Воспоминания Капитона Михайловича Фёдорова Капитон Михайлович Фёдоров (1925-2006) родился в 1925 году. С 1936 года жил во Владимире, окончил здесь школу, ремесленное училище, машиностроительный техникум.
С 1943 года он работал на Владимирском тракторном заводе.
В 1982 году ему было присвоено звание «Лучший рационализатор Владимирской области».
Он был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «За доблестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения Ленина», медалью «За трудовое отличие», медалью «Ветеран труда», юбилейными медалями.
МОЯ МАЛАЯ РОДИНА, МОИ ПРЕДКИ
К.М. Фёдоров
К.М. Фёдоров
Моя родина - село Абабурово Небыловского уезда Владимирской губернии (позднее области). Село было расположено по двум сторонам небольшой реки. Во времена моего детства село было довольно большое, в нём была церковь в честь архангела Михаила, школа, торговая лавка.
Мой дед, Матвей Васильевич Фёдоров (1870- 1934), был крестьянином-середняком, исполнял обязанности церковного старосты. Моя бабушка, Александра Семёновна Соргучёва (1873-1943), была грамотной, читала по-старославянски, хорошо знала церковное писание, а также много сказок, пословиц и поговорок, была остра на язык. Крестьяне Фёдоровы были зажиточные, поэтому жили они в собственном кирпичном доме под железной крышей с хозяйственными пристройками, где держали корову, лошадь, овец, кур. Семья владела садом и усадьбой. В семье было 5 детей: 4 дочери (Анна, Ефросинья, Анастасия, Наталья) и сын Михаил. Мой отец Михаил Фёдоров родился в 1902 году. Так как Михаил был единственным сыном, то ему в семье уделялось больше внимания. Как и все деревенские мальчишки, он и зимой, и летом помогал родителям по хозяйству. С 8 лет стал подпаском, то есть был третьим помощником пастуха, пас скотину. Он окончил 4-классную церковно-приходскую школу с похвальной грамотой. Михаил работал с отцом в единоличном хозяйстве. В свободное время гулял с друзьями по селу, пел частушки, плясал под гармонь и балалайку, на которой умел хорошо играть.
В том же селе жила семья Ермиловых. Жили Ермиловы в 2-этажном полукаменном доме (низ каменный, верх деревянный). При доме были хозяйственные постройки: гумно, рига, амбар, омшаник, баня. В семье было 2 лошади - одна рабочая, другая выездная. Кроме лошадей, Ермиловы держали двух коров, овец и кур. Глава семьи Иван Степанович (1870-1947) занимался сельским хозяйством - работал на земле, разводил скотину, торговал лошадьми и другим скотом. На свои средства купил и содержал для села племенного быка. Он содержал чайные в Небылом, Коврове и Иванове. Ещё он был хорошим печником. Иван Степанович был человеком грамотным, не пьющим и не курящим, но нюхал табачок. Его отец, мой прадед Степан Яковлевич Ермилов (1850-1920) тоже крестьянствовал в Абабурове. Напротив дома Ермиловых был громадный сад, в котором было особенно много кустов чёрной смородины. Урожаи смородины были такими большими, что приходилось нанимать рабочих для её сбора. Потом смородину продавали. Садом и огородом занималась хозяйка дома, моя бабушка Александра Васильевна Ермилова, в девичестве Яковлева (1871-1948). Она сама нанимала работников и вела с ними все расчёты. По характеру была женщиной строгой и скрытной, о ней говорили - «палец в рот не клади - сразу откусит». Она вела домашнее хозяйство, воспитывала детей. У Ермиловых было их четверо: 2 дочери и 2 сына (Елизавета, Прасковья, Иван, Василий).
И. К. Чистякова: Абабурово - небольшое село Небыловского сельского поселения в 30 километрах от Юрьев-Польского. Семейства Фёдоровых-Ермиловых принадлежали к крестьянскому сословию, самому многочисленному в России в ХѴІІІ-ХІХ веках. В начале XX века в России проводилась столыпинская реформа с целью создания в деревне крепкого единоличного собственника. Она разрешила выход из крестьянской общины и сведение надельной земли в отруб. Этим воспользовались семейства Фёдоровых и Ермиловых. Они занимались сельским трудом: выращивали зерновые культуры, разводили домашний скот и птицу. Продукты животноводства - масло, мясо, яйца - реализовывались в городе.
МОИ ДЕТСКИЕ ГОДЫ В СЕЛЕ, СЕМЕЙНЫЙ БЫТ, ТРАДИЦИИ И ОБЫЧАИ
В 1922 году Михаил Фёдоров женился на дочери зажиточного крестьянина-торговца - Елизавете Ивановне Ермиловой (1904 г.р.). Михаил и Елизавета обвенчались в церкви, сыграли свадьбу (без вина, так как действовал сухой закон). После свадьбы для молодых был построен отдельный кирпичный дом с двором, был выделен надел земли, а также лошадь, корова, овца, сельскохозяйственный инвентарь, в том числе сбруя, телега, сани. Михаил начал работать как единоличник на своей земле. Надел молодые поделили на части. Одна часть была отдана под огород, где выращивали морковь, лук, капусту, свёклу. На другой части они разбили сад со смородиной, крыжовником, малиной. В поле сеяли рожь, пшеницу, овёс, горох, вику, лён. Из семян льна отжимали масло. Работали от темна до темна, но и отдача была хорошей - в семье была своя картошка, хлеб, масло, молоко, мясо. Осенью резали овцу или бычка, мясо засаливали и хранили в погребе в деревянных бочках.
В 1923 году в молодой семье родилась дочь Нина, в 1925 году - сын Капитон, в 1928 году - сын Василий, в 1931 году - дочь Светлана, в 1935 году - дочь Клавдия, в 1940 году - сын Александр. Не обошлось без потерь, умерли дочь Нина и сын Коля. Я с 5 лет ходил с родителями в поле. Помню, как отец в поле сеял из лукошка рожь, а в конце лета я смотрел, как мать жала рожь серпом. Весной я вместе с отцом ездил в поле, куда на санях возили навоз, сгружали его, а отец разбрасывал его по участку. Мама вставала очень рано, чтобы подоить корову, а, заслышав пастуший рожок, выгоняла корову в стадо на пастбище. В обед, часов в 12-13, все женщины прихорашивались, брали вёдра и шли в стадо, которое пастух пригонял в определённое место на полдник, то есть на дойку.
Два или три раза в неделю мать пекла хлеба, так называли чёрный хлеб. По воскресеньям она пекла пироги с картошкой или капустой, а иногда куженьки с творогом (ватрушки), садились за стол всей семьёй, и пили чай с сахаром вприкуску. В воскресенье отец в самоваре варил всем по яйцу. В престольный праздник села - Михайлов день - в гости к нам приходила вся родня, сёстры отца с мужьями и детьми, а также родственники со стороны матери. И наоборот, когда были престольные праздники в их сёлах, то мы ходили в гости к ним. Народу собиралось так много, что спать укладывались на полу. Летом в Ильин день всё село, от мала до велика, собиралось на Гремячем лугу в километре от села. Надевали самое лучшее, брали много снеди, и с семьями шли на луг. Там от души веселились, пели народные песни и частушки, плясали под гармонь и балалайки. В свободное время дети, подростки и молодёжь играли в лапту, чижик, бабки на поповом лугу.
И. К. Чистякова: В основе всех сторон повседневной жизни русских крестьян лежал земледельческий труд, который являлся не просто занятием или средством получения дохода, а образом жизни, признаком, характеризующим крестьянина как человеческий тип. Крестьянское хозяйство олицетворяло собой единство производства и потребления, самоценный семейный организм, соединяя в одном лице хозяина-организатора и работника-исполнителя. Исходным началом изменений в российской деревне 1920-х гг. стала национализация земли и передача основной части сельскохозяйственных земель в пользование крестьян. С 1917 по 1929 годы национализация земли сочеталась с уравнительным землепользованием единоличных крестьянских хозяйств. Следствием этого стало осереднячивание деревни. Подсчёт и анализ данных Российской Академии истории материальной культуры свидетельствовали, что подавляющее большинство крестьян (71,2%) в 1920-е годы продолжало придерживаться традиций своих отцов и дедов. Лишь незначительная часть (9%) отнесла себя к тем, кто перестал придерживаться «старых привычек». В 1920-е гг. религиозность в крестьянской среде была достаточно высокой, хотя и наблюдалось её падение. Атеистическая пропаганда, культурная работа в деревне меняла мировоззрение крестьян, появились те, кто открыто порвал с религией, но их было не много.
ИЗМЕНЕНИЕ ЖИЗНИ НА СЕЛЕ В КОНЦЕ 1920-х-НАЧАЛЕ 1930-х ГОДОВ
Но такая крестьянская жизнь скоро закончилась - стали давить государственные поставки. В конце 1920-х годов церковь в селе закрыли, там поставили сепаратор и принимали от жителей молоко, которое они должны были сдавать по госпоставкам. Но женщины на Пасху по-прежнему пекли куличи и красили яйца, собирались вместе и шли в церковь соседнего села Котлучино в 5 км от Абабурова. Дед Матвей Васильевич Фёдоров, который был церковным старостой, после закрытия церкви и снятия с неё колоколов заболел и скончался в 1934 году. Перед смертью он позвал меня и мою двоюродную сестру Капитолину, чтобы попрощаться, дал мне 3 рубля, а Капе 5 рублей. Его жена, моя бабушка Александра Фёдорова, после смерти мужа переехала жить к дочери Ефросинье в село Невежино.
Вскоре по селу пошли разговоры о вступлении в колхоз и раскулачивании. Видя такое положение дел, дед Иван Степанович Ермилов свернул все свои дела, продал дом, скотину, и в 1929 году переехал во Владимир. В городе он пополам с мясником Петром Титовым купил 2-этажный дом на Пятницкой улице, каждому досталось по 3 комнаты и по кухне. Дед купил корову, а бабушка Александра продавала часть молока. Их дочь Прасковья работала в артели «Индпошив» швеёй. Дед устроился работать сторожем при Успенском соборе, в котором был зерносклад. Но всё-таки советская власть достала деда, он был осуждён в 1931 году как бывший кулаки сослан в Казахстан. Дед вернулся из ссылки, но был лишён избирательных прав, а на дом его заставили написать отказ в пользу города, оставив для семьи 2 комнатки.
Мой отец Михаил Матвеевич в 1931 году вынужден был вступить в колхоз, потому что за усадьбу и дом нужно было платить госпоставки, то есть сдавать государству молоко, мясо, яйца, шерсть, а зимой работать на лесозаготовках. Он стал работать счетоводом, отдав в колхоз землю, лошадь, даже сбрую. Отец говорил, что в колхозе работают спустя рукава, плохо смотрят за скотиной, особенно за лошадьми. На трудодни в колхозе почти ничего не давали, вся надежда была на усадьбу, но лошадь для обработки земли не давали, а лопатой много не наработаешь. Жить стало очень тяжело. Корову вскоре продали, так как нечем было её кормить. Овец еле додержали до весны, настолько они были худы, еле стояли на ногах. Хлеба мы почти не видели. У моей матери на руках было уже четверо детей, но и она должна была выработать определённое количество трудодней, поэтому мать устроилась почтальоном. Она несколько раз в неделю пешком ходила в село Кишлеево в 8 километрах за корреспонденцией, ей даже выдали на всякий случай револьвер.
В 1932 году я пошёл в 1-й класс. Вот как меня собирали в школу. С отцом мы взяли овечьи шкуры и пошли к скорняку в село Невежино, там с меня сняли мерку и сшили мне шубу. Потом купили мне школьную сумку, обтянутую цветастым ситцем. В школе мне выдали букварь, грифельную доску и грифель. В классе в 1-ю смену занимались одновременно в одном помещении 1-й и 3-й классы, а во вторую смену 2-й и 4-й классы. Учитель был один на все классы. В нашу школу, кроме детей из Абабурова, приходили дети из близлежащих деревень. Большинство детей брали с собой на обед бутылку молока и хлеб. Так я проучился 3 года.
И.К. Чистякова: Перемены в повседневной жизни деревни воспринимались крестьянами настороженно и входили в жизнь лишь в том случае, если соответствовали крестьянской ментальности, способствовали улучшению их жизни. Каждый крестьянин был обязан отработать определённый минимум «трудодней» как в колхозе, так и на общественных работах. В трудовую повинность включались обязательства по гужевым, строительным отработкам, работе на лесоповале, ремонте дорог и так далее. Колхозникам за трудодни полагалось некоторое вознаграждение, однако его размер обычно был весьма и весьма низким, а часто они вовсе не оплачивались. В 1932-1933 годах советские колхозники получили «обязательства» по государственным поставкам. Как правило, это был перечень видов сельскохозяйственной продукции, которые производили колхоз и личные подворья крестьян. Была упразднена свободная торговля хлебом и другими сельскохозяйственными продуктами, проводилась политика раскулачивания. Многих граждан страны Советов охватило чувство страха и неуверенности.
БЕГСТВО ИЗ КОЛХОЗА, ПЕРЕЕЗД ВО ВЛАДИМИР, НАЛАЖИВАНИЕ БЫТА
В 1934 году вернулся из ссылки мой дед Иван Степанович Ермилов. После ссылки он стал работать сторожем в артели «Индпошив» около «Люлинского» магазина, где уже работала швеёй его дочь. Вскоре после возвращения дед приехал навестить родню в село Абабурово, всё внимательно осмотрел. В деревне он ни с кем не встречался, и о своей жизни в Казахстане не рассказывал. Если кто-то спрашивал, чем он там занимался, то отвечал, что клал печки, а он был хорошим печником. Обратно дед взял с собой во Владимир меня погостить. Здесь я впервые увидел электрическое освещение и радио. Глядя в окошко в сторону Клязьмы, я видел, как у подножия Пушкинского парка прыгают с парашютом.
Дед стал уговаривать переехать в город свою дочь Елизавету, мою маму, с семьёй. Мой отец долго хлопотал, чтобы ему выдали справку о том, что его отпустили из колхоза. Добившись этой справки в 1936 году, он продал оставшуюся скотину и весь скарб с домом. Дом купило правление колхоза.
Иван Степанович и Александра Васильевна Ермиловы
Мы поселились во Владимире в 1936 году. Первое время жили у родителей моей матери - Ивана Степановича и Александры Васильевны Ермиловых. Они жили с семьёй (дочь Прасковья и сыновья Иван и Василий) на Октябрьском спуске в доме № 4 (ранее Пятницкая улица). Они занимали всего 2 комнаты на 2-м этаже, но не отказались приютить родственников. Так и жили 11 человек на 35 кв. метрах. Мой отец, Фёдоров Михаил Матвеевич, поступил работать в Военторг сторожем сада на Козловом валу (бывший Архиерейский сад), который в то время принадлежал Военторгу. Вскоре отцу дали для проживания с семьёй сторожку (4x5 метров) в саду без электричества (вечером зажигали керосиновую лампу), радио, но и этому были очень рады. Одновременно отец поступил учиться на вечернее отделение рабфака на курсы бухгалтеров, которые окончил через 6 месяцев. Получив аттестат, он устроился сначала в городское коммунальное хозяйство счётным работником и по совместительству косарем по уборке травы в «Липках», потом в железнодорожную столовую калькулятором. Как сторож в Военторге, он получал 90 рублей, как счётный работник - 120 рублей. В то время были такие цены на продукты: чёрный хлеб - 85 коп. за 1 кг, белый хлеб - 1 руб. 70 коп. за 1 кг, сахар - 4 руб. 50 коп. за 1 кг, масло сливочное - 6 руб. за 1 кг, водка - 6 руб. за литр, за ¼ литра - 3 руб. 15 коп. У нас в семье мы ели, в основном, картошку, кукурузную и пшённую кашу. Покупали всё самое дешёвое. За пшеном и кукурузной крупой были большие очереди. Часто покупали хамсу. Сахар кусковой кололи щипцами на маленькие кусочки и пили чай «вприкуску». Чай заваривали фруктовыми плитками. Масло сливочное никогда не покупали, только подсолнечное. Колбасы мы не пробовали. Мясо ели очень редко, в суп его клали для навара. Суп, в основном, ели «забелённый» молоком. С тётей Пашей мы ходили сажать картошку в поле за фабрикой «Пионер». Мы, дети, очень любили полакомиться мороженым, которое продавали на улице. У продавщицы были специальные металлические бачки, где была масса. У неё также было специальное приспособление, которое выдавливало мороженое. Оно состояло из железной банки и стержня. Продавщица нажимала на стержень и выдавливала мороженое на круглую вафлю. Цена мороженого была - 20, 40, 80 копеек. Первый раз я попробовал макароны у друга Фили Мизюркина, мать которого работала поваром в физкультурном техникуме и время от времени кормила нас. Была карточная система, но в городе было открыто много кооперативных магазинов и 2 магазина «Торгсин», в которых продавали продукты и промтовары на золото. После отмены карточек промтоваров, одежды и обуви всё равно было не достать, в очередях за ними стояли ночами. Однажды был такой случай. Отец выстоял двое суток в очереди и купил ткань для матраса в сине-белую полоску. Тётя Паша из этой ткани к празднику 1 Мая сшила мне и брату Васе костюмчики. Когда мы в этих костюмчиках появились на улице, то все показывали на нас пальцем и кричали: «Человек-невидимка!». Мы с братом побежали прочь с Большой улицы и по задворкам добрались до дома. Там мы разревелись, сняли костюмчики, сказав, что никогда их больше не наденем. Недолго думая, мама перекрасила их в чёрный цвет, и мы стали ходить в них в школу.
Позднее, перед войной, отец работал счетоводом в разгрузочно-погрузочной конторе на железной дороге. Он получал 200 рублей в месяц.
Чтобы не потерять жильё, мать и дедушка Иван Степанович оформились сторожами сада. Одно время они держали в саду корову и поросёнка. Для того, чтобы приобрести хоть какое-то сносное жильё, отцу пришлось уйти с работы на железной дороге и поступить на владимирский молокозавод возчиком. На лошади он развозил молочные продукты по магазинам. Молокозавод предоставил семье жильё по адресу: улица III Интернационала, дом № 38, квартира 1. Квартира, а вернее, полуподвал был без каких-либо удобств, не было электричества, воды, даже печки. Отец и дед Иван Степанович отремонтировали её сами, за свой счёт.
И.К. Чистякова: Проблема жилья в городах в 1930-е гг. стояла наиболее остро. Интенсивный рост населения обгонял рост жилплощади в два-три раза. Для получения свободной жилплощади использовались всевозможные методы, в том числе выселение, лишение квартир и временная аренда. Горожане, лишённые возможности получить жильё, строили землянки, перегораживали квартиры, коридоры, заселяли ванные комнаты и подвалы. Особенностями советской системы питания стали её закрытость и нормируемость. Карточная система на хлеб была введена в СССР в 1929 году. За хлебом последовало нормированное распределение и других дефицитных продуктов: сахара, мяса, масла, чая и т.д. Место торговли занимало «отоваривание:» по так называемым «заборным документам» и ордерам через закрытые распределители, рабочие кооперативы и отделы рабочего снабжения. Карточная система не распространялась на так называемых «лишенцев» (граждан, лишённых избирательных прав): бывших буржуа, дворян, предпринимателей, священников. Они должны были приобретать продукты в государственных коммерческих магазинах, на рынке или в «Торгсине» (Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами) за золото, серебро, бриллианты, произведения искусства.
Постановлением от 7 декабря 1934 года после повышения в июне цен на «карточный хлеб» в два раза, что приблизило их к коммерческим ценам, с 1 января 1935 года карточная система была отменена. Через несколько дней после решения пленума ЦК об отмене карточек, были установлены новые розничные цены на ржаной и пшеничный хлеб и значительно более высокие цены на муку. Одновременно с началом свободной продажи продуктов, вводилось ограничение по отпуску товаров в одни руки. Но на местах, исходя из реального наличия продуктов, часто устанавливали нормы выдачи, отличные от общесоюзных. Рабочие, отстояв день за станком, вынуждены были целыми семьями стоять в очередях ночами. Исключительно на рынке горожане покупали картофель, творог, мясо, однако частники устанавливали более высокие цены. Серьёзные проблемы существовали в плане снабжения населения одеждой и обувью. Готовая одежда и ткани стоили очень дорого, поэтому рабочие были вынуждены тратить много времени на починку и переделку старого платья.
Михаил Матвеевич Фёдоров с детьми
ДОВОЕННОЕ ДЕТСТВО
Мы жили в центре города на Большой улице (ул. III Интернационала). Через дорогу были Торговые ряды с «Бабьими воротами», а дальше - базар. В то время в «Бабьих воротах» чем только ни торговали: морсом, пивом. Но главное для нас, для детей, - стояла масса лоточников с петушками на палочке, «тянучками», ирисками, жареными пирожками с ливером, красивыми шариками на резинке, искусственными цветами, бумажными гармошками, свистульками. И вот однажды мы с бабушкой пошли на базар, и я выпросил у неё купить мне бумажную гармошку, ведь она издавала очень приятные звуки. Возвратившись домой, я целый день играл на ней, а к вечеру она у меня сломалась. Этот эпизод с гармошкой мне очень запомнился, ведь мне так хотелось её иметь! Ещё один эпизод, который мне памятен из детства, - это поход с бабушкой в парикмахерскую. В парикмахерскую я пошёл первый раз в жизни, до этого меня стригла или мама, или кто умел и хотел. Я очень боялся и упирался при входе в парикмахерскую. Бабушка всё-таки затащила меня, вместе с парикмахером усадила в кресло. Парикмахер накрыл меня очень белой простынёю и начал не ножницами, а машинкой стричь меня наголо. Гляжу я на себя в зеркало и вижу, что голова у меня круглая, а по белой простыне бежит вошь, я постарался стряхнуть её незаметно.
Однажды мы с бабушкой собрались в церковь у старой аптеки. Бабушка заранее купила мне белую поношенную рубашку в серый горошек. Мы отправились в церковь. В церкви я всё время крутил головой, а бабушка толкала меня в бок со словами: «Не вертись по сторонам!». А мне было так интересно: и росписи стен, и иконы, и поп.
Запомнился мне ещё один эпизод из детства - это самостоятельный поход в воскресенье в парк имени Пушкина. Там было просто загляденье. Играл духовой оркестр. Масса людей ходила по аллеям парка взад и вперёд. Кто-то ходил парами, кто-то компаниями в ряд по 2-4 человека. Все шли спокойно, тихим шагом, беседовали, а мы, пацаны, носились между ними.
Очень хорошо я помню катание обруча по Большой улице от Золотых ворот до Креста (пересечение нынешних улиц Большой Московской и Гагарина). Обруч представлял собой железное кольцо, к которому была прикреплена загнутая проволока. Мы с друзьями целыми днями гоняли этот обруч. Ещё одно развлечение подростков и молодёжи - гулять по Шалопаевке вдоль Торговых рядов, главным магазином в которых был Торгсин.
Учился я в начальной школе № 2 на улице Первомайской, недалеко от Золотых ворот. После окончания 4-х классов нас перевели в среднюю школу № 6, рядом с клубом имени Молотова. Однажды в большую перемену мы бегали по залу и до того убегались, что я сел на урну, которая была сплетена из прутьев, и раздавил её вдребезги. Вокруг собрались ребята, и кто-то крикнул: «Вот это Туше!». В это время по литературе мы проходили рассказ про Гавроша, в котором был персонаж Туше. Так мне дали прозвище «Туше», которым меня звали до 1943 года, пока я не пришёл работать на ВТЗ. В школе в то время у всех были прозвища, иногда очень забавные: «Мызя», «Кабыздох», «Красный», «Мора».
Зимой до войны мы с удовольствием катались на самодельных санках - «рулевиках». Это были деревянные широкие полозья, обитые внизу железом. На них клали или доску, или фанеру. Катались с вершины Козлова вала от водонапорной башни, мимо Золотых ворот, по Первомайской улице до церкви Никиты Мученика, и даже до Лыбеди. На санках сидели по 10-15 человек. Мчались с криком, улюлюканьем, чтобы расступились прохожие. На Козловом валу в водонапорной башне были установлены два огромных бака с водой, которая из них поступала в городской водоканал. Там жила с семьёй Пирогова, сын которой, Миша, был моим другом. Там же на Козловом валу в двух деревянных домах был приют, потом в одном из них поселились семьи военнослужащих.
На Спасской улице в красном кирпичном доме сначала был родильный приют, который потом стали называть роддомом. Напротив, в здании «пожарки», была телефонная станция. Здесь мы с мальчишками играли в футбол мячом, сшитым из тряпок. Стадион «Локомотив» принадлежал железной дороге. На футбольные матчи на стадион собирался весь город, мальчишки, не покупая билетов, пробирались на стадион через дыры в заборе. Во Владимире была своя футбольная команда - «ТФК» - физкультурного техникума.
В городе работал клуб имени Молотова (потом Дом офицеров). В нём показывали кино, устраивались танцы под оркестр. Был также Дом Красной армии, в этом здании потом находился обком партии, а позднее - стоматологическая поликлиника и студенческая больница. В ДКА был кинозал, танцевальный зал, библиотека, читальня. Кинофильмы мы также смотрели в кинотеатре «Художественный» и в «Доме колхозника» на улице Ленина (ныне ул. Гагарина).
Аэродром был на месте новой ТЭЦ на берегу Клязьмы. Там устраивались городские праздники, работали буфеты, устраивались показательные полёты, и даже демонстрировали лошадей-тяжеловозов.
В городе до войны, в основном, был гужевой транспорт. Легковые извозчики стояли и ждали клиентов у «Круглого ГУМа». Летом кони были запряжены в коляски, а зимой в сани. Курсировал по городу автобус, водителем которого был дядя Ваня. Изредка по городу проезжали грузовые машины - полуторки. Горожане, в основном, ходили пешком. Покойников хоронили на специальном катафалке, который везли лошади.
И.К. Чистякова: В 1930-е годы в СССР была проведена радикальная реорганизация системы школьного образования. В 1930 году было введено всеобщее обязательное начальное обучение. А постановлением «О структуре начальной и средней школы в СССР» (1934) государство определило структуру школьного образования с преемственностью её ступеней. Согласно постановлениям правительства, в стране были установлены следующие типы школ: начальная школа (1-4 кл.), неполная средняя школа (5-7 кл.), полная средняя школа (8-10 кл.). Вводились обязательные для всех программы с точно очерченным кругом систематизированных знаний; устанавливалась классноурочная организация школьной работы, твёрдое расписание и состав учащихся, систематический индивидуальный учёт знаний по пятисловесной системе (очень плохо, плохо, посредственно, хорошо, отлично); устанавливалась руководящая роль учителя в классе, усиливалась идеология и централизация в системе образования.
Несмотря на трудности и помощь детей в хозяйстве, игра оставалась важной частью жизни ребёнка. По воспоминаниям старожилов, в 1930- 40-е годы дети чаще всего играли в различные подвижные игры на улице, и девочки, и мальчики - все вместе.
НАЧАЛО ВОЙНЫ, УЧЁБА, РАБОТА В КУЙБЫШЕВЕ, ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
Летом 1941 года после окончания учебного года я со своей тётей Фроней пошёл пешком в деревню Невежино Небыловского района, где жила моя бабушка Александра Семёновна, папина мама. Идти с тётей Фроней было очень интересно, так как она знала много сказок, поговорок, всевозможных историй. Эту дальнюю дорогу до деревни мы прошли удачно.
В деревне моя бабушка Александра Семёновна Фёдорова жила у своей дочери Ефросиньи и её мужа Сергея. В её семье было 4 дочери: Капитолина, Анна, Нина и Градя. Жила в деревне и другая наша родня - Паша Куприянова, её сын Федор служил в армии, а с ней были дочь и сын Сергей. С Сергеем, который был моим ровесником, мы очень дружили - вместе ходили в лес, ловили руками щурят, а, наловив, жарили их у него дома, было очень вкусно.
На ночь я уходил с другими детьми спать в житницу (амбар для хранения муки и зерна). Там было прохладно, мы с удовольствием рассказывали анекдоты и вели всевозможные разговоры. В деревне в это время шёл сенокос. Сенокос был в деревне как праздник - вечерами играли гармошки, слышались песни. Так отмечали удачную работу, и не думали, что вот-вот начнётся война.
Когда стало известно о начале войны, сразу стало тихо, люди замолчали. Через несколько дней, когда началась мобилизация, повсюду стали слышны крики и плач. Я один отправился домой во Владимир, конечно, пешком. Всю дорогу я не слышал ни в одной деревне смеха или песен, только стоны и плач провожавших в армию своих отцов, мужей, сыновей. Вернувшись во Владимир, я его не узнал. Люди стали говорить тихо, по Шалопаевке никто не гулял, в парке им. Пушкина и в «Липках» не было людей, хлеб и продукты уже выдавали по талонам. Осенью 1941 года в городе появилось очень много беженцев из Москвы. Машины через город шли вереницами, и не было им конца. Один раз у нас дома заночевали беженцы из Москвы, они были не из бедных, один из них подарил мне белый шарф.
В сентябре 1941 года я поступил учиться в РУ (ремесленное училище) № 7, в 4-ю токарную группу. Большинство моих сверстников тоже поступили в РУ Училище находилось в здании бывшей начальной школы. Это красное кирпичное 2-этажное здание около стадиона «Локомотив» (его нынешний адрес: пер. Спортивный, 2).
В школе ФЗО
В училище нас одели - чёрная шинель, брюки, гимнастёрка, ботинки и ремень с пряжкой с буквами «РУ». Нас хорошо кормили, 3 раза в день. Сначала мы питались в столовой физкультурного техникума (в здании пехотного училища), затем в здании сельскохозяйственного техникума. Училище было оборудовано станками и верстаками. В нашей мастерской стояли простейшие токарные станки, которые работали от общей трансмиссии. Директором РУ № 7 был в то время Баженов, помощником по политической части Алякритский, а мастером у нас был Николай Николаевич Бебенин. Николай Николаевич научил нас читать чертежи и работать на станках. До войны курс обучения был рассчитан на 2 года, но я проучился 8 месяцев и был выпущен со специальностью - токарь-универсал 3-го разряда.
Вместе с другими выпускниками я был отправлен в Иваново с последующей отправкой куда-то. В Иванове к нам присоединились выпускники из разных городов, в итоге набралось человек 100-120. Пока мы жили в Иванове, мы питались на фабрике-кухне. Потом нас повезли в Кинешму, там посадили на пароход «Радист Кренкель» и вниз по Волге мы отправились в город Горький. В Горьком нас пересадили на другой, огромный пароход «Гражданин» и повезли вниз по Волге до города Куйбышева. Там нас высадили. И оказалось, что это наша конечная остановка.
Сначала нас поселили в центре города Куйбышева, в здании бывшего областного суда. Через несколько дней нас повезли на «Безымянку» в «Юнгородок», и устроили на работу на авиационный завод № 4 имени Фрунзе. В то время на заводе изготовляли авиамоторы. Нас распределили по разным цехам. Я попал в корпус нагнетателя не по специальности токаря, а сверловщиком на радиально-сверлильный станок СТ-К. Весь «Юнгородок» состоял из бараков, в одном из которых мы и жили. Таких как я, там проживали тысячи, потому что на «Безымянке» было 3 громадных авиационных завода №№ 1, 19 и 24, а также завод имени Ворошилова, где делали орудия. Мы постоянно слышали с той стороны пулемётные и орудийные выстрелы.
В бараках были устроены двухэтажные нары, на которых мы спали. Оставить в бараке ничего было нельзя - могли стащить. В каждом бараке была камера хранения. Уходя на работу, все сдавали туда самое ценное, а, приходя с работы, забирали. Ходили в баню, правда, это была не баня, а санпропускник. Входя в него, всю одежду сдавали в жарницу, где её прожаривали, чтобы не было вшей, но они всё равно были. Карточки на хлеб нам не давали, а выдавали ежедневно спецталоны, по которым нас кормили в столовой и выдавали хлеб. Работали мы по 12 часов и очень часто без выходных.
Я доработался до того, что еле ноги таскал и не ходил на работу. Но когда я поправился, то на завод меня не пустили, потому что в ячейке не оказалось моего пропуска. Я потолкался-потолкался у проходной дня 2-3, и решил уехать домой. Я забрал свои вещи из камеры хранения и пошёл на Цыганский рынок - громадный рынок на «Безымянке». Там я продал кое-какие вещи: спецовку, которую выдали на работе, суконные отцовские брюки. Билет ни на поезд, ни на пароход мне не продали, так как документов у меня не было никаких, кроме свидетельства о рождении, а кругом дежурила милиция. Мне порекомендовали идти пешком до Ставрополя (имеется в виду Ставрополь Куйбышевской области, который в 1950-х гг. в связи со строительством Жигулёвской ГЭС был перенесён на новое место и получил новое название - Тольятти), а дальше через Рузаевку, Красный Узел до Горького, а из Горького до Владимира, потому что въезд в Москву был запрещён. И я пошёл через Жигули в Ставрополь. Не помню, на чём я уехал из Ставрополя, на поезде или на пароходе, но в памяти отложился путь от Рузаевки до Красного Узла. Ехал я на товарнике на сцепке. В Красном Узле меня ссадили с поезда и забрали в милицию. Там я провёл ночь. Меня отпустили. Я снова сел на товарник, ехал в вагоне, в котором везли какое-то удобрение. Доехал до Горького, а из Горького на грузовике добрался до Дзержинска. В Дзержинске я забрался в кузов проходящей в колонне машины, едущей до Москвы, и таким образом доехал до Владимира. Когда я приехал домой, все ахнули, я как будто с неба свалился.
И.К. Чистякова: Во время Великой Отечественной войны подростки работали во всех отраслях индустрии, поставлявших фронту самолёты и танки, миномёты и снаряды, продовольствие и военную форму. Среди них было много подростков, выпускников многочисленных ремесленных училищ (РУ) и школ фабрично-заводского обучения (ФЗО). Эти учебные заведения в разных городах страны были созданы в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 октября 1940 года «О Государственных Трудовых резервах СССР». В конце 1941 года профессиональные учебные заведения превратились в настоящие «школы-заводы», где изготовление оборонной продукции происходило непосредственно на базе производственных мастерских. Во Владимире ремесленное училище на 250 человек было открыто осенью 1940 года. Оно готовило слесарей-инструментальщиков и станочников. Училище было открыто на базе школы ФЗУ (фабрично-заводского ученичества) завода «Автоприбор». РУ было расположено в здании бывшей неполной средней школы № 4 (у стадиона «Локомотив»). В те годы училище не давало среднего образования, только рабочую специальность. Выпускники были востребованы на всех промышленных предприятиях области. «Безымянка» - крупный промышленный и жилой массив, расположенный в юго-восточной части города Куйбышева (Самары), в окрестностях железнодорожной станции Безымянка. В годы Великой Отечественной войны близ этой маленькой станции был построен гигантский индустриальный комплекс. В августе 1940 года в предчувствии большой войны с фашистской Германией советское правительство приняло решение о строительстве в Куйбышеве группы авиационных и моторных заводов. Благодаря тому, что строительство авиационных предприятий в окрестностях Куйбышева началось ещё осенью 1940 года, заводское оборудование, прибывавшее сюда с запада после начала Великой Отечественной войны, на месте назначения размещалось отнюдь не в чистом поле, а в практически готовых производственных корпусах. К моменту прибытия заводов на месте бывшей степи уже стояли все основные производственные корпуса будущего авиационного комплекса-гиганта, готовые к работе на 80-90 процентов. В этих корпусах всего за два месяца работники эвакуированных заводов в невероятно суровых условиях сумели наладить выпуск грозных штурмовиков Ил-2.
Для обеспечения безымянских предприятий рабочими кадрами здесь в течение 1942 года собирали тысячи молодых людей из различных городов и сёл. Их размещали в десятках деревянных бараков, которыми в течение 1941-42 годов была спешно застроена громадная территория вокруг оборонных заводов «Безымянки». Поскольку средний возраст здешних жителей в то время не превышал 16-18 лет, этот барачный посёлок и получил название «Юнгородок». Условия проживания здесь были, мягко говоря, очень трудными. Удобства располагались на улице, а внутренняя часть помещений представляла собой длинные ряды двух- или трёхэтажных деревянных нар, на которых рабочие спали иногда даже без матрасов. С наступлением холодного времени года внутри деревянных строений ставили временные печки-«буржуйки», которые, впрочем, в сильные морозы жильцов выручали слабо. Именно из-за них в зиму 1942-43 годов в посёлке «Юнгородок» произошло несколько серьёзных пожаров.
ПРОВОДЫ ОТЦА НА ФРОНТ, ЕГО ГИБЕЛЬ
Трудами мамы жизнь продолжалась. Мой отец Михаил Матвеевич до войны работал на молокозаводе в центре города на улице Красномилицейской. Его мобилизовали осенью 1941 года, он попал в 222-й стрелковый полк. По отзывам его сослуживца, политрука Полякова, отец служил в разведке. Под Сталинградом, в одном из боёв, проявив мужество и героизм, 20 ноября 1942 года он погиб. Он был похоронен со всеми воинскими почестями в деревне Паншино Сталинградской области. Позднее, после войны, Поляков написал в газете «Призыв»: «Боец 2-й стрелковой роты М.М. Фёдоров, бывший рабочий молокозавода, во время боя бутылкой с зажигательной смесью поджёг немецкий танк, а его экипаж уничтожил огнём из автомата».
Осталась моя мама Елизавета Ивановна с 5 детьми. <...> Мама без работы, без специальности, а главное, без кормильца. Кроме хлеба, нужны были соль, спички, мыло, одежда и т.д. Все эти заботы свалились на мамины плечи. И началась её нелёгкая жизнь, с 1942 по 1946 год. Она ездила по окрестным деревням менять вещи на картошку, зерно, муку, горох... Но по моему мнению, она не только меняла, но и «побиралась», хотя никогда в этом не признавалась. Однажды зимой она ушла менять вещи «по деревням», долго не возвращалась. Я пошёл её искать и встретил очень поздно вечером усталую, еле передвигающуюся у деревни Маслёнка в 10 километрах от города. Я взял у неё санки, и налегке она пошла побыстрее, дав мне горстку гороха, который я жевал до дома. Зерно, которое она привозила, мы ходили молоть на мельницу (сейчас там макаронная фабрика). Картошку варили в мундире, мяли, разводили молоком. Целый чугун этой картошки съедали за раз. Иногда она ездила менять вещи на горох в Навашино, за город Арзамас. Молокозавод нам помогал, иногда давал зерно и отруби, а иногда мама с завода приносила ведро обрата. Как могли, нам помогали дед и бабушка, другие родственники, но ведь и они жили по карточкам. Мы получали 400 граммов хлеба, а остальные продукты очень редко. За дровами мы с братом Васей ездили на санках за Клязьму к совхозу «Коммунар»: нарубим, привезём, кончатся дрова - снова едем. Ещё осенью мы ходили на колхозные поля перекапывать уже убранное картофельное поле, за день набирали по ведру картошки.
Вскоре после того, как отца призвали в армию, дирекция молокозавода переселила нас из подвала на первый этаж в том же доме № 38 в 2-комнатную квартиру. Квартира была тёплая и светлая. Два окна её смотрели во двор Пятницкой церкви, а одно окно выходило во двор на Клязьму. В подвал, где мы раньше жили, в одну комнату вселили бондаря с женой, а в другой они делали деревянные кадки. Часть их использовали для молокозавода, а часть продавали.
И.К. Чистякова: 22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война, которая не обошла стороной ни одну советскую семью. Среди массы возникших с началом войны проблем первоочередной являлась мобилизация. Из городов и районов Владимирского края в его современных границах в армию призвали почти 300 тысяч наших земляков. Из них более 134 тысяч не вернулись домой.
49-я стрелковая дивизия была сформирована в период с 6 по 20 января 1942 года в г. Иваново, а входящий в её состав 222-й стрелковый полк формировался в г. Владимире. В состав 222-го нашего (Владимирского) полка было включено около 2 тысяч ополченцев из Владимирской области разных возрастов. После доукомплектования и учений полк в составе 49-й стрелковой дивизии был направлен на Сталинградский фронт. В начале сентября 1942 года полк принял первый бой, который длился 5 суток. Сталинградская битва была самым суровым испытанием для полка, многие воины полка проявили героизм на сталинградской земле, немало из них отдали свои жизни за город - твердыню на Волге. Большую роль в работе по формированию полка сыграл наш земляк - капитан запаса Иван Степанович Поляков. Иван Степанович, будучи политработником, воодушевлял бойцов на выполнение боевых задач личным примером и активно участвовал в боевых действиях полка до 1944 года. В Белорусской операции 1944 года он был ранен и выбыл из строя.
МОЯ ТРУДОВАЯ ЖИЗНЬ
Вскоре после моего возвращения из Куйбышева я устроился на работу в артель «Электрик» строгальщиком. Там мы ремонтировали катушки для связистов. В артели я проработал до сентября 1943 года.
В сентябре объявили приём на завод № 303. Я без проблем уволился из артели и пошёл на Всполье. Там нашёл отдел кадров уже не завода № 303, а тракторного завода. Отдел кадров находился в деревянном 2-этажном доме (его сейчас нет). Во Владимире до войны на Всполье строились 2 авиазавода: №№ 303 и 328. В начале войны стройка прекратилась. Когда началось строительство ВТЗ в 1943 году, то в помещениях завода № 328 разместили инструментальный цех, где работало большинство выпускников РУ № 7, а завод № 303 переименовали в тракторный завод. Меня в отделе кадров оформили в механосборочный цех токарем. Утром, придя на завод, я впервые вошёл в корпус цеха, который показался мне очень большим. Цех оказался и очень пустым - там работали только такелажники и монтажники, которые устанавливали оборудование. Я нашёл начальника цеха, им был Барышников, который направил меня к табельщице для оформления. Итак, на следующий день я вышел на работу. Я обрадовался, так как меня сразу поставили к станку. Мне дали первое задание - сделать какие-то небольшие шпильки с резьбой с двух концов. Мой первый станок был новый универсальный токарный станок американского производства «Портер». Его я освоил довольно быстро с помощью мастера Смирнова, тоже токаря, года на 3 постарше меня, но имевшего уже опыт работы токарем. В цехе было очень мало народу, а новое оборудование устанавливалось ежедневно, в основном американское, да и инструмент тоже был американским. Механосборочный цех рос как на дрожжах, в нём первое время сосредоточился весь тракторный завод. В нём было всё - и термичка, и кузница, и автоматы, и прессы. Здесь же шла сборка изделий. В самом Владимире кадров для завода не было. Многим жителям не хотелось идти на завод в такую даль полем, в стужу, грязь, жару. Кадры на завод стали собирать добровольно-принудительно. Была мобилизована молодёжь от 14 до 17 лет. Это были мальчишки и девчонки из деревень всей Ивановской области. Часто ребята из деревень убегали с завода домой, но их возвращали, при этом вырезали часть талонов из хлебных карточек, как мы говорили, «делали штаны».
Так как я работал хорошо, и быстро освоил станки, то меня уже через месяц, то есть 10 октября 1943 года, назначили приказом по заводу помощником мастера с окладом в 660 рублей. В обязанности помощника мастера входило: помощь новичкам в освоении станков, наладка станков. Станки были разнообразные: токарные, карусельные, сверлильные, шлифовальные, фрезерные, долбёжные и другие.
Несмотря на все трудности с кадрами, механосборочный цех стал набирать темпы. В организации работы очень помог присланный к нам опытный инженер Владимир Якобсон, который стал начальником цеха. Ему было лет 55-60. Он хорошо знал немецкий язык, что впоследствии ему пригодилось при работе с военнопленными. С его приходом дело в цехе пошло на лад. В начале 1944 года в цех стали поступать выпускники РУ № 7 и авиамеханического техникума. В то время в цехе не было ни раздевалок, ни душевых. В холодное время работали в телогрейках и в пальто, потом в этой же одежде шли домой.
В конце 1943 года я увидел серую вереницу людей, идущих по 2-4 человека в ряд. Они шли от Всполья до проходной завода. Это были военнопленные. Было морозно, они были в шинелях, их головы были обмотаны платками, на ногах тоже было что-то намотано. Шли они очень медленно. Военнопленные стали работать на заводе, на стройке и в цехах. Жили они на заводе в лагере военнопленных и обедать ходили в столовую, которая была в лагере. Это были взрослые люди, квалифицированные рабочие. Работу на станках они освоили быстро. На нашем участке они работали фрезеровщиками, шлифовщиками, сборщиками и т.д. Их было человек 25-30, почти половина участка. Это были немцы, итальянцы, румыны. Работали они аккуратно, от звонка до звонка, по 12 часов. Мы относились к ним нормально, не было никакого антагонизма. Якобсон с ними разговаривал на немецком языке, они его боготворили и беспрекословно выполняли все его указания. Они и нам, мастерам, не перечили, а даже помогали, так как хорошо знали своё дело. Мне особенно запомнился один итальянец по фамилии Бояти. Он работал на сверловке заднего моста, а когда работал, то пел. У него был очень хороший тенор, мы заслушивались его песнями и часто просили его спеть что-нибудь, что он с удовольствием делал.
В наладке и освоении оборудования нам помогали командированные рабочие с Горьковского автозавода. Работа на заводе пошла ещё веселее, когда из Ленинграда пришли железнодорожные составы с литьём, поковами и оснасткой с Кировского завода. Мы стали осваивать трактор «Универсал». Все часто копошились у стендов, где решалось, из каких деталей собрать первые 5 тракторов НАТИ (Научно-исследовательский тракторный институт). Из механосборочного цеха отпочковались цеха: моторный, шасси, кузнечный, автоматный, сборочный (главный конвейер). В июле 1944 года были собраны первые 5 тракторов.
Меня назначили исполняющим обязанности мастера цеха шасси на участке «заднего моста и бортовой передачи». Детали этого участка были очень крупные и тяжёлые, от 100 килограммов. Никаких подъёмных механизмов не было, и всё приходилось поднимать вручную. Оборудование было универсальное американского производства, фирм «Цинциннати», «Портер», «Булард», «Глиссон», «Националь» и т.д. Цех не отапливался. В холодное время прямо в цехе жгли костры. Эмиссию отогревали факелами.
В декабре 1944 года на заводе были организованы курсы мастеров под руководством начальника производства завода Слуцкого. Курсы я закончил в июне 1945 года и получил удостоверение № 4 со званием «мастер холодной обработки металлов» с оценкой «хорошо».
24 апреля 1945 года был собран 500-й трактор. По этому случаю в ближайший выходной в здании машиностроительного техникума на улице Луначарского (бывший рабфак) был организован банкет для рабочих и служащих ВТЗ. Каждому цеху была отведена своя аудитория. Угощение было с водкой и очень хорошей закуской. Всё было торжественно и весело, тем более что с питанием в то время было плохо. В каждую аудиторию заходил директор завода Буров и поздравлял с пуском 1-й очереди завода.
20 ноября 1945 года мне вручили медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». Это было очень радостно, и я с гордостью её носил.
Приказом по цеху меня перевели в мастера, и я проработал мастером до мая 1946 года. Позднее, в 1956 году, я окончил машиностроительный техникум по специальности «техник-технолог». В 1952 году я был переведён в кузнечный цех мастером. В 1954 году был назначен начальником штамповочно-инструментального хозяйства кузнечного цеха, где и проработал до ухода на пенсию в 1987 году. В 1970 году мне было присвоено звание «Почётный ветеран завода». Также я награждён медалью «За доблестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина», медалью «За трудовое отличие», медалью «Ветеран труда», юбилейными медалями. В 1982 году мне было присвоено звание «Лучший рационализатор Владимирской области».
И.К. Чистякова: Строительство тракторного завода, по словам секретаря горкома И.И. Мирского, явилось «большим событием в жизни города, изменяющим его лицо». Война вызвала острейший дефицит рабочей силы. Это привело к тому, что горожане стали больше работать как на основном производстве, так и на других объектах по мобилизациям. Резко изменился половой и возрастной состав работающих. Значительный отток мужчин в армию вызвал необходимость широкого привлечения на производство женщин и детей. За годы войны к станкам на предприятиях города встало около шести тысяч подростков, число женщин увеличилось примерно на 10 тысяч и они составили 90% всех работавших. Для быстрейшего выполнения государственной программы по выпуску тракторов администрация завода пошла также по пути увеличения рабочего времени. Несмотря на то, что выходные на производстве вновь ввели в 1943 году, на ВТЗ работали по 12 часов в день без выходных (они появились там в 1946 году). Рабочие не выходили с завода в течение трёх недель: спали и питались прямо в цехах.
В качестве заключения: Время быстро несётся вперёд. В пыли веков мелькают человеческие жизни, судьбы, имена, характеры, чувства. История, знания о предках каждого отдельного рода или отдельной семьи, являются нашим национальным достоянием и гордостью. История моей семьи вобрала в себя главные события прошедших веков: отмену крепостного права, столыпинские реформы, Октябрьскую революцию, Гражданскую войну, коллективизацию и индустриализацию, Великую Отечественную войну, восстановление народного хозяйства и т.д. Воспоминания людей дают возможность воссоздать образ жизни и его изменение у представителей разных социальных слоёв, изменение их поведения и эмоциональных реакций на жизненные события.
Владимирский край в годы Великой Отечественной войны
Город Владимир в начале ВОВ
Жизнеобеспечение владимирцев в годы Великой Отечественной войны
Эвакогоспитали во Владимире 1941—1945 гг.
В мае 1942 г. была организована Владимирская городская станция переливания крови.
Георгий Николаевич Пальцев (1906—1964) — первый секретарь Ивановского обкома партии (11.01.1940-август 1944), секретарь Владимирского обкома ВКП(б) (август 1944-январь 1947).
Город Владимир и область в 1945-м году
Переход на послевоенный уклад жизни во Владимирской области
|
