надежду Ивановну, дочку Надежду Андреевну и немалое количество гостей. Семью фабриканта обслуживала многочисленная прислуга, жившая в полуподвальном помещении.
«Его превосходительству Владимирскому Губернатору Сентября 21 дня 1900 г. на бумаго-ткацкой фабрике тов-ва Ставровской м-ры Р. Баженова предложила понижение расценки на 8%, а на такой же фабрике т-ва Лемешенской м-ра А. Никитина с 26 того же месяца на 10% по всем сортам вырабатываемы товаров ф. 14». К 1900 году на фабрике насчитывалось 790 ткацких станков, 5 мотальных машин, 3 шлихтовальных и 7 сновальных машин, 7 проборных станков, а также один токарный станок и 1 паровая машина в 450 сил индикат., 2 котла. Фабрика отапливалась дровами, освещалась электричеством. Число рабочих - 980 человек (523 муж., 457 жен.). Школа на 100 чел., больница на 10 коек, аптека при больнице. 1 врач, 1 фельдшер, 1 акушерка. Употребляемый материал – пряжа бумажная – 66663 п., дрова ¾-х 2968 саж., дрова 5/4-х 413 саж., хворост в пучках 997 ½ куб. Материал получается из Москвы и Орехово. В 1897 г. выработано: миткаля суров. 13296504 ¼ арш., бязи суров. 4409764 ½ арш., кретона сурового 2786204 ¼ арш., всего 20492473 арш. Продажа в Москве. В 1901 году закончилось строительство 3-х этажного корпуса. В 1901 г. на фабрике было: 1360 тк. станков "Платт", 5 - мотальных машин, 4 – шлихтовальных, 7 - сновальных. 16 октября 1903 г. А.А. Никитин написал прошение владимирскому губернатору И.М. Леонтьеву с просьбой о разрешении открыть при фабрике Товарищества Лемешенской мануфактуры бесплатную народную библиотеку. 17 декабря 1903 г. И.М. Леонтьев утвердил её устав. Она учреждалась А.А. Никитиным с целью предоставить бесплатное чтение книг на дому «жителям» фабрики Товарищества Лемешенской мануфактуры. Содержалась она за счёт единовременного взноса учредителя в размере 200 руб. и других пожертвований. Библиотека разместилась в здании местного училища в особо отведенной для этого комнате. Управление делами библиотеки принадлежало её учредителю А.А. Никитину. Она не работала по праздникам Рождества и Пасхи, в последние три дня Страстной недели. В воскресные и праздничные дни библиотека открывалась лишь по окончании богослужения в местном храме. В ней насчитывалось более 10000 книг. В 1917 году бибилиотека располагалась в деревянном бараке, где позже разместился Дом пионеров. Первым советским библиотекарем была Большакова Евдокия. Ее сменила Жаркова Г.А.
