Род Мальцовых
Род Мальцовых — дворянский род. Происходит от Богдана Афанасьевича Мальцова, записанного в числе дворян и детей боярских в 1634 году. «Предок рода Мальцовых, Богдан Афанасьев сын Мальцов, в 7142 (1634) году писан и в десятне в числе дворян и детей боярских с поместным окладом. Дети его, Автамон, Кирей и Юрий, показаны в списку 7177 (1670) года по Чернигову к городовых дворянех…»
Герб рода Мальцовых
Его дети Автомон, Кирей и Юрий в 1670 г. служили по Чернигову городовыми дворянами. Их потомки богатые заводчики, Аким и Фома Мальцовы 14 августа 1775 г. были подтверждены в дворянском достоинстве предков.
Род Мальцовых внесен в родословные книги губ. Астраханской, Воронежской, Калужской, Курской, Московской, Оренбургской, Орловской, Полтавской, Рязанской, Саратовской, Симбирской, Харьковской и Ярославской.
Основателем династии промышленников Мальцовых принято считать Василия Васильевича Мальцова-большого.
В 1723 году житель Гжатской пристани Назар Дружинин вместе с калужским посадником Сергеем Аксеновым получили разрешение на устройство Гжатского стекольного завода. В 1724 году они взяли к себе в компаньоны гостиной сотни купца города Рыльска Василия Васильевича Мальцова. В 1725 году Дружинин умер. Мальцов купил его акции. В 1730 году не стало и Сергея Аксенова. Жена его и дочь продали свою долю Василию Мальцову и его брату Афанасию.
Завод находился в Можайском уезде, в Болонском стане на синодальной земле. В компаньоны был принят орловец Нечавкин, который, однако, участия в делах не принимал. И по указу Сената в 1734 году «по непотреблению капитала и по нежительству на фабрике устранен». В это время Афанасий умер и Василий Мальцов остался единственным хозяином фабрики. В этом же 1734 году он обратился в Мануфактур-коллегию за разрешением купить крестьян без земель.
На царском троне в эти годы была Анна Иоанновна. Практически все дела при ней вершил ее фаворит Бирон. В угоду немцам все русские унижались и притеснялись. Предоставленное Петром право купцам и посадникам покупать крестьян с земельными наделами было отменено. Однако Василию Мальцову все же удалось получить разрешение на покупку крестьян без земли, и то лишь на несколько человек, что его не могло удовлетворить.
Вступившая на царский трон дочь Петра Елизавета Петровна (1741-1761) восстановила установленное ее отцом право владельцев предприятий покупать деревни с крестьянами, которые становились как бы частью фабрики, не могли от нее ни отделяться, ни продаваться. Крестьяне становились поселенными, но не крепостными, владельца предприятия.
Используя изменившуюся обстановку, Василий Мальцов в 1745 году возбудил ходатайство о приобретении целых деревень. В нем он писал, «что мастера-иноземцы, вывезенные им и братом Афанасием, много уже постарели, а надлежит обучить ради Российской славы великорусских людей, да на той же фабрике были мастерами малороссияне, которые по указу жить вечно не желают». На основе Петровского Указа ему разрешили купить до 200 душ крестьян с обязательством что «он, Мальцов, деревни содержать будет только для размножения фабрики… и тех деревень, особо никакими вымыслами ни за кем укреплять не будет».
Получив разрешение, В. Мальцов купил сельцо Новое и в августе 1746 года в Мануфактур-коллегию поступило от него прошение, что «он ту фабрику, мастеровых и работных людей и крестьян в сельце Новом в вечное владение отдал своим детям, орловским купцам Акиму и Александру и детям их». И в октябре последовал указ «на владение ими фабрикою и имением». Фабрика выпускала бутыли (ведерные и полуведерные), оконное и зеркальное стекло.
После смерти Василия Мальцова, фабрика была разделена между его сыновьями Александром и Акимом — в Можайском уезде и Василий — в Карачевском. Два других сына, Иван и Григорий, занялись торговлей и впрямую к стекольному делу отца не были причастны.
Аким Васильевич Мальцов
Аким Васильевич Мальцов родился в семье стеклопромышленника, основателя Можайской фабрики Василия Мальцова-большего.
В 1746 году Аким (Яким) вместе с братом Александром выступают в права наследства Можайским заводом. В этом же годы новые наследники, купив сельцо Новое в Можайском уезде с 37 крепостными, основали Новосельский завод, который вырабатывал оконное стекло, хрустальную и стеклянную посуду.
Много стекольных заводов расположилось недалеко от Москвы и в самой Москве. Они расходовали в больших количествах лесные ресурсы. Это стало заметно в лесах Подмосковья. Академия наук подняла тревогу. В мае 1744 года по ее предложению Правительствующий Сенат рассмотрел вопрос и принял решение о сохранении лесов Подмосковья.
Однако время шло, а положение не изменялось. Вырубка лесов стеклоделами продолжалась. Появился новый сенатский указ за подписью самой Елизаветы Петровны. Обнародован он был в сентябре 1747 года. В нем категорически запрещалось строить в Подмосковье новые заводы «если нет условий подвозки топлива речным транспортом из дальних, а не близких мест». В ноябре того же года вновь было «повелено фабрики расстоянием от Москвы 200 верст снести вообще».
Мальцовы понимали обстановку, но проявляли медлительность в решении проблемы перемещения своих предприятий. Но все же ее им пришлось решать. Было подано прошение Александра Мальцова о переносе его доли хрустальной фабрики из сельца Новое в Орловскую губернию. Подбирал место для своей доли предприятия и Аким Васильевич Мальцов.
Но тут возникли некоторые новые обстоятельства. В конце 1752 года императорский двор переезжал из Петербурга в Москву и обнаружилось, что в пути часть дворцовой посуды разбилась. Поступил соответствующий заказ в Мануфактур-коллегию, которая исполнение его возложила на предприятие Александра Мальцова. Также было и в ноябре 1753 года, когда побитой оказалась посуда при пожаре Московского зимнего дворца Елизаветы Петровны.
Эти заказы Мальцовы выполнили с достоинством. Но вопрос о перемещении их предприятий с повестки дня не снимался. И все встало на свои места после того, как 30 августа 1754 года в третий раз вышел указ «Об уничтожении всех хрустальных, стеклянных и железных фабрик в 200 верстах во все стороны от Москвы». В этом списке значилась и находящаяся в Можайском уезде содержателей Мальцовых стекольная и хрустальная фабрика. Путей отступления у них не оставалось. И взвесив все обстоятельства, они приняли решение о перемещении ее во Владимирскую губернию, в Мещеру.
Природные условия в этих местах были благоприятны для развития стеклоделия. Повсюду нетронутые лесные массивы. Словно морской прибой, шумели высокие сосны, сумеречно темнели чащи дремучего ельника, а трепетная зелень березовых рощ насквозь пронизывалась солнцем. За кромкой осинника и черной ольхи таились зыбкие торфяные болота, заросшие багульником, голубикой и мхом. В недрах мещерской земли имелись залежи мелкого кварцевого песка, пригодного без переработки для плавки стекла, залежи огнеупорных глин от рядовых гончарных до самых высококачественных, столь же богатые и распространенные залежи известняков.
Населенные пункты встречались сравнительно редко. Пахотных земель было явно недостаточно. В Меленковском уезде, например, они составляли всего лишь 7,8% от общей земельной площади, а 83,2% было занято под лесом. В Судогодском уезде пашня занимала 14,6%, а под лесом находилось 74%. В наличии был переполненный рынок рабочих рук из местных крестьян, которые не могли прокормить себя своим хлебом и готовы были работать ради хлеба насущного по двенадцать и более часов в сутки.
И, наконец, привлекало само географическое положение Мещеры. Волго-Окское междуречье обеспечивало необходимые транспортные условия по сбыту продукции и завозу химикатов, потребных для производства. К тому же было совсем недалеко отсюда и до таких рынков сбыта, как Москва и Нижний Новгород.
Вот в этот край в 1755 году и приехал Аким Мальцов. Он направился к помещику Симонову, имение которого находилось недалеко от деревни Никулино. Отрекомендовался Аким как купец из Можайска. Разговор пошел о покупке помещичьего имения. Беседа продолжалась два часа. В конечном счете договоренность была достигнута. Мальцов стал хозяином имения и относящихся к нему земли и леса.
После этого он отправился в Мануфактур-коллегию в Санкт-Петербург и 11 января 1755 года подал прошение в Мануфактур-Коллегию, о переводе части отцовского завода «на приторгованную сибирского драгунского полка у поручика Николая Абрамова сына Симонова во Владимирском уезде землю, которая состоит от Москвы в 230 верстах», и на заведении в сельце Новом полотняной фабрики.
Вернувшись уже как хозяин имения, Мальцов стал решать вопрос о выборе места для строительства завода. Пошел он его искать в сопровождении проводника. Два часа они шагали лесом. И вот мелькнула полоса воды. Это была речка Гусь. По берегам ее во множестве гнездились дикие гуси.
Купец внимательно осмотрел местность и, возвратившись к проводникам, провозгласил, что на этом месте будет ставить завод. Проводники обратились к нему с вопросом, а как же будут писать в бумагах, какое будет ему название. Последовал ответ Акима, что по месту будет заводу и звание, как положено. И тут же у него нашлось сопоставление: Москва - матушка уж на что велик город, а и то по реке зовется, на которой стоит. Вот и мы в бумагах, дескать, писать будем: Гусь-Хрустальный. Тут и место обозначено, и какой товар на этом месте выпускается.
Немного посидев на берегу у речки, они отправились домой. По дороге Аким дал поручение проводникам. Одному велел собрать народ и прорубить дорогу до места, где будет строиться завод. А второго отправил по казенным селам набирать людей и валить лес, а также нанимать плотников для строительства завода.
Все развертывалось довольно быстро. С раннего утра до поздней ночи стучали топоры. С грохотом и треском валились вековые сосны, березы и дубы. На освобожденном месте в урочище Шиворово на речке Гусь началось строительство завода. К осени 1756 года строительство завершилось.
В 1757 г. открыт хрустальный завод на р. Гусь.
По своим производственным возможностям завод как и задумывал Аким, был больше, чем его стекольное предприятие под Можайском. Построен был большой бревенчатый сарай, в нем разместилась круглая из обожженного кирпича печь. В ней стояли глиняные обожженные горшки, в которых варилось стекло.
Аким Васильевич Мальцов
Все происходило, как мечтал Аким. «Место выбрал, чтоб река была, чтоб песок был на стекло, глина - на печной кирпич, а лес - на дрова. Первую гуту пустил, хватких мужиков призвал, плотину воздвиг, мельницу на нее поставил, начал осушать болота, рубить избы для жилья и лабазы, чтоб в них хранить готовую посуду и всякие припасы, как-то: огнеупорный кирпич, глину, поташ, селиточ, золу вязовую и соломенную для полировки».
Так на речке Гусь задымил второй завод. Первый находился при ее впадении в Оку. Это был железоделательный завод помещиков Баташовых и назывался он Гусь-Железный. А теперь в урочище Шиворово в 1757 году обосновался завод Акима Мальцова, на котором стали варить хрусталь, и он стал именоваться Гусь-Хрустальный.
Отныне хрусталь и Мещерский край стали неотделимы друг от друга. Вот как это выразил рабочий хрустального завода, поэт Р. Кудрявцев:
Веселой змейкою петляет
Тропинка около реки,
У берегов ее сверкают
От солнца, как стекло, пески,
И думаешь под старой елью,
Что вся Мещерская земля
Явилась в жизни колыбелью
Для гусевского хрусталя.
На заводе стали вырабатывать самые различные хрустальные изделия, в том числе и украшенные алмазной гранью. В связи с появившейся тогда модой все сани, коляски, фаэтоны, кареты украшать хрустальными огнями, развернулся выпуск хрустального стекла для фонарей. На этом Мальцов многие затраты покрыл и многие тысячи нажил.
Наряду с бокалами, обработанными гравюрой, выпускались сосуды, расписанные цветными эмалями и золотом. Часто гравировка сочеталась с золочением и росписью красками. В больших количествах производились изделия из простого и цветного стекла для массового потребителя, которые сбывались на рынках центральной и северной России, Сибири и стран Востока. Учитывая появившийся спрос, стали изготовлять рейнские бутылки. Немало, по несколько сот ящиков в год, выпускались листовое стекло и ряд других изделий.
Вместе с оборудованием Аким привез из Можайска и расселил в построенных крохотных избушках со слюдяными оконцами, крепостных мастеров общей численностью 156 человек, из них 74 мужчины и 82 женщины. Эти переселенцы в совершенстве владели стекольным ремеслом. Они стали основой рабочего коллектива. Но их было явно недостаточно для производства. Заводчик любыми средствами переманивал мастеров с других стекольных предприятий, покупал и выменивал их.
Вот некоторая характеристика состава работающих на заводе. «Однажды, разбираясь в архивных материалах, я обнаружил копию старой «ревизской сказки», то есть списки мальцевских крепостных с указанием, кто они и откуда достались заводчику. В списке упоминались «купленный в Орле на ярмарке человек калмыцкой нации, записанный Иваном Калмыком; «беглая из Торжка вдова Наталья Филиппова с сыном Алешкой»; мастер Зубан, «приобретенный у помещика Симонова в обмен на девку и борзую собаку». В ревизской сказке числилось также много Гусевских и Гуськовых с припиской - «мещеряки». Эти, по всей вероятности, были коренными обитателями здешнего Мещерского края. При заведении жили также поляки и чехи, мастера искусные в стекловарении и работавшие здесь по контракту с заводчиком».
Тяжелым был труд на Мальцевском заводе. Температура в печах была выше 1400 градусов, а рабочий день продолжался долго. Непомерный жар обжигал лицо, руки, опаливал брови. Одежда от пота становилась мокрой. Мастера полураздетые, худые, с иссохшими губами, сбросив с ног деревянные колодки, бежали к речке и, не раздеваясь, бросались в воду. А потом в мокрой одежде снова становились на верстак, брали трубу и выдували стекло.
Не в лучшем положении были и рабочие в составной. Здесь в удушливой пыли они составляли шихту-смесь песка, соды, поташа и других веществ, идущих на приготовление стекла. Рабочие носили тяжелые кули, вскрывали их, высыпали в колоды и лопатами перемешивали. Лицо и одежда покрывались пылью. Слизистые оболочки век краснели - их разъедала пыль. У некоторых от постоянного пыльного раздражения припухали веки.
А вот как было в производстве листового стекла. Прежде чем сделать лист оконного стекла, необходимо было сначала изготовить огромный баллон (халяву). «Рабочий набирал из горшка ком стекла весом до двух пудов, потом выдувал громадный пузырь, а чтобы он принимал удлиненную форму, раскачивал в прорези пола (в «канаве»). И все это в условиях нестерпимого жара, громадного веса и непомерно длинного рабочего дня. Случалось, что рабочий не выдерживал, валился в «канаву», резался о стекло, жегся, а став инвалидом, конечно, увольнялся с завода.
Позднее рабочие стали привязывать себя на цепь, укрепленную под потолком. Когда силы истощались, мастер уже не падал в «канаву», а повисал в воздухе. Товарищи снимали его, относили в дальний угол цеха и из ушата отливали водой.
Бесчеловечно Мальцов эксплуатировал людей. И неудивительно, что рабочие прозвали свой завод «хрустальной каторгой».
Сыновей своих «Ивана и Сергея Аким Мальцов хотел видеть в гвардейском мундире. Библиотеку завел. Нанял лучших учителей. Не поскупился. И сам повез обоих в столицу.
Понимал Аким Мальцов, отправляясь в далекий Санкт-Петербург, что, если большое дело начать, одной головы мало. Ум - хорошо, два - лучше. Уменья надо и со стороны набирать. От ученых людей. Сам до всего не додумаешься, жизни не хватит. И тут он был прав. Но не забудем и то, что когда крестьян соседних деревень спрашивали про сельцо Гусь, как, мол, там жизнь, как хрустальная фабрика, они отвечали с таким ужасом, «будто в том сельце поселилась чума».
Максимально используя возможности, А. Мальцов расширил свое производство. Он не затем сюда приехал, чтобы ограничиться строительством только одного стекольного предприятия. В 1759 году Аким основал Никульскую стекольную фабрику, вокруг предприятий появляются вспомогательные производства, обеспечивающие ровный ход фабрикации стекольной продукции, — парусиновое, патошное производство, лесопильни, мельницы и пр.
В 1760 году Мальцову указом Мануфактур-Коллегии было разрешено завести «парусных полотен» фабрику в Можайском уезде.
Но и на этом он не остановился. Вскоре возникли Головинская и Пичугинская стеклянные фабрики. После смерти брата (в 1755 году) Аким стал владельцем еще и Брянской группы стекольных предприятий, Аким Васильевич Мальцов занимается делами Радутинской стеклянной фабрики в Орловской губернии.
Не остался без изменений и действующий завод в урочище Шиворово. Была построена шлифовальня для обработки изделий, вместо деревянной возвели каменную гуту и не на прежнем, а на другом, более удобном месте.
В 1760 году племянник Акима Василий Иванович Мальцов, служа инспектором Кременчугской таможни, подал прошение в Сенат о записи его в дворянский список, при этом приложил «по коленную роспись» о своих предках. В разрядном Архиве роспись была проверена, и Василий Мальцов получил дворянское звание.Потаенный раскол содержателя Гусевской хрустальной фабрики, близ села Селимова Влад. губ., Орловского купца Якима Васильева Мальцова (1761-63 гг.)
Дело о потаенном расколе купца Мальцова, несмотря на короткий, трехлетний, промежуток времени, в течение которого оно шло, совпало с тремя царствованиями. Началось в конце царствования Елизаветы Петровны (1761), продолжалось в течение кратковременного царствования Петра III-го (1761 — 62 гг.) и окончилось в начале царствования Екатерины II-й (1763). Во Владимире оно совпало с епископством Антония (грузина) и окончилось в епископство Павла. Эти перемены в высших сферах, светских и духовных, не остались без влияния на ход излагаемого дела. Судя по вышеприведенному заглавию, можно думать, что дело это заключает в себе материал для истории раскола во Владимирской губернии, но в этом отношении оно дает немного. Оно имеет интерес в другом отношении — в бытовом, представляя собою грустную страницу из жизни заводского мастерового второй половины XVIII века. Здесь, может быть, отразилось то брожение, которое происходило в это время среди крестьян, приписанных к казенным, частным фабрикам и заводам. Эти волнения крестьян были так часты в конце царствования Елизаветы, Петра III-го и в начале царствования Екатерины II-й. Интересно оно и в том отношении, что главным действующим лицом здесь является Аким Васильев Мальцов, этот выдающийся деятель в XVIII ст. в сфере заводско-фабричной промышленности у нас в России вообще и в частности во Владимирской губернии, основатель знаменитой Гусевской хрустальной фабрики Меленковского уезда, Владимирской губернии.
Как видно из «дела», основатель Гусевской фабрики, Я.В. Мальцов, подобно основателям других известных у нас в России торгово-промышленных фирм, придерживался «старой веры», хотя открыто себя раскольником и не признавал, так как это соединено было в то время с лишением некоторых прав, что могло служить препятствием в его торгово-промышленной деятельности. Принадлежал он к поповщинскому толку, что можно видеть по «делу» из его тяготенья к «Ветке», тогдашнему центру поповщины. Таковыми приверженцами «старой веры» он желал видеть и лиц, служащих у него на заводе. «Ходить в церковь Божию в с. Селимово в воскресные и праздничные дни для слушания службы Божией и молиться — с устрашением крайне запрещал и заставлял молиться по обычаю его, Мальцова, в его доме». В доме Мальцова, на заводе, была устроена особая для этого молельня с подобающей обстановкой. В ней было много св. икон, пред которыми горели свечи и лампады. И, кроме того, здесь хранились святыни: часть ризы Господней «настоящаго полотна» и частицы мощей разных святых «слишком до 60-ти, из коих почти все имеются персты». Для совершения служб в этой молельне и удовлетворения духовных потребностей служащих, в числе которых, как видно из «дела», были и грамотные, здесь имелись старопечатные книги. Излагаемое «Дело» и возникло на почве стеснения православных в их стремлении к удовлетворению своих духовных нужд в православном храме и по православным обрядам.
1761 года июля 6 дня мастер на стеклянной и хрустальной фабрике близ села Селимова Владимирского уезда Григорий Никитин Воробьев подал «в Духовную Преосвященного Антония, Архиепископа Владимирского и Яропольческого, Консисторию доношение», в котором показывал, что хозяин этой фабрики, орловский купец Аким Васильев Мальцов «потаенный раскольник». «В церковь Божию для молитвословия оный Мальцов не хаживал и вовсе не ходит. А когда я, писал Воробьев в доношении, в воскресные и праздничные дни в село Селимово в церковь Божию прашивался у него, Мальцова, для слушания божественных служб и для моления, тогда оный Мальцов ходить мне с угрожением крайне запрещал и велел молиться по обычаю его, Мальцова, в его доме». Об этом неоднократно было заявляемо Воробьевым и священнику села Селимова.
Кроме этого, во время пожара, случившегося летом 1760 г., как им, Воробьевым, так и мастером Морковиным, а также и прочими, «тоя фабрики мастеровыми людьми, усмотрен был в жилой онаго Мальцова комнате, наполненной св. образами, ящик, по выносе коего с прочими пожитками, в нем усмотрены были: часть ризы Господней и св. мощей разных частиц слишком до 60-ти». Перед этим ящиком, «как доподлинно примечено было, всегда горело деревянное масло».
Известие об этом ящике со священными предметами произвело смущение на фабрике. «И стали они, Воробьев и означенный мастер Морковин, между собою и с прочими мастеровыми людьми на той фабрике советоваться и рассуждать, чтобы о том, яко о деле важном, где надлежит, объявить». Об этом смущении среди мастеровых людей узнал чрез своего прикащика Осипа Морошкина хозяин фабрики, Мальцов, и начал доносителя Воробьева, вышеприведенного Морковина и прочих мастеровых людей, чтобы об оном нигде не объявляли, «крайне мучить».
Тем не менее, мастеру Морковину, «не ведомо каким способом», в апреле 1761 г. удалось послать о всем этом донос во Владимирскую в «разъискных дел канцелярию». И командующий этой канцелярией сыщик капитан Ефим Иванов Дурнов по этому доносу явился с «военно-служащею командой на фабрику и с понятыми сторонними людьми произвел в доме Мальцова обыск, при котором было сыскано и вынуто все, как объявил Морковин, да, кроме этого, у прикащика Осипа Морошкина, «яко онаго Мальцова сообщника», сыскано и вынуто старопечатных книг слишком до пятидесяти».
Доносителя Морковина сыщик забрал с собою во Владимир в команду. А потом, «не ведомо каковым способом и на каковой конец», Мальцов Морковина отпустил и дал ему за собственноручным подписом увольнительное письмо. По этому письму Морковин, по освобождении его из сыскной канцелярии, с фабрики Мальцова мог уйти и поступить мастером на другую фабрику.
Допрошенный лично в присутствии Консистории Воробьев, кроме уже изложенного в своем письменном доношении, показал еще следующее. Доказательством того, что Я. В. Мальцов действительно раскольник, служит и то, что он брата своего Александра с женою и детьми назад тому лет семь отправил за польский рубеж, в местность, называемую Ветка, к раскольникам, где оный его родной брат и поныне имеется, куда он и сам назад тому года три ездил. О ризе же Господней он, Воробьев, может засвидетельствовать, что часть ее настоящего полотна, а части святых мощей почти все имеются персты. Имеются ли еще и какие другие члены, того он припомнить ныне не может. И видел все это не он один, Воробьев, но и другие его товарищи. И, ежели тот Мальцов запираться начнет, то он, Воробьев, на обличение его может объявить при доказательствах. При этом был также допрошен и сыщик Дурнов по произволенью Его Преосвященства и в его присутствии и показал, что на «ту фабрику он ездил, где, означенныя в доношении вещи, видел, только ризы Господней не усмотрел». Найденные вещи он не взял; не взял и старопечатных книг, а оставил их Мальцову под расписку.
На основании всего вышесказанного Консисторией постановлено было: потребовать от Мануфактур-Коллегии, чтобы она в возможно-наискорейшем времени выслала в Консисторию содержателя фабрики Я.В. Мальцова, как лица, состоящего под ведением этой Коллегии и весьма необходимого для следствия в этом нужнейшем деле, а также прислать под караулом и мастера Морковина, который содержится под стражей в Мануфактур-Коллегии, «к доказательству по оному делу весьма потребнаго». А от сыщика Дурнова потребовать подробный рапорт о вещах, виденных им при обыске, какой они величины и подобия, особливо о мощах святых. А также, каковым резоном и на каковой конец оные вещи и книги обратно отдал Мальцову.
И, таким образом, начались суд и дело. Затянулось оно надолго, года на три. А покуда дело шло, самый возбудитель его, мастер Воробьев, по тогдашним законам был закован в железа и заключен при Консистории под бдительным надзором консисторского пристава, подпрапорщика Степана Лапшина, и крепким караулом консисторских сторожей, «дабы побега учинить не мог».
Несколько слов об этом, главном виновнике «дела». От роду ему 23 года, росту высокого, голос громкий, глаза серые, волосы русые. Грамотен; читать и писать умеет. Последнее было большою редкостью в те времена, особенно для простого рабочего, если принять во внимание, что даже пристав Консистории, подпрапорщик Лапшин, был совершенно безграмотен. На его рапортах за него расписываются по безграмотству копиисты консисторские. В этом заключении Воробьеву пришлось перенести не мало лишений: «за неимением у себя никаких денег и за неполучением ни откуда пропитания претерпеваю крайний голод» пишет он в одном прошении; и постановлено было выдавать ему на пропитанье «по копейке на день» из консисторских сумм. Или — «за наступившим зимним холодом, как в одежде, так и в обуви имею крайнюю нужду», — и просит ускорить его дело (ноября 1761). И, вообще, претерпевает и в одежде, и в обуви, и пропитании «всенаикрайнейшую нужду».
В этом деле были замешаны три лица, существенно необходимые для следствия: сам Я. В. Мальцов, мастер Морковин, на которого ссылался Воробьев, и сыщик капитан Дурнов, или, как он называет себя, «находящийся в городе Володимире у сыску и искоренения воров и разбойников». Последний жил во Владимире, и его легко было допросить. Кроме устного показания, он представил и рапорт по требованию Консистории, где повторил свои показания, только умолчал о «резонах», по которым он возвратил Мальцову найденные вещи обратно. При рапорте он представил и собственноручную Мальцова расписку о книгах, виденных у него. Простой перечень книг в расписке мало имел, конечно, значения для дела, — нужны были для экспертизы самые книги, а их мог дать только сам Мальцов. Тем не менее, не лишним будет сообщить список этих книг из библиотеки Мальцова. По нему можно составить себе представление, чем удовлетворялись духовные потребности этого, выдающегося для Владимирской губернии и в России деятеля второй половины XVIII ст. в заводско-промышленной сфере. Вот эти книги:
1) Василия Великого прологов четыре, 2) Библия, 3) Псалтырь следованная, 4) две Минеи, 5) Псалтыря четыре, 6) Житие Николая Чудотворца и 7) Василия Великого.
Не так-то легко было привлечь к делу самого Мальцова и мастера Морковина, находившихся в ведении Мануфактур-Коллегии. Мануфактур-Коллегия явно приняла сторону Мальцова и взяла его под свое покровительство. На требование Консистории — прислать Мальцова и Морковина в «как возможно наискорейшем времени, как лиц в этом весьма важном деле потребных», не только она не находила оснований исполнить это требование Консистории, но даже потребовала выслать в Коллегию через Владимирскую Провинциальную Канцелярию самого доносителя Воробьева для «суда и расправы» по встречному иску, поданному на него Мальцовым, возводившим на него разные вины. Консистория с своей стороны настаивала на своем требовании, действуя чрез Синод и Сенат. В этих переписках между Консисторией и Мануфактур-Коллегией и заключается дальнейший ход «дела».
Августа 22 дня 1761 г. Мануфактур-Коллегия прислала в Консисторию обширную промеморию, в которой, ссылаясь на челобитные в эту Коллегию купца Мальцова, выставляет резон, на основании которого отказывает выслать Мальцова и Морковина и требует прислать Воробьева. Из челобитных Мальцова для нас выясняются более подробные черты «дела» по доносу на Мальцова, сделанному Морковиным и Воробьевым.
В челобитной, поданной в Мануфактур-Коллегию 1-го июня 1761 г., Мальцов обвинял своего мастера Морковина, взятого им на фабрику в ученики из ревизии и подушного оклада, «в отбывательстве им холопства и в ложном на него, Мальцова, доносе». С целью избавиться от холопства, Морковин 23-го апреля и подал сыщику Дурнову во Владимире донос, по которому этот сыщик приехал на фабрику, «якобы для выемки не знаемо каких книг, да селитры». За «неправым доносом сыщик ничего приличнаго не нашел» и взял оного Морковина с собой во Владимир, да и Мальцова, и в том городе под неволею принудил его, Мальцова, дать Морковину увольнительное письмо. Письмо это было написано «незнаемо каким человеком», а он только под той «отпускной руку приложил». С этой отпускной Морковин ушел с фабрики к другому хозяину, но скоро явился в село Пашенное близ фабрики, откуда посылал земскому писарю от своей руки на него Мальцова подметные, угрозительные письма. А потом, ночью, тайно приехал на фабрику с неизвестными людьми, и был схвачен людьми Мальцова. Морковин показал, что он явился в Пашенное за некоторыми фабричными инструментами по поручению своего хозяина и показал выданную им подорожную. Морковин Мальцовым был представлен в Мануфактур-Коллегию, чтобы учинить с ним по указам за подметное письмо и за отбытие от холопства через неправильное получение отпускной. В Мануфактур-Коллегии постановлено было расспросить обо всем этом Морковина «с пристрастием». Отвечать он в расспросе не пожелал, а объявил за собою «слово и дело Государево» и отослан был в Тайную Канцелярию. Здесь объявил, что никакого слова и дела Государева за собою не имеет, и за ложное показание слова и дела был «нещадно наказан плетьми» и снова отослан в Мануфактур-Коллегию для расспроса по челобитной Мальцова. При вторичном допросе объявил, что подал донос на Мальцова «за недачею ему достойной по его мастерству платы. А почему ему дано отпускное письмо по приказу Дурнова, ему этого неизвестно». Получивши это письмо, пошел он на фабрику Мальцова по жену свою, но жены не получил; и пошел, нанялся на стеклянную фабрику в Елатьме слободе, Шацкого уезда, за 50 руб. в год. Пробывши там три дня, он оставил в залог свою отпускную, а сам, взявши от нового хозяина проезжее свидетельство во Владимирский уезд, или пашпорт, явился с этим пашпортом в село Пашенное близ завода за женой своей. Но она оказалась взятой на фабрику. Отсюда он посылал земскому писарю письмо, чтобы Мальцов его не обижал, а он никакого злого умысла не имел, написал спроста, как думал. По снятии этого допроса, Коллегией постановлено было: за ложный донос на него, Мальцова, и прочия предерзости учинить Морковину наказание плетьми (кое и учинено) и отослать по желанию Мальцова (по силе Указа Прав. Сената от 15-го марта 1761) в сибирские города на поселение. В исполнение сего он и отослан в Московскую Губернскую Канцелярию.
В другой челобитной 17-го июля Мальцов объявил, что во время его отсутствия некоторые мастеровые и работные люди пришли в непослушание по возмущению бывшего мастера Морковина. Среди этих людей был Григорий Воробьев. Из опасения, чтобы от этих ослушников не произошло разорения и убытка, они были заключены под стражу. Г. Н. Воробьев бежал из-под караула и, «в бегах находясь, явился с согласья и некоторых других в Провинциальную Канцелярию вкупе с Консисторией неизвестно для какого на него Мальцова доношения; ибо он ни за собой, ни за прочими мастеровыми и работными людьми, кроме вышеупомянутых ослушников, никаких неподлежащих притчей не знает». А потому и опасается, «дабы чрез происки оных ослушников и присылов от Володимирской Провинциальной Канцелярии и Духовной Консистории (подобно прежде бывшему по доносу Морковина притеснению от Дурнова) без сношения с Мануфактур-Коллегией не было произведено над добром его помешательства и разорения». И просил оных ослушников, беглых людей, наказать: Григорья Воробьева кнутом, как возмутителя, а прочих — плетьми на фабрике пред мастеровыми и прочими работными людьми Мануфактур-Коллегией было постановлено: послать во Владимирскую Провинциальную Канцелярию требование выслать Гр. Воробьева в Коллегию, и, «как заводчика и ослушника», наказать его плетьми вместе с прочими при собрании рабочих. А для исполнения этого приговора послать на завод из Коллегии подьячего с инструкцией, при нем солдата, а к оным пристойную команду дать из Провинциальной Канцелярии.
Один из ослушников вместе с Воробьевым, Степан Иванов, пойманный в Москве, показал, между прочим, следующее в Мануфактур-Коллегии: что Воробьев бежал из под караула с фабрики в г. Владимир и там, как он слышал от одного неизвестного ему проезжего человека, находится для подачи ложного, черного доноса, сочиненного бывшим мастером Морковиным, который нашел он, Воробьев, после него на фабрике, где сидел под караулом.
На основании всех этих челобитных Мальцова Мануфактур-Коллегия находит, что не следует Мальцову являться в Консисторию в виду того, что доносчик Воробьев опирается на Морковина, а донос Морковина признан уже ложным. А самому Морковину, как человеку осужденному за разные дерзости против своего хозяина и за лживый донос, по законам верить не следует, так как он за ложное показание слова и дела Государева наказан нещадно плетьми, да и Мануфактур-Коллегией за ложный донос также наказан плетьми. И потому посылает указ о немедленной высылке в Мануфактур-Коллегию Воробьева для учинения над ним по заочному постановлению наказания вместо кнута плетьми (авг. 22 дня 1761).
Получивши таковой на свое требование из Мануфактур-Коллегии указ, Консистория через архиепископа Антония послала доношение в Св. Синод, в котором, изложивши все дело, ходатайствует, — в виду того, что Мануфактур-Коллегия «требование ея, Консистории, ни за что почитает», и чтобы Мальцов с мастером Морковиным прислан был в Консисторию «ни мало не уповательно», — не благоволено ли будет Св. Синоду учинить оной Мануфактур-Коллегии «наистрожайшее подтверждение» о высылке этих лиц в Консисторию, а доносителя Воробьева задержать при Консистории до окончания дела. При этом Консистория в опровержение доводов Мануфактур-Коллегии указывала, что Воробьев в своем доношении ссылается не только на Морковина, но и на прочих той фабрики людей, — что капитан Дурнов показывает, что видел мощи и старопечатные книги и проч. Кроме этого, по справке Консистории оказалось, что в духовных росписях священника и дьячка села Селимова за 1759 — 61 гг. оного Акима Мальцова и его работных людей не показано, а по силе Духовного Регламента Императора Петра 1-го, лица, не бывшие у исповеди и Св. Евхаристии в течении 3-х лет, должны считаться по отношению к вере православной «сумнительными» (сент. 21-го дня 1761 года).
Св. Синод уведомил Консисторию, что через Правительствующий Сенат им послано подтверждение Мануфактур-Коллегии о высылке Мальцова и проч. (ноября 19 дня, 1761).
Пока шла эта переписка, Мануфактур-Коллегия прислала в Консисторию вторую промеморию (23-го ноября 1761), в которой очень настойчиво требует выслать к себе Воробьева, так как Мальцов подал новую челобитную (октября 15 дня 1761), в которой показывает, что крестьянин Гр. Воробьев во время его, Мальцова, отсутствия с фабрики выбил в доме управляющего заводом окна и украл денег 300 руб., припасенные на разные исправления по фабрике, и с этими деньгами не известно куда скрылся. Кроме того, приехавши на фабрику 6-го августа, он нашел, что в кладовом его чулане разломан снизу пол и покрадено денег 450 руб. да 52 перстня золотых да серьги «бралиантовыя» ценой в 363 руб., да векселей на разных купцов на 800 руб., и в этой краже он подозревает Григория Воробьева, о чем и заявлено было в Провинциальную Канцелярию 20-го августа.
В донесении Св. Синоду по поводу этой второй промемории от Мануфактур-Коллегии Консистория замечает, между прочим, что эту челобитную Мальцова на Воробьева по обвинению его в краже у него разных вещей считает неосновательной, во-первых, потому, что в первой челобитной он называл его мастером и учеником, а здесь — крестьянином; во-вторых, что в первой своей челобитной о побеге с его фабрики мастера Воробьева ни о какой краже не упоминает, а если бы она действительно была учинена, то он никоим образом не преминул бы упомянуть о ней.
Так тянулось это дело. А между тем, в государстве произошли важные перемены, которые не могли не отразиться на деле. Умерла Императрица Елизавета и, после кратковременного царствования Петра III-го, вступила на престол Императрица Екатерина. Началось новое веяние. Прежние строгости к раскольникам были отменены, — им дарованы были широкие льготы. Отменено было, получившее столь печальную известность в нашей истории, «Слово и дело Государево»; упразднен был розыск и о потаенном расколе.
Таким образом, и дело по обвинению Я.В. Мальцова в содержании им потаенного раскола должно было потерять свое значение. Тем не менее Владимирская Духовная Консистория не находила возможным прекратить его, и в доношении Св. Синоду от 2 апреля 1763 г. писала, между прочим, что хотя в силу именного всемилостивейшего указа Императрицы 22 сентября 1762 г. следствие по потаенному расколу и отменено, но, так как Мальцов обвиняется не только в потаенном расколе, но еще в имении святых мощей и ризы Господней, то «произшедший на него, Мальцова, донос Консистория без изследования оставить, полагает, не можно». И это дело решением ускорить необходимо по силе указа Государыни Императрицы от 10-го февраля 1763 г. о немедленном решении таких дел, по коим окажутся в содержании колодники.
Между тем, случилось обстоятельство, которое на время прекратило движение этого дела, бывшего также в связи с восшествием на престол Императрицы Екатерины. 6-го июля во время литургии доноситель Григорий Воробьев бежал из под консисторского заключения, и «дело» было прекращено «до его сыску».
6-го октября беглец «сам собою» явился в Консисторию. Допрошенный, он рассказал следующее о своем побеге. Видя, что по делу его долговременно решенья не делают, вознамерился он, бежавши, о скорейшем того дела решении подать челобитную самой Императрице. Бежал он в Муром, а оттуда по Оке и Москве реке добрался до Москвы на судах с солью. В Москве он жил без паспорта; везде добывал себе пропитание честным трудом, кражами или какими другими подозрительными делами не занимался. Его кормили за его работы и паспорта нигде не спрашивали. В Москве Императрице прошения ему подать не удалось. Здесь он услыхал, что во Владимир назначен новый епископ, Павел, вместо грузина Антония, и решил к нему обратиться с просьбой о решении своего дела, надеясь, что новый епископ ускорит его решение.
За этот побег решено было оставить Воробьева без наказания «в виду претерпенной им нужды и разных лишений, вследствие долговременно остающаго без решения дела и того, что он сам собою явился из побега».
После этого епископом Павлом было послано в Московскую Синодальную Контору, при подробном изложении всего дела, доношение, в котором он, ссылаясь на Указ Императрицы Екатерины об ускорении окончания дел о заключенных колодниках, просил для окончания дела о колоднике Воробьеве напомнить Мануфактур-Коллегии о скорейшей присылке Мальцова и Воробьева, необходимых для окончания этого дела (окт. 13 дня 1763).
И вот, наконец, в Консистории был получен Указ Св. Синода от 19 февраля 1764 г. с окончательным решением. По рассмотрении доношения Я. В. Мальцова, поданного им в Синод чрез своего поверенного, в котором он, Мальцов, ссылается на прежде выставленные резоны в промемориях Мануфактур-Коллегии, а также на указ Императрицы Екатерины, по которому следствие по потаенному расколу должно быть прекращено, а для очищения себя от неправильного доноса Воробьева представил свидетельство о бытии у исповеди в 1763 г. от отца своего духовного города Орла священника Василия Феодорова, Св. Синодом было постановлено: «В силу указа Императрицы Екатерины о прекращении следствия и проч. и по данному Мальцовым свидетельству о бытии у исповеди и св. таинства Евхаристии — считать его от суда и следствия по делу обвинения совершенно свободным. Что же касается ризы Господней и св. мощей, то о ризе Господней не доказано, а мощи святых иметь в своем доме не заключает церкви святой противность. А потому Мальцова церкви святой за подозрительнаго считать не можно. И велеть ему, Мальцову, на будущее время в четыредесятницу и прочие посты с прочими людьми бывать непременно и о том из города Орла или других мест, где он будет, в Духовную Консисторию свидетельство посылать. А мастера Воробьева немедленно передать во Владимирскую Провинциальную Канцелярию для отсылки его в Мануфактур-Коллегию, где имеет быть о нем разсмотрение».
Дальнейшая участь злосчастного мастера Григория Воробьева, так настойчиво домогавшегося правдивого «сиска» своего дела, неизвестна. Впрочем, предугадать ее не трудно, по аналогии с участью упоминаемого в этом деле Морковина: вероятно, он был наказан кнутом или, по меньшей мере, плетьми за те сомнительные вины, которые были возводимы на него, в челобитных в Мануфактур-Коллегию, его хозяином Мальцовым, и сослан по его желанию в сибирские города на поселение...
Действ. чл. И.В. Малиновский (Владимирская ученая архивная комиссия. Труды: Кн. 5. - 1903.)
Аким кому-то заплатил отступную, кому-то обещал при благоприятном исходе дела поставить роскошный храм. Нашлись чиновники, которые пытались вымогать, но у них ничего не получилось. Аким считал, что если пойти им на уступки, то можно разориться, пока бумаги идут из Владимира в Синод, а затем из Синода в Мануфактур-коллегию. И поступил он просто:
в 1765 году, для рабочих Гусевской фабрики, построил деревянную часовню, на месте явления иконы варвары Великомученицы.
В 1775 году Аким Мальцов и его двоюродный брат Фома Васильевич Мальцов подали челобитную в Сенат о признании их потомственными дворянами. 14 августа 1775 года по указу Екатерины II орловский купец первой гильдии Аким Мальцов за заслуги перед Отечеством был возведён в потомственное дворянство со званием генерал-лейтенанта, а Фома — со званием секунд-майора.
Пользуясь определенной признательностью среди купечества, Аким Мальцов избирался от их имени депутатом в комиссию по сочинению нового Уложения. По приезде из Гуся он удостоился беседой с императрицей Екатериной и видах и судьбах отечественной промышленности. Тогда же он получил золотую медаль с надписью: «Блаженство каждого и всех», на которой была изображена пирамида, увенчанная короной.
Восстановление в «благородном сословии» и присущие ему привилегии позволили Акиму Мальцову активизировать свою предпринимательскую деятельность. Аким Мальцов, скупив земельные, лесные угодья, крестьян, заложил основы для строительства будущих фабрик. В районе расположения своего имения Никулино он покупает деревни Починки, Захарово, Обдихово, Пичугино.
В 1782 году на левом берегу речки Черсевки, близ деревни Пичугино на пустоши Малиной был основан Малиновский (или Пичугинский) стекольный завод.
В 1785 году за Акимом Мальцовым числится Гусевская хрустальная фабрика и «на суходоле» — Никулинская, Головинская, Пичугинская фабрики.
В 1785 году (по некоторым сведениям в 1788-м) Аким Мальцов умирает.
После него остались четыре дочери — Анна, Екатерина, Прасковья, Александра и два сына — Сергей Акимович Мальцов (1771—1823) и Иван Акимович Мальцов (1774—1853).
В 1785 году после смерти Акима Васильевича Мальцова его вдова Марья Васильевна выкупила у Евдокии, вдовы Александра Васильевича Мальцова, Радицкую и Карачевскую фабрики и решила расширить производство. В 1790 году в лесу поблизости от деревни Дятьково Марья Васильевна построила стекольный и хрустальный завод, продукция которого уже в 1796 году не уступала изделиям славившегося тогда Гусевского хрустального завода.
Памятник Акиму Мальцову в Гусе-Хрустальном
Идея установки памятника в Гусь-Хрустальном основателю города Акиму Мальцову родилась в 2001 году, когда художник Виктор Шилов привёз с собой Московского скульптора Николая Кузнецова-Муромского. 17 июня 2006 году к 250-летию города, утром состоялось открытие памятника, который создали скульптор Игорь Черноглазов и архитектор Владимир Топоров. Бронзовая фигура Акима Мальцова, высотой около 2 метров 20 см, установлена на гранитном постаменте рядом с Георгиевским собором.
Источники:
1. Мальцовы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
2. Субботин А. П. Мальцовский заводский район: История и настоящее экономическое положение. Издание редакции «Экономического журнала». — Санкт-Петербург: типография Северного Телеграфного Агентства, 1892 г. — 96 стр.
3. С.Ю. Васильев «Гусь-Хрустальный. Очерки истории Мещерского края», изд. «Мещёра», 2006 г. — 352 стр.
Степан Лагутин
Уникальна судьба художника Степана Лагутина. Он был мастером гравировки по стеклу, работал в этой области с 40-х гг. XVIII в., т. е. в тот период, когда сформировалась русская школа гравировки, которая отличалась своим типом декора. В творчестве С. Лагутина наиболее полно отразились характерные черты елизаветинского барокко. Степан Иванович Лагутин родился в семье купца гостиной сотни в небольшом уездном городе Рыльске. С 1734 г. С. Лагутин учился «по контракту» на стекольном заводе B. Мальцова в Можайском уезде у мастера из Богемии. В нарушение условий контракта В. Мальцов стал утверждать, что Степан Лагутин является его крепостным. В 1756 г. мальцевский завод из Можайского был переведен во Владимирский уезд, сюда же перевели и большую часть крепостных мастеровых и работных людей, в числе которых была и семья Лагутиных. Степан Лагутин неоднократно бежал с завода, подвергался жесточайшим наказаниям, подавал челобитья в разные инстанции. Только в 1777 г., через 37 лет, Сенат, наконец, признал принадлежность C. Лагутина к купечеству. Несмотря на исключительно тяжелые условия, художник создал уникальные произведения, хранящиеся в настоящее время в Эрмитаже, Русском музее, Историческом музее в Москве, в Гусевском филиале Владимиро-Суздальского музея-заповедника.
Город Гусь-Хрустальный
1. Из истории стеклоделия.
2. Стеклоделие на Руси.
3. Проникновение стеклоделия на Владимирскую землю
4. Стеклоделие во Владимирской губернии в XIX веке
|
