Добрынкин Николай Гаврилович (1835 - 1902 ) - исследователь Меленковского и Муромского уездов, постоянный сотрудник «Владимирских Губернских Ведомостей» с 1864 года.
Родился 9 сентября 1835 года в г. Смоленске. В детстве Н.Г. пережил не мало всяких треволнении, определивших дальнейшую его судьбу, а потому считаем необходимым остановиться несколько подробнее на истории семьи, из которой он вышел, пользуясь материалами, сообщенными Н.Г. в своей автобиографии, составленной по нашей просьбе и отданной в наше распоряжение. Мать Николая Гавриловича, Марья Павловна, по происхождению была итальянка, дочь майора итальянской армии Фанта. Очутилась она в России и даже здесь родилась совершенно случайно. Во время нашествия в Россию «дванадесяти язык» в 1812 г. под предводительством Наполеона, как известно, в состав его полчищ входили и италийские войска. Все участвовавшие в этом нашествии непоколебимо верили в непобедимость знаменитого вождя и в счастливую звезду завоевателя, и потому многие семейства сопровождали армию Наполеона и в ней своих отцов, мужей и братьев. В числе их находилась и жена майора Фанта с семилетним сыном (из гор. Болоньи, привилегированного сословия). Под Смоленском однако счастье изменило Наполеону: жестокая осада этого города 4—5 августа 1812 года уложила на месте до 20 тысяч из армии смелого завоевателя, в числе коих был убит и майор Фантэ. Жена его, бывшая беременной, узнавши о постигшем несчастье, была так поражена им, что преждевременно разрешилась, дав жизнь дочери, впоследствии матери Добрынкина, а сама тут же скончалась. Труп несчастной с двоими при ней детьми случайно был найден в лесу близ города. Об этом происшествии доложили тогдашнему Смоленскому губернатору, барону Казимиру Ивановичу Аш, который, со взятием города Наполеоном, был оставлен в нем по прежнему губернатором. Аш новорожденную девочку взял к себе в дом и пожелал оставить ее в своем семействе на воспитание (брата ее приютили в одном богатом польском семействе). Ранние детские годы итальяночка-сиротка провела в семье барона Аш, что принесло ей прочное знание немецкого и французского языков, постоянно употреблявшихся в семье барона, женатого на одной из дочерей Андрея Глинки. Семилетнюю сиротку взяла под свое ближайшее наблюдение пожилая девица, свояченица барона, Екатерина Андреевна Глинка, проживавшая в доме барона; совместно с детьми последнего воспитанница получила блестящее по тогдашнему времени домашнее образование. По окончании домашнего образования, Е.А. Глинка с своею воспитанницею переехала на житье к своему брату Владимиру Андреевичу Глинке, командовавшему в то время полком конной артиллерии (кажется, в Полтавской губернии). Владимир Андреевич оказал сестре и своей крестнице самое радушное гостеприимство (сиротка именовалась Павловной по имени бывшего в 1812 г. Смоленским вице-губернатором Павла Львовича Темирова, ее крестного отца в первой паре, а Владимир Андреевич был во второй). Хотя у брата и было хорошо, но через некоторое время Е.А. со своею воспитанницею переселилась к себе в Смоленское поместье, где занялись сельским хозяйством. По временам их навещали родные и знакомые, а также и они ездили к ним. Не задолго перед водворением их в деревне, подруга детства сиротки, дочь барона Аш, Марья Казимировна, вышла замуж за помещика Велижского уезда, Витебской губернии, барона Романа Федоровича Гернгросс, проживавшего в имении своем, в сельце Миловидах. Не далеко, в родовом имении Глинок, проживала и баронесса Аш, бывшая уже вдовою. Е.А. Глинка с своею воспитанницею не редко ездила погостить и к Гернгросс, и к бар. Аш. В это время делами Р.Ф. Гернгросс, как по имениям, так и по Вслижскому откупу, управлял молодой человек, Гавриил Иванович Добрынкин, очень любимый семейством барона. Г.И. Добрынкин был родом из гор. Торопца, Псковской губернии, и происходил из купеческой семьи. Добрынкины в XVIII столетии считались именитыми гражданами гор. Торопца; прадед Николая Гавриловича был градским головою и считался капиталистом. При посещении гор. Торопца Екатериною II, Государыня удостоила чести жену Добрынкина возить с собой по городу в карете и осчастливила посещением своим их дом. Дед Николая Гавриловича, Иван Добрынкин был несчастным откупщиком винной торговли: унаследованное богатство поглотил откуп без остатка, а в конец разорившийся откупщик в большом отчаянии и нищете вскоре скончался, оставив троих круглых сирот без всяких средств. Одним из сыновей разорившегося откупщика и был Гавриил Иванович Добрынкин, который в конце 1820-х годов занял место управляющего имениями, винокуренными заводами и питейным откупом гор. Велижа, у барона Р.Ф. Гернгросс. Он был среднего роста, красавец собою и потому времени вполне светский человек. Г.И. Добрынкин очень часто бывал у барона Гернгросс и по делам, и запросто — как свой, близкий человек. Хотя для своего приезда он имел особый дом, но обедал Г.И. и проводил вечера не редко вместе с семейством Гернгросс и его гостями; здесь-то не редко он встречал и красавицу брюнетку — итальянку Марью Павловну. Молодые люди полюбили друг друга и Гавриил Иванович решился через баронессу Гернгросс просить руки сиротки — итальянки. Екатерина Андреевна Глинка, воспитанная в традициях своего сословия, и слышать не хотела о неравном браке своей воспитанницы (Фанта были признаны в России дворянами), и даже порвала из-за этого всякое знакомство с семейством Гернгросс. Но баронесса Марья Казимировна, руководимая нежным отношением к подруге своего детства, вероятно — еще не понимавшая традиций своей тетушки, напротив, всеми зависящими от нее мерами способствовала сближению влюбленных, — при ее посредстве установилась между ними переписка, которая и привела к тому, что Гавриил Иванович увез свою невесту и обвенчался с ней. Этот неожиданный исход, что воспитанница решилась выйти за муж без согласия и благословения, так сильно огорчил Екатерину Андреевну Глинку, что она до конца дней своих не могла примириться с этим фактом. Правда, Марью Павловну она скоро простила, приласкала ее и наградила, чем могла, положив порядочную сумму на ее имя в ломбард, но Гавриила Ивановича она даже видеть не пожелала. Молодые Добрынкины сначала жили в гор. Велиже, так как Гавриил Иванович продолжал заведывать делами барона Гернгросс; но с окончанием срока откупа Г.И. пожелал поступить на государственную службу, что, благодаря знакомству его жены с тогдашним Смоленским губернатором, известным в литературе Н.И. Хмельницким, вскоре и удалось исполнить: он получил должность казначее при правительственном устройстве шоссе, проводимом тогда из Смоленска в Москву. Это было в 1830-х годах; в 1835 году у Добрынкиных родился первенец, Николай Гаврилович. Но не долго пришлось послужить Гавриилу Ивановичу. Как известно, сооружение Смоленского шоссе лишило губернию доброго и душевного губернатора,- Н.И. Хмельницкий, честнейший и благороднейший человек, не только попал в немилость, но и заключен был в Петропавловскую крепость; сооружение, на протяжении 25 верст потребовавшее громадных расходов, было прервано, и казначей Добрынкин, хотя и не был подвергнут суду, лишился места и службы. Это был первый удар для семьи Добрынкиных, перенесенный ими сравнительно легко, так как Г. И. вскоре получил место кассира в гор. Поречье, опять, у частного лица, по откупу. В это время для Николая Добрынкина сверкнул было луч счастья. На возвратном пути из-за границы, проезжая через Поречье, генерал Владимир Андреевич Глинка (крестный отец и Николая), занимавший тогда важный пост главного начальника всех горных заводов Уральского хребта, виделся с Добрынкиными, ласково и радушно отнесся к ним и просил отдать ему крестника на воспитание, обещая сделать для него все хорошее; но мать Николая не согласилась на это, не желая расставаться с единственным и любимым сыном. Года через 3—4 после этого семью Добрынкиных постигло страшное несчастье: у Гавриила Ивановича подломали кассу и выкрали большую сумму денег, которую пришлось пополнить деньгами жены, положенными на ее имя в ломбард Е.А. Глинкой. Этим несчастием не только было разрушено благосостояние семьи, но и подорвано ее существование в корне: Гавриил Иванович сильно заболел, а оправившись, для затушения горя, стал прибегать к обычному русскому средству... Благодаря этой всероссийской слабости, после катастрофы он уже не мог занимать хороших платных должностей, а должен был мириться с тем, где были менее взыскательны. Личных средств у Марьи Павловны осталось, после покрытия ограбленной кассы, очень мало, но и эти скудные ресурсы вскоре совсем иссякли. Чтобы поддерживать семью, Марья Павловна принуждена была открыть у себя первоначальную школу, — все же давало это хотя небольшой заработок. При таких-то изменчивых обстоятельствах семьи Добрынкиных и прошло детство Николая Гавриловича, до 13 летнего его возраста. Те же житейские треволнения были причиной, что хотя давно для мальчика Николая наступил школьный период, а он все сидел дома, учась только кое-чему, в открытой в их квартире первоначальной школе. В 1848 г. семейство Добрынкиных переехало в Смоленск, и здесь явилась возможность поместить мальчика в настоящую школу. Сначала он пробыл три месяца в приходском училище, а потом поступил уже в первый класс уездного училища. Мальчик оказался очень прилежным учеником и способным; поэтому ученье ему далось и он все время шел в числе лучших учеников, в первом пятке, переходя из класса в класс с похвальными листами «за благонравие и отличные успехи» и с наградами в виде книг.
Николай Гаврилович Добрынкин. Ателье Р.Ф. Бродовского в Москве. Конец ХIХ в. Из собрания Муромского музея
Непродолжительный курс уездного училища был закопчен Н.Г. Добрынкиным блестяще; молодому человеку, при других условиях, по всем правам должна бы открыться широкая дорога для дальнейшего образования; но положение семьи Добрынкиных по-прежнему было незавидным, так что о каких либо необычных расходах и думать было нечего, и Николаю Гавриловичу, по необходимости, пришлось подумать о практической деятельности, о помощи семейству. В те времена при уездных училищах существовали дополнительные классы чисто практического свойства, и молодой Добрынкин начал обучаться землемерию, преподававшемуся по «Наставлению землемерам», изд. 1778 года. Этот дополнительный класс Н.Г. окончил одним из первых, получив при окончании аттестат с отметками по всем предметам «отлично», за исключением «черчения планов и карт», где стояла отметка «достаточно», так как не успел окончить чертеж, хотя и отличался среди товарищей лучшими чертежными работами; кроме аттестата, при окончании курса он награжден был 30 руб. «за практическия работы по межеванию». С отличным аттестатом в кармане, обласканный при выходе из училища (7 мая 1852 года) преподавателями, охотно встреченный в губернской чертежной, куда мог Николай Гаврилович поступить на службу по межевой части чертежником, он все же оказывался беспомощным молодым человеком, почти бесполезным для своей обедневшей семьи. В те времена всякие должности так ничтожно оплачивались, что Добрынкину, вынужденному поддерживать семью, поступить на службу в губернскую чертежную являлось равносильным быть не подмогой, а лишней обузой для семейства. Единственным почти выходом представлялось идти по проторенной дороге деда и отца, и Н.Г. Добрынкин обратился к известному поэту Д.П. Ознобишину, который, как шурин тогдашнего Смоленского откупщика И.Ф. Базилевского, заведывал всей канцелярией последнего. Ознобишин, подробно осмотрев аттестат и для чего-то пощелкав на счетах, согласился принять Добрынкина на службу в канцелярию, в качестве переписчика, и назначил жалованья по 12 руб. 50 коп. в месяц. Такое вознаграждение по тогдашнему времени считалось большим, и Николай Гаврилович был в восторге. Зянятия, между тем, были не сложны: переписка набело бумаг, сочиненных Ознобишиным, и черчение архитектурных планов для различных сооружений. Через год в доме откупщика учреждена была главная контора, в которую перешел и Добрынкин, но уже с увеличенным окладом содержания, которое постепенно росло и в 1857 году достигло суммы 35 р. в месяц. Скудость полученного образования в училище тяготила любознательного Николая Гавриловича, и он, как только представилась к тому возможность, занялся пополнением его, отдавая ему все свои досуги. Среди предметов училищного курса были единственно живыми, так сказать, и интересными география и история всеобщая и русская; эти же предметы явились более доступными для Добрынкина и на первых порах его самообразования, как уже до некоторой степени знакомые; они же, как увидим далее, были любимыми и во всю его жизнь. Конечно, не пренебрегал он и другими общеобразовательными науками, насколько это доступно было Добрынкину. В 1857 году откуп Смоленской губернии перешел к новому откупщику, не безызвестному и во Владимирской губернии, И.А. Протасьеву. Когда Николаю Гавриловичу пришлось расстаться с И.Ф. Базилевским, тот выдал ему очень лестный аттестат о службе, благодаря чему ему легко удалось поступить на службу и к новому откупщику, в Главную контору, где возложили на него обязанности помощника контролера, с тем же окладом жалованья, впрочем в следующем же 1858 году повышенным до 50 руб. в месяц. Ко времени службы Добрынкина у Протасьева в Смоленске относится и мерная попытка его отдаться литературной работе. Имея сравнительно не мало свободного времени и до некоторой степени будучи порядочно обеспечен материально, Николай Гаврилович мог теперь еще более уделять времени на свое самообразование. С этим совпало и то, что ему пришлось исполнять не мало чертежных работ по изготовлению архитектурных планов и географических карт Смоленской губернии. Все это навело Добрынкина на мысль составить очерк, касающийся Смоленской губернии, к тому же, ему пришлось служить с старшим сыном откупщика, с Е.И. Протасовым, человеком развитым и интересовавшимся именно различными статистическими сведениями о Смоленской губернии; этот молодой Протасов фактически собственно и заведывал откупами в губернии. Н.Г. Добрынкин на первый раз составил «Краткий статистический очерк Смоленской губернии» и приложил к нему планы городов и карты уездов, так что в общем получилась довольно объемистая рукопись. Этот первый труд свой он преподнес молодому Протасьеву, который охотно принял его и выдал в награду Добрынкину 50 руб. Такое внимание к первому опыту послужило толчком к тому, что Николай Гаврилович решил серьезнее отнестись к избранной теме и он снова принялся за изготовление «Топографическо-статистического сборника Смоленской губернии». План новой работы заключался в следующем: каллиграфически сделанное заглавие книги; рукописное описание всей губернии и историческом, топографическом и статистическом отношениях, с приложением карты Смоленской губернии; затем следовали описания городов и уездов, с такими же подразделениями, как о губернии, но с более подробными указаниями местных особенностей; каждый город сопровождался гербом, ему присвоенным, планом его и картой уезда; повсюду надписи исполнены каллиграфически, разнообразными шрифтами и орнаментами; формат сборника взят был 5 ½ X 9 вершков. Этот труд Н.Г. готовил для поднесения Государю Императору Александру Николаевичу, приезд которого в гор. Смоленск ожидался в августе 1858 года. Предположение Добрывкина однако не было осуществлено: хотя еще весной этого года большая половина труда уже была исполнена автором, но окончить его в то время, к известному сроку, Добрынкину не удалось. Дело в том, что в этом году должны были состояться новые торги на содержание откупов в России, и в виду этого главная контора несколько раз командировала Николая Гавриловича для совершения залоговых свидетельств в Гражданских Палатах соседних губерний, а на все лето отправила его в Петербург, как сведущего человека, к И.А. Протасьеву, и он пробыл там все время, пока шли торги на откупа. Поездка в Петербург окончательно уничтожила надежду на окончание труда к приезду Императора в Смоленск, но вместо того она сослужила в жизни Добрынкина другую службу. Надо вообще отметить, что Н.Г. Добрынкин, в силу неустранимых обстоятельств, получивший только низшее образование, придя в возраст и совершенствуя себя самообразованием, скоро сознал всю недостаточность имевшегося патента по образовательному цензу, видел, что с ним далеко не уйдешь, тогда как, в то же время, он искренно, и вполне справедливо, признавал себя способным на деяния на более ответственном посту, чем служба у откупщика; кроме того, ему хотелось занять и более постоянное место, и при том такое, которое бы подняло его личные права, — все же он был податного сословия. В силу этого, пользуясь пребыванием в Петербурге, он виделся там с своим крестным отцом, генералом В.А. Глинкой, и просил — нельзя-ли через его протекцию попасть в топографы Генерального Штаба; оказалось, что генерал ничего не может сделать, по следующей причине: вот его слова — «нет чина, которого бы он не имел (полный генерал от артиллерии), нет и ордена, которого бы он не имел, одного не заслужил он у Государя — милости, которою так широко он пользовался у покойного Государя Николая Павловича (теперь он был сенатором 2-го департамента). Поэтому он ни о чем ни ходатайствовать, ни просить не может». Потерпев неудачу у генерала, Н.Г. Добрынкин был более счастлив у Протасьева. Сметливый старик скоро оценил Николая Гавриловича и предложил ему поступить к тому на службу в имения во Владимирской губернии, для устройства поземельного пользования крестьян его, в виду предстоявшей реформы, осуществленной в приснопамятный день 19 февраля 1861 года. Добрынкин принял предложение Протасьева и в марте 1859 г., покинув навсегда родной город Смоленск, переселился во Владимирскую губернию, именно в Вязниковский уезд, где тогда были расположены обширные имения Протасова. Жить пришлось ему в с. Юже, где в то время строилась обширная бумаго-прядильная фабрика (на 120 тысяч веретен). Николаю Гавриловичу пришлось не только заниматься землемерными работами, для земельного устройства помещичьих крестьян в восьми селениях, но заведывать и вообще всем имением из 12 тысяч десятин земли, а также управлять и фабрикой. Дела было много и при том не мало такого, где Добрынкину приходилось до некоторой степени учиться самому. Все это, несмотря на хорошее обеспечение в материальном отношении, не могло располагать к оседлости, и Николай Гаврилович искал случая уйти куда-нибудь... Наступил 1861 г.; русское общество, давно уже подготовляемое к тому, с нетерпением ждало момента, когда по слову незабвенного Государя вековое рабство должно было стать достоянием истории. 19 февраля по всей России в храмах это великое слово было произнесено, миллионы русского народа, от мала до велика, преклонили колена и со слезами возликовали от чарующей, радостной и давно желанной вести. Сразу изменились отношения... Эта великая и славная реформа возбудила во всех слоях интеллигенции самые лучшие порывы, стремления и желание лично и совместно потрудиться на пользу и во благо низшей братии; а работы предстояла масса: сформировались новые распорядки по крестьянскому управлению и самоуправлению... Потянуло на этот новый, светлый путь и Николая Гавриловича Добрынкина. Было не мало дела и по его специальности, — требовалась масса рук для производства отмежевания крестьянских наделов. Но до поры до времени приходилось ограничиваться одними желаниями, так как службу у Протасьева оставить было не легко, благодаря тому, что на Добрынкина возложено было множество разнообразных обязанностей. Скоро однако дела у самого Протасьева начали принимать такой оборот, который постепенно развязывал Николаю Гавриловичу руки и тем самым освобождал его от некоторых дел. В то время, по случаю американской войны, русские фабрики вообще переживали крупный кризис: американского хлопка очень мало стало поступать на рынок в Россию, да и тот сильно поднялся в цене; в тоже время произошел общий застой в торговле. Все это отзывалось на фабричных делах угнетающим образом: у Протасьева дела шли незавидно и он не прочь был продать фабрику в Юже вместе с оставшеюся от надела крестьянам землей. В конце 1863 г. Н.Г. Добрынкин наконец расстался с Протасьевым, получив от него прекрасный аттестат за все время службы — как по откупным делам в Смоленской губернии, так и по управлению имением во Владимирской, где он произвел и размежевание с крестьянами. Освободившись от занятий, Николай Гаврилович, приготовляясь к практической деятельности по межеванию, занялся более точным определением своего положения, своих прав; в виду этого, он, с согласия начальника Владимирской губернии, в декабрь 1863 г. подвергнут был при Владимирской губернской чертежной испытанию, после чего получил звание частного землемера; в июле 1864 г. его зачислили на службу при Владимирской губернской чертежной без содержания от казны, именно в видах усиления межевых средств собственно по крестьянскому делу. Жил с 1963 года в Муроме (ныне дом №45 на ул. Ленина). Зимнее свободное время 1863 — 64 г. Н.Г. употребил на окончание своего «Топографически-статистического сборника Смоленской губернии», о котором сказано было выше. Надо отметить, что в то время начальником Владимирской губернии был генерал Самсонов Александр Петрович, бывший ранее начальником Смоленской губернии, о которой он сохранил самые лучшие воспоминания. Протасьев, видевший ранее у Добрынкина составляемый им сборник и восхищавшийся изяществом этого труда, рекомендовал Самсонову посмотреть его. В виду изъявленного согласия последним, Добрынкин по необходимости должен был заняться окончанием давно задуманного труда. Оконченный сборник Николай Гаврилович вручил Протасьеву, а тот — губернатору Самсонову. Последнему так понравился сборник, что он предложил автору представить его Государю Наследнику Николаю Александровичу. Так и было сделано: рукописный труд был препровожден по почте к состоявшему тогда при Наследнике генералу О.Б. Рихтеру, который и преподнес его Его Высочеству. В апреле 1864 г. Добрынкин получил уведомление от Рихтера, что Государь Наследник при благосклонном принятии его подношения благоволил пожаловать ему за труд золотые часы с такой же цепочкой и с надписью на них. Такое внимание, естественно, ободрило скромного труженика, он ликовал и тотчас же отправился во Владимир благодарить губернатора Самсонова за все его советы и хлопоты. О судьбе этого первого произведения Добрынкина мы рассказали несколько подробнее потому, что оно, с одной стороны, было образцом для последующей его деятельности в этом направлении, а с другой — послужило поводом к знакомству с К.Н. Тихонравовым, который в дальнейшей судьбе и работах Николая Гавриловича несомненно играл видную роль; наконец, и сама по себе судьба этого первого произведения дала толчок и уверенность к продолжению работ подобного рода; она указала Добрынкину, на каком поприще он может работать с пользою для себя и других. В 1860-х годах, когда появился во Владимирской губернии Добрынкин, бывший тогда редактором «Владимирских Губернских Ведомостей» К.Н. Тихонравов, этот беззаветно преданный делу изучения губернии, хорошо теперь известный всем интересующимся археологией и историей, уже образовал около себя кружок добровольных тружеников, по большей части вышедших из простого звания, которые по его указаниям и под его руководством выполняли намеченную им цель — изучали губернию во всех отношениях. Мелкий новый работник с особым восторгом и радостью принимался Тихонравовым в общую семью. Он умел расположить каждого новичка в свою пользу и тот охотно шел «в выучку» и делал — что ему рекомендовалось. Тоже случилось и с Добрынкиным. Приехав во Владимир благодарить губернатора, Николаи Гаврилович в канцелярии был встречен Тихонравовым, который не менее его искренно радовался получению щедрого царского подарка. Новые знакомые расстались друзьями, и Добрынкин уехал с обещанием заняться статистикой и по Владимирской губернии. В том же 1864 году И.Г. и приступил к выполнению своего обещания: в № 30 «Владимир. Губерн. Ведомостей» была напечатана первая его статья — «Слобода Мстера. Статистический очерк», вызвавшая небольшую поправку М.М. Ранга, помещенную в № 31-м. Эта статья Добрынкина, составленная по некоторым указаниям И.А. Голышева, жившего в сл. Мстере, была потом перепечатана в «Трудах Владим. Губерн. Статистич. Комитета» (вып. II, 1864 г., стр. 165 — 170), с приложением к ней рисунка слободы, исполненного в литографии Голышева. Принявшись за практическую деятельность по межеванию сначала в Меленковском, потом в Муромском уездах, что требовало массу времени, Николай Гаврилович на первых порах вынужден был только урывками собирать материалы для будущих работ, так как местности ему были совершенно незнакомые ни по составу населения, ни по природным богатствам. Вот почему, после напечатания первой статьи, является почти двухлетний перерыв в его литературной деятельности. Правда, от любознательного наблюдателя не ускользали те или иные проявления местной жизни, кое-что сейчас же просилось под перо, но Добрынкин полагал, что все это требует более тщательного изучения, хроникером же он не считал удобным выступать: впоследствии, как увидим, он регистрировал проявления текущей жизни, но при этом всегда просил К.Н. Тихонравова не выставлять его имени под сообщениями. Всем хорошо известно, как «любят» у нас в провинции корреспондентов и теперь, к каким средствам прибегают, чтобы «удружить» человеку, который решился предать гласности проявления нашей дикой воли, наших диких нравов,- вот «громы побед» прославлять можете, сколько угодно; а в то сравнительно отдаленное время «порядки на счет этого» были еще более определенные, и вздумай тогда Добрынкин корреспондировать, осталось бы от него одно слабое воспоминание, а межевать, зарабатывать кусок хлеба ему, вероятно, не пришлось бы. Работал Н.Г. на первых порах главным образом в Меленковском уезде, местности довольно глухой, где население крепко привязано к земле, из котором только одной и извлекает свои выгоды, средства для своего существования. Промыслы здешнего населения, особенно в то время, были малокультурны, чужды всякого «новшества», и потому богатства земли эксплуатировались почти единственно в пределах потребностей домашнего обихода. Деготь, смола, лыко, глина, руда — вот продукты местных производств... И как ни просто все это было, сведений об этом в печати почти не было. Николаи Гаврилович явился первым основательным исследователем этих промыслов. Первою статьей его о Меленковском уезде была — «Льняная промышленность в Меленковском уезде» («Влад. Губ. Вед.» 1866, № 3). В том же № 3 помещена была и другая статья его — «Деревня Шилова, меленков. уезда. (Промысловой очерк) (пильщики), потом — в № 16 «Льняное производство в Меленков. уезде. (Сельскохозяйственная заметка)», в № 17 — «Известковое производство в меленк, уезде. (Промысловая записка)». Эти, так сказать, первые опыты с очевидностью доказывали, что редакция «Владимир. Губерн. Ведомостей» приобретает в Добрынкине нового весьма полезного сотрудника, и К.Н. Тихонравов, всегда чуткий к явлениям подобного рода и всегда готовый всячески поощрять своих сотрудников, не замедлил предложить в заседании Губернского Статистического Комитета 15 декабря 1866 г. об избрании Добрынкина в действительные члены, и он был избран единогласно. Последние две статьи Добрынкина являются прототипом всех последующих его статей подобного содержания, т. е. когда он описывает тот или другой промысел, и нужно по справедливости отметить, что план описания сразу был выбран самый удачный. Приводит он краткую историческую справку об описываемом промысле в той или другой местности, сообщает местные условия, благоприятные для развития данного промысла, далее даст подробное описание всего процесса производства, размеры его, цены на рабочие руки, наконец — существующие цены на продукты производства на месте и указывает места сбыта его; при всем этом, если является в том нужда, описание дополняется и другими сведениями. Как сказано, Николай Гаврилович на первых порах мог работать для газеты очень мало: в силу многих причин он должен был без устали заниматься межеванием в весенние и летние месяцы и приводить в порядок эти землемерные работы зимой (составлять и рисовать планы). Дело в том, что он, как причисленный к Губернской Чертежной, должен был давать ежегодно отчеты о произведенных работах, а на месте — производил их он не один и нужно было всех удовлетворить... Вот что писал он в одном письме к К.Н. Тихонравову: «... я постараюсь, в скором времени, Вам представить, лишь только поуберусь с запоздавшими делами, подготовленными в течение прошлаго лета, в которое мне пришлось усердно поработать: так много было межевых занятий, что едва успевал с ними справляться, оставляя притом черчение планов и прочее, почти третью часть труда, на зиму, а потому и зима мне будет давать мало свободного времени... Не писал к Вам, в течении прошлаго лета, потому, что положительно не мог свободно располагать временем, которое сопровождалось присутствием мирового посредника, и дела, большею частью, с поспешностию исполнялись по обязательному требованию кредитных учреждений — срочныя и вне очереди». И еще долгие годы продолжалась потом эта спешная работа... Работал Добрынкин особенно усердно и потому, что в ней видел единственный выход впоследствии на самостоятельную дорогу. Он слишком хорошо помнил ту домашнюю обстановку, в которой вырос, — он на примере матери своей, которая теперь жила с ним, видел — в чем главный источник существования для людей его среды: работай, работай и работай!.. И он, как видим, работал, но не только физически: в нем уже зародился интерес к изучению местного края и, в силу необходимости постоянно сталкиваясь с местными жителями, входя с ними в общение, Николай Гаврилович не опускал ни одного случая, чтобы отметить все интересное и иногда своеобразное. Таким именно путем собирался у Добрынкина материал для будущих литературных работ. В 1867 году он напечатал только одно исследование (в № 39) — «Фабрикация рогож в селе Григорове, меленковского уезда», но за то в этом же году он выступил с новым видом работ, всегда, к сожалению, редких в нашей губернии, — именно по этнографии. Просматривая первое сообщение Добрынкина из этой области — «Село Чаадаево муромского уезда. (Свадебный обряд. — Обычай хоронит «кострому». — Обычай кричать коледу)» в № 29 за 1867 г. (перепечатано в «Труд. Владим. Губерн. Статистич. Комитета», вып. VII (1868 г.), стр. 17 — 31), удивляешься, как широко и полно охватил намеченный вопрос автор, казалось, совсем незнакомый с этим предметом, и как умело, без излишества, передал существующие обычаи. И надо только сожалеть, что К.Н. Тихонравов, по преимуществу археолог, не интересовался особенно этнографией и потому не принимал мер к более обширному собиранию подобного материала. Впрочем, Николай Гаврилович и в следующем, 1868 г., напечатал несколько подобных сообщений («Коледа в селе Юже, вязниковского уезда» — в № 2, «Коледа в муромском уезде, в деревн. Эфановой и Дьяконовой» — в № 12, «Вязниковский уезд Владимирской губернии. Этнографический очерк» — в №№ 27 — 31 (перепечатано в «Труд. Влад. Губ. Статистич. Комитета», вып. VII (1868 г., стр. 42 — 77), где говорится о с. Юже, об обрядах при свадьбе, об офенях, посидках и сообщается словарь своеобразных слов и потом еще несколько раз возвращался к подобного рода работам, но все это было только между прочим, систематического изучения с этой стороны жизни местного населения он не предпринимал, хотя, судя по напечатанным сообщениям, и можно было ждать в лице его серьезного, основательного этнографа. Мы объясняем этот пробел отчасти тем, что, как сказали выше, не было особого запроса на подобные работы со стороны руководителя Тихонравова, отчасти и особо сложившимися обстоятельствами: в начале 1871 года Добрынкин женился на Екатерине Павловне Иниховой, которая в скором времени выступила в печати со своими работами по этнографии; Николай Гаврилович как бы уступил своей жене эту область в изучении местного края, а сам занялся другими отделами широко задуманной работы — изучить Меленковский и Муромский уезды во всех отношениях. Что К.Н. Тихонравов менее интересовался работами по этнографии, чем напр. по археологии, это видно из того, что у него подобные статьи залеживались по году и более. Так, в марте 1871г., посылая в редакцию очерк свадебного обряда в Меленковском уезде, Добрынкин писал Константину Никитичу: «прошу Вас возвратить мне статью «Осенние вечера в меленк. у.», посланную Вам мною в прошлом году, которая до сих пор не была напечатана в вашей газете, из чего я заключаю, что она совсем не будет Вами пропущена в печать, а потому желая извлечь из нее некоторые материалы для иной статьи, я и обращаюсь к Вам с такою просьбою». Оказалось совсем иное: «вечера» Тихонравов напечатал, но только в сентябре месяце 1871 г. Продолжая изучать существующие промыслы (в 1868 г. Добрынкин напечатал одну статью — «Разработка алебастра в муромском уезде. Статистическая заметка» — в № 15), Николай Гаврилович по самому свойству своих практических работ по необходимости наталкивался на такие местности, которые своим необычайным видом, формой останавливали его внимание; из расспросов крестьян он узнавал существующие предания о них. А между тем он знал и много раз читал в местных ведомостях подробные описания подобных мест, как имеющих археологическое значение. Это навело его на мысль собирать более подробные сведения об этих местах, изучать их; в ведомостях с удовольствием принимали подобные сообщения, и он в 1868 г. напечатал: «Популинский оселок в вязниковском уезде» — в № 9 и «Указание некоторых (10) местностей, с народными о них преданиями в меленковском уезде. (Археологическая заметка)» — в № 14. Так незаметно вступал Н.Г. на путь изучения облюбованного им края в историческом отношении. В том же 1868 г. Добрынкин принял большое участие в устроенной Статистическим Комитетом постоянной выставке мануфактурных и заводских произведений и при ней музея от Комитета: он доставил для последнего образцы руд Меленковского уезда, а также поделился уже составленными им коллекциями палеонтологических предметов, в виде окаменелостей. «Душевно радуюсь, - писал он 25 ноября Тихонравову, — что мои посильныя и скромныя приношения заняли место в ряду более интересных диковинок на постоянной выставке»... Так постепенно втягивался Н.Г. Добрынкин в работу по изучению Меленковско-Муромской области, которая впоследствии была подробно описана им. В 1869 г. он напечатал: «Географическо-статистическое описание гор. Меленок и уезда его» — в №№ 19, 21 и 22 (перепечатано в «Труд. Влад. Губ. Статист. Комитета» вып. VIII (1870 г.), стр. 5 — 27); в 1870 г. — «Стары девы» — в № 22, «Колода в меленковском уезде» — в № 23, «Пастушничество в меленков. у.» — в № 26 (все три статьи по этнографии), «Особенности некоторых местностей (3) в меленк. у.» — в № 27, «Село Воютино. Археологическая записка» — в № 35 и «Населенные местности в меленков. Уезде» (дер. Фурсова) — в № 37; в 1871 г. — «Свадебный обряд в меленков. уезде. Этнографический очерк» — в №№ 28 и 29 и «Осенние вечера в меленк. у.» — в № 39 (некоторые из статей 1870 и 1871 гг. по этнографии были перепечатаны в «Труд. Влад. Губ. Стат. Ком.», вып. IX (1871 г.), стр. 74 — 94). В 1872 г. напечатано Добрынкиным: «Вольные ямщики» — в № 11, «Мирския повинности крестьян меленковского уезда в 1870 г.» — в № 13 и «Обряд опахивания в г. Меленках» — в № 42. Все указанные статьи, по большей части незначительного объема, были, так сказать, переходной ступенью в деятельности Добрынкина: относясь по содержанию к намеченным им ранее работам, они являлись отдельными этюдами большого составлявшегося им труда, касающегося Меленковского уезда. Часть этого труда послана им была в Центральный Статистический Комитет и вошла в издание последнего — «Материалы для изучения кустарной промышленности и ручного труда» («Статистический Временник Российской Империи». II. Вып. 3-й, стр. 282 — 293, о Меленковском уезде), а полностью он был напечатал во Владимире: «Очерк сельского хозяйства, мелкого ручного труда и других незначительных крестьянских промыслов в меленковском уезде» во «Влад. Губерн. Ведом.» 1873 г., №№ 3, 5 — 7, 11 и 12; «Рудокопное дело в меленк. у.», там же, в № 19; «Меленковский уезд в сельско-хозяйственном, ремесленном, промышленном, промысловом и экономическом отношениях» — 1874 г., №№ 18, 19, 21, 22, 24, 25, 28 и 29 (перепечатано в «Труд. Владимир. Губ. Статистич. Комитета» вып. X (1874 г.), стр. 138 — 200); «Меленковский уезд в гидрографическом отношении» — 1874 г., № 37. К ряду этих же работ должны быть отнесены: «Семик и Троицын день в гор. Мелснках» (1873 г., № 25) и, как заключительная часть к уезду, «Жизнь, нравы и обычаи крестьян в меленковском уезде. (Этнографический очерк)» — 1875 г., №№ 27 — 30, 32 — 34 (перепечатано в «Ежегоднике Влад. Губерн. Статистич. Комитета», т. 1, вып. 1 (1870 г.), столб. 69 — 118). Уже одно заглавие статей, являющихся особыми главами общего труда, указывает — насколько описание Добрынкина полно обнимает уезд. Как уже сказано было выше, это явилось плодом занятий Николая Гавриловича по межеванию в Меленковском уезде, где он работал до конца 1872 года (летом этого года он хотя и перешел в Муромский мировой съезд, но пока не оставлял и Меленковского). Исходивши от края до крал весь уезд, Добрынкин несомненно имел возможность ознакомиться со всеми местными особенностями, и потому-то описание его является полным и — главное — очень точным. Покончив работы в уезде и напечатав описание его, Н.Г. Добрынкин с половины 1870-х годов всецело отдается изучению уже Муромского уезда, а Меленковскому уделяет не много внимания, и то в позднейшее время. Так, только в 1885 г. он вспомнил об уезде и напечатал: «Город Меленки» — в № 4; «Смологонное производство в меленков. у.» — № 7; «Льняная промышленность в меленк. у.» — в № 27; «Плетение коробиц в меленк. у.» — в № 32; еще через 10 лет он напечатал — «Курганныя находки в селе Урванове меленков. у.» (1895 г, № 40); «Народные обычаи в меленков. уезде. Масляница. — Проводы русалки» (1896 г., № 6), и «Производство мочала в меленков. у.» в статье «По пути» (1897 г., № 22). Если ко всему этому прибавить, что в 1879 г. Добрынкин издал «Карту меленковского уезда», с статистическими сведениями, то получим полный перечень всего напечатанного им об уезде.
Жил Н.Г. Добрынкин постоянно в Муроме, т. е. имел там оседлость и проводил зимнее время. При всех занятиях, не мог он быть чуждым и общественной жизни этого города и своими впечатлениями иногда делился с К.Н. Тихонравовым. А последний, желая разнообразить содержание ведомостей, не редко пользовался, для освещения местной общественной жизни, сведениями и своих уездных корреспондентов, — так иногда, с небольшой переработкой, печатались целые письма, адресованные Тихонравову, а не для газеты. Этим путем Константин Никитич оживлял местный отдел, приобретал новых корреспондентов и для газеты. Так начал сотрудничать, как хроникер общественной жизни в Муроме, и Н.Г. Добрынкин. В письме от 25 ноября 1868 г. он сообщил Тихонравову несколько слов о муромской жизни, а тот, сократив, напечатал это в № 51 «Ведомостей» за 1868 год; потом Николай Гаврилович начал делать сообщения уже прямо для газеты, и таким образом появились его мелкие известия: «Борьба с волком» — 1869 г., № 9; «Любительский спектакль» — 1872 г., № 11; устройство чайной для солдат и открытие читальни при ней — 1875 г., №№ 13 и 16 — 17; об устройстве волшебного фонаря, выписанного для чтений в местной команде — № 20 и т. д. (см. 1876 г., №№ 4, 30 и 48; 1879 г., №№ 3, 9 и 21; 1880 г., № 42; 1882 г., № 17; 1886 г., № 22; 1887 г., №№ 17 — 18, 34, 36, 40 и 44; 1893 г., №№ 8 и 13; 1895 г., № 8). На протяжении 30 слишком лет сообщений таких сделано было Добрынкиным, правда, не много, но и вообще надо сказать он не обладал той «легкостью пера», которая должна быть присуща хроникеру общественной жизни; он был более склонен к усидчивому труду, где, не торопясь, на основании цифровых данных, подробного изучения того или иного явления, можно сделать тот или другой вывод, не гоняясь за особой красотой слога. Помимо всего этого, он и не находил удобным выступать в роли корреспондента. Вот что писал он в апреле 1872 года Тихонравову: «Моя статья о муромских любительских спектаклях, казалось бы невинная, наделала большого безпокойства между заведующими кассою: во первых, стараются узнать виновника статьи,- перевирают ее содержание и высказывают много интересных и поучительных эпизодов в денежных делах импровизованной труппы любителей; я конечно не объявляю о себе, иначе не узнал бы любопытных закулисных тайн, да и если сказать о своем авторстве, то наживешь множество незаслуженных неприятностей, а потому и Вас прошу не открывать автора той статьи, тем я получу право в другой раз сообщить что либо из нашей городской хроники печатно». Уделяя свободное время для «ведомостей» и Губернского Статистического Комитета, по вызову К.Н. Тихонравова и постоянно поощряемый последним, Николай Гаврилович старался содействовать успехам Комитета не только своими литературными трудами: как мы видели, он представил свои коллекции для выставки; убеждал других к пожертвованию различных коллекций в музей при Комитете; как довольно хороший рисовальщик, по указанию Тихонравова, срисовывал со старинных вещей, икон, зданий и пр. копии, жертвовал редкие книги и т. п. В 1872 г. он приступил к изготовлению слепков с медалей, жетонов и разных вещей для Музея. Одним словом, он готов был делать все, что мог. Такие-то люди именно и дороги в провинции, где средств для общественных учреждений, в роде, напр., Музея, нет, и где, стало быть, приходится надеяться только на сочувствие и содействие обыкновенно немногих лиц. В числе таких лиц был и Добрынкин; и К.Н. Тихонравов готов был исполнять всевозможные просьбы и поручения своих сотрудников, только бы поддержать их сочувствие. Добрынкин, помимо своих литературных работ, особенно дорог был Константину Никитичу, что он умело и точно срисовывал со старинных предметов, и эти рисунки, благодаря содействию другого сотрудника, И.А. Голышева, Тихонравов имел возможность прикладывать к изданиям Комитета. Личная жизнь Н.Г. Добрынкина за это время устраивалась в самом желательном для него направлении: продолжая работы по межеванию, он, поселившись окончательно в Муроме, свел здесь круг знакомства, был радушно принимаем в домах местной интеллигенции; после женитьбы в 1871 г. на младшей дочери местного доктора Инихова, связь с обществом еще более укрепилась и Николай Гаврилович стал своим человеком. Служебная его деятельность также била поощряема: в 1876 г. он получил первый чин, со старшинством с 1874 г., и таким образом окончательно освобожден был от податного состояния. Покончив с изучением Меленковского уезда, как уже было сказано, Н.Г. Добрынкин отдался почти всецело изучению Муромского уезда и этим занимался до конца жизни. В сентябре 1872 года Добрынкин писал Тихонравову: «Нынешнее лето я перешел в Муромский мировой съезд, в то же время не оставляя и Меленковский пока, а потому имел случай собрать достаточно совершенно новых материалов по Муромскому уезду, о котором я надеюсь представить Комитету некоторые подробные особенности края в отношении как топографии, так статистики, промышленности и других научных отделов». В письме от 27 июля 1873 г. он говорит: «скажу Вам, что о Муромском уезде у меня собрано материалов, весьма любопытных, по крайней мере года на три моего литературного труда». Действительно, подробное изучение уезда дало такой богатый материал, что его хватило не на три, а почти на пятнадцать лет. Основная часть труда Добрынкина, под заглавием «Географическо-статистическое описание Муромского уезда», начата печатанием в 1870 году и продолжалась в последующие годы. Этот труд, был составлен по тому же плану, как и описание Меленковского уезда, но только здесь автор дает более подробные сведения. Как видим, значительную часть работы занимает описание промыслов населения уезда, и это вполне понятно, так как они там сильно развиты. В предисловии к своему труду автор говорит, что «в ряду уездов Владимирской губернии, Муромский, — по своим промыслам, кустарной промышленности и другим особенностям крестьянского быта, — занимает в губернии видное место»... И можно теперь отметить, что исследованием Добрынкин по этому уезду, в ряду существующих описаний, отведено место вполне ему подобающее, и нужно только сожалеть, что все это разбросано по множеству №№ газеты, а не сведено в одну книгу. Указанными статьями однако не исчерпывается изучение и описание Добрынкиным Муромского уезда: сюда должны быть отнесены и другие статьи его, касающиеся той же местности. Так, многочисленные его сообщения о метеорологических наблюдениях, произведенных им в гор. Муроме, а также сельско-хозяйственные его заметки (1880 г., № 18; I860 г., №№ 1 — 3 — «Посевы и урожаи хлебов и трав в 1885 году) дополняют первую часть его труда — обозрение внешней стороны уезда — в географическом отношении. Относительно метеорологических наблюдений Добрынкина из переписки его с Тихонравовым открывается одна прелюбопытная подробность. С самого начала он возымел желание посылать свои ежедневные наблюдения в Импер. Русское Географическое Общество, о чем и просил Тихонравова написать туда. Однако в январе месяце, препровождая Константину Никитичу метеорологические наблюдения за октябрь — декабрь 1875 г., он пишет: «не откажите переслать их в Географическое Общество — это последняя моя посылка для Общества, которое так внимательно относится к моим трудам, что в продолжении 2-х лет не сказало даже ни слова мне». Далее, к трудам по Муромскому уезду нужно отнести статью Добрынкина — «Очерк сельского хозяйства в Муром. у.», напечатанный в «Трудах Император. Вольного Экономии. Общества» (1880 г., т. 1, № 4, стр. 410 — 419); «Карту» уезда со статистическими данными, изданную в 1877 году, и к ней «Поверстник» (23 стр.); «Народные юридические обычаи в Муром, у. Сватовство» (1895 г., № 48); «Народные обычаи в Муром, у. Масляница» (1893 г., № 49); «Рачий мор в Муром, у.» (1894 г., № 32), и, наконец, одну из самых больших и в высшей степени интересных его работ — «Сто лет назад и теперь. Статистическое обозрение Муромского уезда». В последнем труде автор сообщает сведения о каждом селении в уезде. Не ограничиваясь изучением жизни населения в настоящем состоянии, Н.Г. Добрынкин, как сам он говорит, под влиянием К.Н. Тихонравова стал интересоваться стариной и древностями, а затем знакомство с гр. А.С. Уваровым в 1877 г. «еще более упрочило его в изучении доисторической эпохи», — одним словом, Николай Гаврилович нередко брал на себя и роль историка уезда. Мы уже отмечали, что еще при изучении Меленковского уезда Добрынкин делал попытки к собиранию данных для истории этого уезда; но там он наталкивался на них случайно и, как любознательный человек, не мог и не хотел проходить мимо их, этих данных. Здесь, в Муроме, дело обстояло несколько иначе. Тихонравов, как видно из писем, поручал ему делать рисунки, напр. с каменного яшмового креста, с вещей, представляемых Добрынкиным в Комитет, с церквей, икон и проч. В конце 1872 г. Н.Г. уже пишет Тихонравову; «Особенно важная замечательность Муромского уезда это — находки каменных стрел, подвесок и черепков из не обожженной глины, — все это безспорно свидетельствует об обитателях каменного века в этой стране... Об этой местности и находках я вместе с планом представлю Вам свои изыскания и описание»; видимо, он уже проникся интересом к подобным предметам и, невзирая ни на что, желает производить исследования. В июне 1874 г. он обращается к Константину Никитичу с такою просьбою: «не найдете ли возможным предложить мои услуги тому Археологическому Обществу, в котором Вы состоите членом; я, на первый случай, представил бы некоторые вещи (находки Муром, у.), а потом собрал бы сведения о курганах и т. п. предметах старины, на которые, пожалуй, составил бы планы и рисунки, а то у меня ускользают многие археологические особенности безследно». В марте 1875 г. (№ 12) было напечатано сообщение его «Борки (бугры) с предметами каменной эпохи», а в апреле он уже сообщал Тихонравову: «в нынешнее лето намереваюсь заняться собиранием сведений по части древностей и вообще археологии по Мурому и уезду его: предмет этот мне начинает нравиться; жаль, что я мало знаком с ним и не имею под рукой никаких сведений для ближайшего руководства при этих работах»; в июне — «свою археологическую коллекцию я понемногу увеличиваю числом рисунков с древних вещей и предметов». В августе — «если Вы будете так добры и меня устроите в Археологическом Обществе, то я могу на первый случай прислать описание Муром. у. в археологическом отношении, с указанием тех местностей, которые имеют какие-либо особенности...». В ноябре — «за приделанное Вами, весьма кстати, начало к описанию моему Ильинской церкви, я Вам очень благодарен, подумывал и я нечто в этом роде сделать, да не достало той опытности и знания, которыми Вы заручились. Много интересует меня археология, но без предварительного знакомства с этим предметом трудно что-либо усвоить себе». 17 июня 1877 г. он познакомился в Муроме с rp. А.С. Уваровым, производил с ним расколки, в сентябре прислал Тихонравову корреспонденцию по поводу своих археологических раскопок и обещает прислать таковую же «о раскопках бронзоваго века». 4 октября 1877 г., препровождая записку о курганных находках, Добрынкин пишет: «как видите, Наш покорнейший слуга начинает втягиваться в археологию и по правде сказать — она меня очень интересует». В сотрудники Московское Археологическое Общество избрало Добрынкина 30 мая 1877 г. Из этих выписок мы видим, что любознательный Николай Гаврилович, благодаря изобилию попадавшихся ему предметов старины глубокой, желал постичь «суть» их «в корне», но не легко это знание давалось ему. Из напечатанных им заметок ясно видно, что хотя «в точности» всего предмета ему осилить и не удалось, но все же он приобрел и по части археологии сведения вполне достаточные. На первых порах его особенно интересовала так называемая доисторическая эпоха Муромской округи: он увлекался раскопками, собиранием остатков от пребывания человека из времен той далекой старины; сохранил ли он эту «любовь» и в последующее время, — мы не знаем, но одно можно сказать: неблагодарна была эта работа, и вот почему: Муромский уезд в этом отношении был достаточно обследован многими настоящими знатоками, и Добрынкину приходилось только по их тропинкам и следам разыскивать те или иные предметы, а это едва ли могло быть интересным и производительным трудом. А масса была дела другого, почти никем не початого: в Муромском уезде с городом нашлись памятники старины исторической, и в таком изобилии, что и после Н.Г. Добрынкина осталось еще много не обследованного... И здесь, в этих занятиях, несомненную услугу Николаю Гавриловичу оказал Тихонравов: из писем Добрынкина ясно видно, что у Константина Никитича на этот счет была своя особая система постепенного ознакомления новичка с предметами старины, — видимо, он давал советы, на что нужно обращать главное внимание при изучении подобных предметов, где их находить, что срисовывать и пр. Добрынкин пунктуально исполнял его советы, и мы видим, что из него выработался действительный знаток, неутомимый в разыскивании и описании предметов старины, достойных всеобщего внимания. Съезд в Риге не был единственный, посещенный Добрынкиным: он принимал участие на археологических съездах и в Москве (в 1890 г.) и в Вильне (1893 г.). Когда открыт был в Москве Комитет Антропологической выставки, Н.Г. Добрынкин принял и там участие своими сообщениями по доисторической археологии; за это был зачислен он 2 июня 1878 г. в члены выставки, на которой потом и экспонировал предметы каменной эпохи. О выставке он поместил статью во «Влад. Губ. Ведомостях» (1879 г., № 25), а по окончании ее (в 1879 г.), Императорское Московское Общество Естествознания, Антропологии и Этнографии избрало Н.Г. Добрынкина 1 июня 1880 г. в действительные члены. Императорское Московское Археологическое Общество 19 января 1901 г., на основании §§ 28- 30 Правил Комиссии по сохранению древних памятников, избрало Н.Г. Добрынкина иногородним представителем Комиссии по наблюдению за памятниками старины в гор. Муроме и его уезде. Совершенно особо стоят другие труды Добрыпкина, относящиеся тоже к истории гор. Мурома и его уезда. Собирая в продолжении многих лет всевозможные материалы для истории изучаемого края, он имел возможность отыскать многие рукописи прежних историков-любителей, многие акты относящиеся к тому же предмету в местным архивах, наконец — он тщательно собирал и записывал устные рассказы очевидцев или по преданию. Часть собранного таким путем материала Н.Г. обработал в отдельные статьи. Когда строилась Муромская железная дорога, Николай Гаврилович поместил несколько статей как о значении этой дороги, так и о порядках на ней: «Сооружения Муромской железной дороги» (1873 г., № 1); «Поездка по Муромской железной дороге» (1860 г., №№ 30 и 33; 1881 г., №№ 19, 28 и 32). Перед нами прошел длинный ряд заметок, статей и даже целых монографий, написанных Добрынкиным; все это, касающееся по преимуществу двух уездов — Меленковского и Муромского, — красноречиво говорит нам о необыкновенном трудолюбии автора и близком знакомстве его с предметами исследования, со всеми условиями жизни описываемых уездов. Из массы написанного Добрынкина особенно выделяются его обширные исследования уездов в сельско-хозяйственном, топографическом,. географическом и других отношениях. Здесь автор, не мудрствуя лукаво, дает подробное и точное описание исследуемого края в том или другом отношении, и в общем получается довольно полная картина, освещенная с разнообразных сторон. Нельзя ставить в упрек неутомимому труженику, если в его работах не найдем мы строго и научно обоснованных выводов и широких обобщений: давая везде материал достоверности, не подлежащей сомнению, автор и не задавался широкими задачами, — он только регистрировал факты, предоставляя другим делать из них научные выводы. Да и ждать работ другого рода от Добрынкина было бы неосновательно. Получивший, как мы видели, довольно скудное образование, Николай Гаврилович должен был работать в глухой провинции, где людей науки и вообще людей литературного труда почти совсем нет, где, стало быть, для скромных тружеников нет ни авторитетных руководителей, ни каких либо пособий, — работай каждый за свой страх и по своему разумению. Большое еще счастье, что в провинции находятся такие любители, каким был во Владимирской губернии К.Н. Тихонравов: они пробуждают интерес к общей работе на пользу родного края и мало-помалу привлекают к этому скромных тружеников, добровольных работников. Эти любители — руководители играют весьма важную роль в жизни провинции, — не будь их, она еще долго бы дремала. При обзоре литературной деятельности Н.Г. Добрынкина мы уже упоминали, что он неустанно собирал всевозможные предметы древности; из всего этого у него составилась довольно интересная коллекция грамот, монет, вещей, фотографий и проч. Всем этим он охотно делился с интересующимися, показывая и объясняя каждую вещь. И здесь, в кабинете Николая Гавриловича, каждый любитель мог найти если не подлинник, то самое точное изображение тех древностей, которыми богат Муромский край.
Служба Добрынкина по Губернской Чертежной продолжалась до 25 мая 1880 года; в июле (26) 1883 г. он был определен в штат канцелярии Владимирского Губернатора, в 1890-х годах выступил, как владелец крупного земельного участка, в роли общественного деятеля: с 1894 по 1900 г. был гласным Муромского уездного земства, состоял несколько лет членом уездного училищного совета, а в 1899 и 1900 гг. (до 18 ноября) был и председателем Муромской уездной земской управы (по назначению). Но вся эта служба скорее, можно сказать, отвлекала его от любимых занятий. Литературные труды, и только они, сделали имя его широко известным. Так 31 марта 1876 г. Юрьевское Общество сельского хозяйства избрало его членом-корреспондентом; за изучение Добрынкиным крестьянского хозяйства и кустарной промышленности Императорское Вольно-Экономическое Общество 15 июня 1878 г. избрало его в члены - сотрудники; бывший в 1897 г. в Москве международный конгресс обратил особое внимание на представленное Николаем Гавриловичем собрание рисунков по изучению флоры Муромского уезда и за это Императорское Русское Общество по акклиматизации животных и растений присудило ему 1 октября 1897 г. свидетельство на бронзовую медаль. Наконец, с 26 ноября 1898 г. Н.Г. Добрынкин вошел в состав членов-учредителей Владимирской Губернской Ученой Архивной Комиссии. За те же литературные труды он не один раз был жалован и Высочайшими наградами: 5 декабря 1877 г. — орденом Станислава 3 ст., 9 апреля 1880 г. — орденом св. Анны 3 ст. и 16 декабря 1899 г. — орденом Станислава 2 ст. — Кроме того, в 1887 г., за поднесение Государю Императору экземпляра сочинения «Державные гости в гор. Муроме с 1445 по 1837 г.» ему объявлена была 22 декабря благодарность Его Величества. Дослужился Добрынкин до чина (с 19 ноября 1898 г.) титулярного советника. Итак, мы видим, что Н.Г. Добрынкин прожил свой век не бесплодно: он, не жалея сил, работал на пользу общества и края, ставшего второй его родиной, работал, не заботясь об известности, работал бескорыстно, без всякой задней мысли, вполне довольный сознанием, что не зарыл своего таланта. Работал он не ослабевая до последних дней и готов был работать еще долго, так как материала было уже собрано им на многие годы. Но вдруг все изменилось, изменилось совершенно неожиданно для него и для знавших его. Страдая в последние годы ослабленной деятельностью сердца, Николай Гаврилович не редко жаловался на стеснение в груди и на одышку. Это страдание свело его и в могилу. Проводя лето на даче, в конце августа 1902 г. Н.Г. вернулся в Муром, по видимому, вполне здоровый; но здесь скоро прежние припадки возобновились и до такой степени усилились, что пришлось лечь в постель. Принятия всевозможные меры ни к чему не привели, и 31 августа 1902 г., в 5 ч. утра Добрынкин скончался. похоронен на Напольном кладбище г. Мурома.
Коллекцию Добрынкина передал в фонды Муромского музея его младший сын Владимир, который был первым хранителем музея. В 1930-е годы Владимир Добрынкин был репрессирован и выслан из Мурома.
«24 февраля 1895 года я очень опасно заболел, вероятнее всего инфлюэнцей так, что болезнь шла прогрессивно до 2 марта; когда я сподобился приобщиться святых таинств, она стала ослабевать и медленно сокращаться. Вскоре служившая у нас горничной девушка, сирота 17 лет, Софья Леонтьевна Щеглова из деревни Большое Макарово, нашла небольшой деревянный образок св. великомученика и целителя Пантелеймона, как бы в исцелении меня от болезни. Такая находка была для меня чрезвычайно приятна и отрадна. В ней я видел Божие милосердие к себе и выздоровление. Образок до сих пор хранится у меня, и я перед ним молюсь ежедневно».
