Скобенников Алексей Иванович Скобенников Алексей Иванович (4(16).05.1885, Cуздаль — ?) - профессиональный революционер.
Скобенников Алексей Иванович
Скобенников Алексей Иванович родился 4(16) мая 1885 года в гор. Cуздале.
Учился в Киржачской учительской семинарии. В 1904 г. участвовал в семинарских марксистск. кружках.
«Годы перед первой Русской Революцией были годами широко разлитого по всей стране революционного движения. Это движение постепенно выливалось наружу, то в виде Ростовской стачки, то стачки в Иваново-Вознесенске, то в виде крестьянского движения в Полтавщине. Даже провинциальный, глухой, город монастырей и церквей — Суздаль не остался в стороне от этого движения. Еще в 1902-03 г. высланный на родину в г. Суздаль - тов. Алексей Гастев забрасывал уже в молодежь идеи революции.
Среди молодежи, учившейся тогда в г. Киржаче в учительской семинарии, под влиянием прокламаций и брошюр о Ростовской стачке, о революционерах, погибших за дело революции в предшествующие десятилетия, начали группироваться социал-демократический и народнический кружки. Я был одним из участников социал-демократического кружка.
В 1904 г., когда русско-японская война каждый день давала пищу для революционного настроения, мы, будучи еще учениками, пытались воспринимаемые нами в кружке идеи перенести в массы. Помню, как сейчас, картину в лесу, когда я и т. Жулин (однокашник по семинарии), гуляя по лесу, вели беседу о рабочем движении с 3 уже пожилыми рабочими с Соловьевской ткацкой фабрики, расположенной в ½ версты от семинарии.
В апреле 1905 г. волна движения в высших и средних учебных заведениях докатилась и до нашей учительской семинарии. Мы решили объявить забастовку, с требованием свободной школы, лекционного преподавания и т. п. (сейчас уже всех требований не помню) и обратились одновременно с воззванием к другим учительским семинариям. Я был избран — объявить педагогическому совету о начале забастовки и прочитать наши требования.
Забастовка наша не могла, конечно, быть успешной и, действительно, прогуляв 3 недели, мы, под страхом исключения и закрытия семинарии, принуждены были возвратиться вновь к занятиям. Дело ограничилось исключением 2-х товарищей — Василия Бурдина, впоследствии эсера, и т. Барабожина, но не за забастовку, а по другому поводу.
В 1905 г. я кончил Киржачскую учительскую семинарию и возвратился в Суздаль, как уже вполне убежденный социал-демократ и недурно, по тому времени, подготовленный для работы в массах, ибо мы в своем кружке проштудировали и „Экономическое учение" Богданова, и „Коммунистический Манифест", и другие марксистские книжки, особенно по аграрному вопросу, оттачивая прочитанное на спорах с эсерами, вроде Камракова, который был впоследствии, за убийство члена Покровской земской управы М.А. Румшевича, повешен во Владимирской тюрьме.
Алексей Иванович Скобенников. 1907 г.
В Суздале я встретился с Иваном Михайловичем Херасковым и П.Е. Сиговым первый приезжал в Суздаль на каникулы из Московского университета, где был преподавателем. Иван Михайлович, помню, не раз в мрачных комнатах Суздальского духовного училища, куда мы к нему собирались, делал доклады по основным вопросам марксизма и по существу он является основоположником Суздальской социал-демократической группы.
Теперь он стал, кажется, просто ученым историком, но когда-то он много сделал для нашей Суздальской группы своим глубоким знанием марксизма и революционного
движения.
В Суздале в этот период из социал-демократов были следующие лица: я, И.Е. Сигов, Г.И. Скобенников, Н. Григорьев, Н. Луковкин, И.Ф. Агапов, И.В. Блинов, В.Н. Лужнов, А. Жилин, М.И. Зыкова, Ю.И. Скобенникова и кто-то еще, сейчас всех не припомню, главным образом — сельские и городские учителя. Работа шла в двух направлениях, соответственно тому, что в Суздале нет никаких фабрик: во-первых — по привлечению в наши ряды демократической интеллигенции, главным образом — сельского учительства, и во-вторых—среди крестьян.
Я, кончив семинарию и до ноября месяца не получая назначения на учительскую должность (как получивший плохую характеристику при окончании), был более свободен и мог больше уделять внимания революционной работе.
При поддержке Владимирской окружной организации РСДРП в сентябре 1905 года в Суздале была создана местная группа социал-демократической рабочей партии. В неё вошли учителя А.И. Скобенников, П.Е. Сигов, И.Ф. Агапов, М.И. Зыкова, И.В. Блинов, В.Н. Лужнов и другие.
Осенью 1905 г. мне было поручено обойти учителей уезда, с целью вербовки их в профессиональный учительский союз, и одновременно попытаться привлечь к революционной социал-демократической работе не только учителей, но и
завязывать связи с крестьянами.
Один раз такое путешествие пешком по уезду я совершил с т. Григорьевым, а другой раз — с т. Луковкиным.
В октябре 1905 г., на одном из наших собраний в квартире И.Ф. Агапова, сделал доклад, случайно заглянувший к нам, скрываясь от полиции, т. Гастев. Темой его доклада была критика какой-то статьи из легального журнала социалистов-революционеров — „Русское Богатство". Затем он, по дороге в Гаврилов-Посад, сделал доклад на крестьянском собрании в селе Гавриловском, где у нас были уже связи. В этом селе тогда было 2 кружка — один народнический, группировавшийся около крестьянина Терентьева, а другой социал-демократический, группировавшийся около рабочего из крестьян — Пелевина.
В то же, приблизительно, время я в первый раз выступал на большом (сравнительно по тогдашнему времени) крестьянском собрании (человек в 30-40) в селе Шуйском-Ивановском, где нашими организаторами были т. Вилков и его сын в доме которого мы и собирались.
В учительском движении мы, в противовес учительско-политическому союзу, который был, главным образом, под влиянием социалистов-революционеров и кадетов, выдвинули идею профессионального учительского союза, тезисы для которого написал нам И.М. Херасков, а одним из организаторов этого союза в Москве был И.И. Скворцов-Степанов.
В ноябре 1905 г. я был назначен учителем во Владимирский уезд, в село Черкутино, где пробыл только 1 ½ месяца. Завязать связи успел только с двумя крестьянами — Беляковым и Аникиным. Вскоре по приговору на сходе, под влиянием попа, был изгнан из села, как было сказано, „за распространение пропаганды о православной вере",— вместе с другим учителем — народником Фатеевым.
Оставаясь в Суздальской группе, я в то же время начал завязывать связи и с Владимиром, где учителя социал-демократы группировались в учительском общежитии, которым заведовал социал-демократ Д. Новиков. При выборах на учительско-профессиональный съезд пришлось познакомиться с т. Николаем Гортинским, А.С. Неждановым (впоследствии моим сопроцессником), с Василием Кирсановым, с Ф.А. Благонравовым и с другим.
В конце 1905 года и в начале 1906 года Суздальская группа понесла первую жертву, в виде ареста и затем высылки за пределы губернии т. Г.Я. Скобенникова и Н. Луковкина.
Но это нас не остановило. Летом 1906 года Суздальская группа настойчиво расширяла работу. За это лето были завязаны связи с многими селениями уезда, как-то: с Гавриловским, с Шуйско-Ивановским, с Корельской слободкой, Туркиным, Кидекшой и другими.
Владимир Петрович РЫБОЛОВСКИЙ.1907 г.
Этим же летом была оформлена Суздальская группа официальным включением ее во Владимирскую Окружную организацию РСДРП. Группа увеличилась новыми активными участниками в лице т. Ст. И. Назарова, Рыболовского, сестрами Ю.И. и Е.И. Скобенниковыми (Е.И. Скобенникова перед революцией заведовала Суздальской публичной библиотекой на общественных началах. До неё работой библиотеки руководила ее сестра Юлия Ивановна.), С.В. Жаровщиковым, Жинкиным, М.Н. Соколовым и другими».
А.И. Скобенников был в Суздале и Владимире под кличкой «Андрей» пропагандистом и агитатором.
«Приезжал для доклада „Михаил Муромский", профессионал Владимирской Окружной организации. Провел он в Суздале два собрания — одно в группе, а другое на лугу около села Гавриловского, на котором присутствовало человек 150-200 крестьян. Впоследствии это выступление «Михаила» в селе Гавриловском охранка, прокурор и суд приписывали И.М. Хераскову, но крестьяне давали такие уклончивые показания о личности оратора, описывали его так разноречиво (кто с бородой, кто без усов), что царские судьи построить обвинения на их показаниях не могли.
По праздникам устраивались местными силами массовки и по разным деревням распространялись прокламации. После разгона Государственной Думы разбрасывались прокламации против рекрутского набора, с призывом не давать солдат.
Тем же летом, при активном участии сначала тов. П.Е. Наумова, а затем Ст. И. Назарова , Суздальская группа РСДРП поставила маленькую нелегальную типографию, которая сначала помещалась в доме (в омшанике) местного купца Якова Ивановича Агапова, у которого тов. Наумов имел уроки с двумя его мальчуганами. Затем типография находилась в с. Михайловском у крестьянина Сальникова, куда по ночам ходили набирать и печатать прокламации. После эта типография помещалась у т. Невской, у которой при обыске в марте 1907 г. и были обнаружены оставленные там по недосмотру разбросанными отдельные буквы от шрифта Суздальской подпольной типографии.
Летом 1906 г. я был делегирован на конференцию Владимирской Окружной организации, которая происходила в Муроме, под руководством тов. „Михаила". Ехали мы из Владимира в Муром с тов. Кумошенским, экономя партийные средства, на паровозе, со „своим" машинистом.
Осенью 1906 г. я участвовал на одном специальном совещании по работе среди крестьян, где были представители из Шуи, Кохмы и Иваново-Вознесенска.
29/VIII (11/IX) 1906 г. была созвана конференция Владимирской Окружной организации во Владимире, которая происходила в квартире Дегтярева и Кумошенского. В Москве незадолго перед этим (19-го августа, на Садовой, в доме Серебренникова, в помещении Московского Фармацевтического Общества) при одном обыске провалился как раз адрес квартиры Дегтярева. 30/VIII(12/IX) утром когда я шел на заседание конференции к Дегтяреву и Кумошенскому, у них полиция делала обыск, который, как потом выяснилось, происходил всю ночь с 29-го на 30-е. Меня спас от провала брат Дегтярева, не допустивши до двери квартиры и сообщив, что там обыск.
Помнится, что при нашей деревенской работе в Суздале явился вопрос о формах организационной работы среди крестьян. И.М. Херасков, отмечая необходимость и неизбежность нового революционного выступления рабочих, при поддержке крестьян, выдвинул вопрос об организации, в противовес эсеровскому союзу, беспартийно-крестьянского союза, в одном из первых пунктов устава которого говорилось, что он принимает идейное руководство социал-демократической рабочей партии. Так мы, оформляя среди крестьян мелкие группы социал-демократов, через этот союз пытались вовлечь под свое идейное влияние более широкие массы крестьян.
Помню, что вместе с Херасковым ходили проводить митинг в село Скомово, Юрьевского уезда, где уже велась работа эсерами. После митинга мы устроили совещание с делегатами от деревень по поводу беспартийного крестьянского союза, принимающего идейное руководство социал-демократической партии. Против нас выступил эсер учитель Никонов. На этом совещании нам удалось склонить крестьян на свою сторону, но так как в этом районе были только эсеры и не было ни одного социал-демократа, то закрепить там наше влияние не удалось.
Зимой мне пришлось учительствовать в селе Яновце (в 18 верстах от Суздаля), где из парней (Яков Артемьев, Платонов, Жаворонков и Семенов) была организована соц.-дем. группа, энергично распространявшая прокламации, разбрасывая их по деревням. Прокламации получались мной то из Суздаля, то из Владимира».
Юлия Ивановна СКОБЕННИКОВА. (Снимок 1907 г., во Влад. Губ. жанд. управлении).
«В конце 1906 г., приблизительно, в ноябре, во Владимир приехал из Иваново-Вознесенска Алексей Дьяконов, под кличкой „Валериан", и организовал здесь „революционно-демократическую организацию" (см. «Валериановщина»). Эта организация, появившаяся рядом с Владимирской Окружной организацией РСДРП, не могла быть не отмечена последней. И в мое отсутствие, когда я уже учительствовал в селе Яновце, в Суздальской группе было, очевидно, получено письмо от Владимирского Окружного Комитета, воспрещающее вести работу среди крестьян в такой форме, как она велась. По поводу этого, по-видимому, письма из Окружки т. Херасков и писал Ю.И. Скобенниковой, заместившей меня в качестве секретаря группы, следующее: «Мне кажется, Вам следует вести прежнюю линию и по отношению к Б.К.С. (Крестьянскому Союзу, эсеровскому) и по отношению к Б. К. С. (тому беспартийному крестьянскому союзу, который организовали мы под руководством социал-демократической группы). Ведь, через месяц партийный съезд и там все может изменится, а пока мы можем смело опираться на резолюции 4-го съезда. В крайнем случае (в случае прямых вмешательств Владимирской Окружной организации), лучше выйти на время до съезда из Владимирской Окружной организации, или аппелировать в Ц. К., чем бросать дело".
Но в это время, как видно из отчета Суздальской группы в Комитете Владимирской Окружной организации, этот вопрос о работе среди крестьян не вставал особенно остро, так как все более активные члены Суздальской организации на зиму разъехались по местам своей работы и партийная работа велась слабо: сохранялись только средства, переписка и типография.
Когда учительствовал в селе Яновце, находящемся в 18-ти верстах от Суздаля, здесь была организована небольшая группа из крестьянских парней-бедняков. Тогда же объезжали соседних учителей и учительниц, пытаясь организовать и из них кружки.
В один из вечеров приехал ко мне из Владимира т. Иван Завадский. Я рискнул собрать в школе крестьян и он выступил на этом собрании с речью. В этот же вечер мы ездили еще в деревню Никулино, в 5-ти верстах от места моего учительства, там уже выступал я. Первые дни после этих выступлений прошли благополучно и я уехал на святки в Суздаль, где у меня на квартире в те дни собиралась Суздальская группа и один раз — крестьянские организаторы, по вопросу о подготовке выборов во 2-ю Государственную Думу. На это последнее собрание приезжал из Владимира „Валериан", который еще не говорил мне о новой организации, организатором которой он являлся, хотя она уже выпустила 2 номера „Крестьянской Газеты" и имела во Владимире свою нелегальную типографию».
5 (18) января я получил из Владимира письмо о том, что т. Гришанов, крестьянин-бедняк из села Яновца (умерший потом вскоре), арестован и что отдано распоряжение об аресте меня — Скобенникова. Немедленно выехав во Владимир, я на другой день был в поле у тюрьмы, где увидал меня из окна одиночки т. Гришанов. Он сообщал мне, что в его присутствии земский начальник говорил о моем аресте. Вывод был ясен. Я остался во Владимире и не появлялся ни на службе, ни к инспектору народных училищ.
В это время „Валериан", встретив меня, втянул в работу своей революционно-демократической организации.
Мне пришлось работать в качестве пропагандиста в двух-трех кружках. Эти кружки я вел, как социал-демократ, и вообще „революционно-демократическая организация" состояла большею частью из социал-демократов, в числе которых, между прочим, были т. т. С.Ф. Корочкин, Малинин, Ноаров, Завадский, Царева, Федоровская и Кузнецова.
Основные положения „Валериановщины" сводились к следующим, примерно, формулам: 1. Революция проиграна в декабре 1905 г. потому, что ее не поддержали крестьяне; чтобы победить в новой революционной схватке, надо иметь поддержку крестьянства. Так как крестьян нельзя в массе втянуть в социал-демократическую партию, то для этого нужна революционная демократическая организация, которая должна состоять из идейных социал-демократов в своем авангарде и связывать, таким образом, крестьянское движение с рабочим. 2. Новая революционная волна близка, но, чтобы она не застала нас врасплох, мы должны быть готовы технически. Нужны боевые дружины, нужно оружие, нужны деньги. Если социал-демократическая партия займется эксами (экспроприациями), то это разложит ее,— это ясно показал опыт Иваново-Вознесенска и Шуи,— надо, чтобы социал-демократы, стоя вне партии, взяли на себя черную работу по технической подготовке вооруженного восстания. 3. Все пропагандисты идейную работу революционно-демократической организации должны вести по программе социал-демократов и по мере организации кружков, передавать их социал-демократической организации.
По замыслу выходило как-будто стройно, но ложный шаг отхода от социал-демократии дал себя скоро знать. Попытки заняться черной работой — эксами привели к тому, что к нам стали заявляться боевики, которых с двух слов можно было определить, как разлагающийся элемент; конечно, их отправляли восвояси, но „черная" работа так и не трогалась с места.
Алексей Семенович НЕЖДАНОВ. 1925 г.
В этот же период мы участвовали в сокрытии бежавших из тюрьмы: Колотилова, Кононова, Егорова, Емельянова, Шибанова и других, всего 8 человек. Из всех бежавших — 4 человека привлекались к ответственности по 279 ст., по которой грозила смерть. Через несколько лет некоторые из этой восьмерки были пойманы и застали меня в тюрьме; один из них был повешен, а остальные получили до 20 лет каторги.
Вскоре после этого побега, сама „Революционно-демократическая организация", в которой я пробыл очень короткое время, решила себя распустить.
На одном из собраний у Нежданова, в Ямской Слободе, в феврале 1907 года собралась группа эр-деков (революционных демократов): „Валериан", Корочкин, Нежданов, Царева А., Кузнецова О.И. и еще несколько человек. «Валериан», понимая свое сложное положение и чувствуя такое же настроение у нас, поставил вопрос о смысле и целесообразности существования „революционно-демократической организации". Никто из собравшихся не мог ничего возразить и было решено, что мы распускаем „революционно-демократическую организацию" и вступаем в социал-демократическую партию и туда передаем все свои связи. «Валериан» заявил, что он вступит в партию с санкции Московского Областного центра Р. С.-Д. Р. П.».
Воспоминание Николая Петровича Растопчина: «Владимирский Окружной Комитет особенное внимание обратил на постановку военной работы, что вытекало из нашей общей позиции, и именно сюда, на овладение солдатской массой, а не на создание боевых дружин (при отсутствии оружия), мы устремили свое внимание. Необходим был специальный кадр работников. Разложившаяся „Валерьяновская" организация дала нам в этом отношении подкрепление. Ликвидация „Валерьяновщины" произошла уже в начале весны 1907 года. До этого разложение эр-дековской группы зашло настолько глубоко, что фактически ряд работников уже на деловой почве связался и работал с нами и этот процесс оставалось лишь оформить. В первый раз мы поставили вопрос на официальную почву в присутствии представителя Областного Бюро Центр, района т. «Афанасия» (Квиткин). Было созвано специальное совещание, на которое были приглашены „Валерьян", его ближайший помощник Скобенников и другие. На этом совещании была оглашена резолюция Владимирской Окружной организации, которая характеризовала „Валерьяновщину", как мелко-буржуазное течение, препятствующее работе соц.-демократической организации. Вопрос был поставлен ребром о недопустимости и вреде „Валерьяновского" эксперимента. „Валерьян" пытался смягчить оценку и выводы, но поскольку это ему не удалось, заявил, что остается на прежней позиции. В скором времени все же он должен был капитулировать и из „Валерьяновского" актива я и „Таня" от имени Окружного Комитета Р. С.-Д. Р.П. приняли тех работников, которых можно было ввести в нашу организацию. Резолюция, с которой не соглашался ранее „Валерьян", была признана им теперь правильной и с его стороны от имени его группы (рев.-дем.) было сделано заявление о присоединении к Р. С.-Д. Р.П. Сам он после этого не считал возможным остаться во Владимире и решил переехать на работу в другую организацию, своих же соратников передал нам. Мы взяли А.И. Скобенникова и Нежданова для работы в военной организации, остальные использованы были в той мере, поскольку их можно было использовать в общей организационной работе».
Владимирская партийная организация предоставила мне пропагандистскую работу в кружках, а затем я был посажен на конспиративную квартиру, где квартировал один на Ильинско-Покатой улице, в маленьком домике №23, бывш. Егорова, у которого одна дверь выходила на двор, а другая — на крутой берег речушки Лыбеди».
«В годы подпольной работы, вопрос о квартире, где можно было провести кружковые занятия и заседания партийного комитета, был очень важным вопросом для партии. В марте 1907 года владимирский комитет соц.-демократов-большевиков решил нанять отдельную конспиративную квартиру. По поручению комитета я поселился на нанятой квартире. Хотя, я как учитель с. Яновца, разыскивался жандармами, но как суздальский мещанин, - по паспорту, был полиции не известен.
Товарищи достали мне столик, два стула и кушетку на трех ножках. С этим имуществом я и водворился во флигеле по Троицко-Нагорной ул. Квартира оказалась очень удобной. Она была сзади двора, совершенно изолирован, и все три ее маленьких окошечка выходили на спуск к речушке Лыбеди. Когда открылись окна, то благоухания были не из приятных — на спуск выливались помои, но зато мимо окон никто не ходил. Еще большим удобством квартиры было то, что как раз против входной двери со двора была другая дверь на маленькую крытую террасу выходившую на откос реки Лыбеди. Под этой-то террасой скрывался маленький конспиративный погребок. Здесь я прятал наш архив, шапирограф, паспортные бланки и пр.
Улица Ильинская-Покатная, д. 23
По инструкции комитета я в квартире кружков не проводил. Она использовалась только для заседаний комитета, группы пропагандистов, военной группы и конференций.
Один из товарищей военной группы, солдат из казарм Малороссийского полка, попал под наблюдение шпиков. Посоветовавшись с товарищами по работе, он решил удрать из города. У меня он переоделся в принесенную товарищами штатскую одежду и вольный человеком скрылся из Владимира.
Там собирались и пропагандисты, и руководящее ядро Владимирской группы. Основное же назначение этой конспиративной квартиры заключалось в обслуживании Военной соц.-демократической организации. Здесь же готовились и собирались материалы для нелегальной военной газеты, издававшейся Владимирским Окружным Комитетом РСДРП. Газета имела название «Солдатский Путь» и вышла 4 раза. Заголовок газеты был таков: «Солдатский Путь». Российская социал-демократическая рабочая партия. Орган Владимирской Военной Организации Российской С.-Д. Р.П. Последний номер газеты вышел в июле 1907 года.
В это время в качестве одного из руководителей Владимирской группы работал т. Николай Петрович Растопчин, по кличке и по паспорту «Николай Николаевич Гаврилов», и (Маруся Симановская, по кличке „Таня". В руководящее ядро Владимирской группы входил еще Лапшин (впоследствии меньшевик), типограф Новосадов и еще один типограф, как будто, по фамилии Голубев; я был в ядре группы представителем от пропагандистов.
Материальное положение партийных работников было очень плохое: «Таня» по неделям ходила без копейки в кармане и обедала, когда придется и где придется, у своих весьма немногих знакомых; я получал 15 руб. в месяц на все содержание, квартиру и на себя.
На этой же квартире на заседании военной группы под руководством «Николая Николаевича» (Н.Н. Растопчина) вырабатывался устав владимирской военной организации РСДРП (б.). Устав этот подлежал утверждению специально созываемой военной конференции. Конференция собралась в начале апреля 1907 года.
По Троицко-Нагорной ул. - один около дома, а другой в отдалении были поставлены наши патрули из учащихся семинаристов, входивших в ученическую группу.
Часов с 11 дня начали собираться солдаты, представители батальонных и ротных групп. Собрались уже человек 8. Ждем «Николая Николаевича», который должен был, по поручению комитета, проводить конференцию.
Вдруг к заднему ходу подбегает один из семинаристов-патрулей и сообщает, что во двор вошел пристав. Дверь на двор на крючке, но есть спасительные окна и дверь на Лыбедь. Один миг... и все солдаты покатились по откосу в воду, через Лыбедь и бегом через парники, оставляя в оцепенении и недоумении от такой необычайной картины сторожа огорода.
Я остался один. Быстро подмел квартиру от окурков и жду... К счастью тревога оказалась ложной, пристав прошел в передний дом к домовладельцу — торговцу. Конференция не состоялась.
Из солдат на этой квартире бывали частенько — Бернштейн, из Малороссийского полка, Шеломович и Ильютович — из Сибирского полка и другие. Особенно выдвигался т. Бернштейн, который до военной службы где-то (кажется, в Витебске) работал в подпольной организации. Он во всех номерах „Солдатского Пути" помещал свои хорошие статьи.
25-го марта (7 апр.) 1907 г. на квартирах: у Рыболовского, Ю.И. Скобенниковой, Невской и др. полицией были захвачены как библиотека группы, так и переписка, в том числе и явки Иваново-Вознесенска, Юрьева-Польского, Гаврилова-Посада и др., но к счастью, адреса были так хорошо зашифрованы, что их не могли расшифровать и специалисты охранки.
С весны 1907 года кружки приходилось проводить на огородах и на пригорках.
Был конец апреля. Готовились к 1-му мая „Таня" я и Растопчин сидели на скамье у собора перед плацом, где Малороссийский полк давал присягу. Нам нужно было сказать Бернштейну, чтобы он на другой день пришел на конспиративную квартиру в 5 час. Увидели его в строю и он нас заметил. Улыбается, несмотря на всю „важность" обстановки. Знаками показали ему на пальцах 5 и он кивнул головой, — значит понял. Так трудно было видеться в те времена с солдатами. К 1-му мая одобрили составленный товарищем „Таней" проект листовки — как наиболее яркий и понятный.
Как-то из Яновца, где я учительствовал ранее, приехал парень из ячейки за револьвером. Я решил, вполне доверяя ему пойти с ним на мою конспиративную квартиру. По дороге с нами повстречался Сергей Толков, слывший за эсера. Он задал вопрос — «куда идете?». Я смутился, а мой сотоварищ ответил — «к нему (т. е. ко мне) на квартиру». Толков увязался с нами и, таким образом, узнал конспиративную квартиру. На другой день Сергей Толков пришел тогда, когда у меня сидели „Николай Николаевич", выбирая кому то паспорт, солдат Бернштейн, студент Василий Кирсанов и административно-ссыльный т. Золин. «Николай Николаевич» и Бернштейн остались еще не надолго, а затем ушли».
Н.П. Растопчин, в своем заявлении в Верх. Суд по делу Толкова, так передает события этого дня на конспиративной квартире:
« ... Я хотел воспользоваться пасхальной неделей, чтобы уехать на несколько дней к родным и кстати побывать в Москве и договориться с Областным Бюро Р.С.-Д.Р.П. о дальнейшей работе. Перед отъездом я зашел на квартиру Военной Организации Р. С.-Д. Р. П., часов в 6-7 вечера, для того, чтобы там отобрать «Синему» паспорт (для солдата, который должен был скрыться), а также подготовить вместе с А.И. Скобенниковым передачу дел по Военной Организации Р.С. -Д.Р.П. вместо меня «Тане», с которой утром в 9 часов сговорились встретиться на этой квартире.
Я сидел на кушетке, около меня сидел на стуле «Синий» и стоял Скобенников, было еще два человека — «Григорий» (Нежданов) и Кирсанов. О моем отъезде никто, кроме Скобенникова, Благонравова и «Тани», не знал. Я выбирал «Синему» паспорт из купленных мною незадолго у беглого писаря Шаталова. Обсуждали — насколько надежны эти паспорта. В это время в комнату неожиданно вошел незнакомый человек (Толков), типа боевика, с открытым лицом, с размашистыми манерами, и поздоровался, как свой человек. Я был очень удивлен и недоволен и переглянулся со Скобенниковым. Тот мигнул, что опасаться нечего — вошедший «свой».
Все же я хотел итти, недовольный тем, что на квартиру допустили постороннего. Я собрал паспорта, чтобы их вошедший не заметил, а он обратился к Скобенникову с вопросом:
— «Есть у вас в организации «Николай Николаевич»?
Скобенников, указывая на меня, ответил:
— «Да, вот он».
Тогда между мной и Толковым произошел разговор, содержание которого я могу воспроизвести почти дословно.
— «Ах, вы — «Николай Николаевич»! Ну, знаете, вам нужно как можно скорее уезжать. Вас разыскивает здесь охранка».
— «Какое дело до меня охранке и какое мне до нее дело что вы тут путаете?».
Тут Толков сказал, что я напрасно конспирирую от него и что ему многое известно, благодаря случайной встрече с Ундольским рабочим Панкратовым, который работал на Бажановской фабрике. Этого Панкратова Толков встретил, якобы, на улице и удивился, что тот хорошо одет — в новую «тройку» и желтые туфли. На вопрос Толкова — почему он так франтит и откуда берет деньги,— Панкратов предложил Толкову зайти в трактир к Чернову и там заказал закуску и выпивку, а за выпивкой рассказал Толкову, что был арестован и уволен с фабрики, после чего поступил в охранку,— служба там хорошая и заработок большой. Советовал Толкову также поступить в охранку. На вопрос Толкова,— что он там делает в охранке,— Панкратов ответил, что сейчас имеет поручение разыскать работавшего в Ундоле «Николая Николаевича» и так как никто не знает его квартиры и примет, то ему — Панкратову — поручено жандармами ходить по городу и задержать «Николая Николаевича», если он встретится случайно на улице.
Толков закончил этот рассказ предложением:
— «Дайте мне полномочия, я «пришью» Панкратова».
Я сказал, что ничего из его рассказов не понимаю, что тут, видимо, недоразумение и он меня с кем-то смешивает, а на счет «полномочий» я выразил удивление.
Скобенников пояснил тогда, что Толков — эсер-боевик, бежавший из тюрьмы и имеющий на шее веревку за убийство жандарма или городового.
Толков снова, обращаясь ко всем присутствующим, повторил свое предложение «пришить» Панкратова и просьбу о полномочии на это.
Я ушел после этого, еще раз подчеркнув, что я не понимаю этого разговора о полномочиях.
Утром на другой день в 9 час. утра я был арестован при входе в квартиру Скобенникова полицейской засадой»...
«Толков спросил меня нельзя ли у меня переночевать,— я отказал, под предлогом, что у меня уже ночуют приезжие из Москвы. Хотя я никого не ждал, но, не подозревая в то время Толкова в провокации, хотел просто отвязаться от него, как от болтуна и члена другой партии, сам же в эту ночь я остался в нелегальной типографии у Степана Назарова.
Ночевал я как-то на другой конспиративной квартире у С.И. Назарова, где помещалась нелегальная типография. Одноэтажный флигелек в Гончарах недалеко от жандармского управления. В комнатах занавески, беленькие обои, салфетки на столах, иконы по углам с зажженной лампадой, — одним словом, все как у самого благочестивого мещанина. В одной же из трех комнатушек, самой дальней с угольным окном в саду, помещалась та самая «зловредная» типография, которую так усердно искали жандармы, догадывающиеся об ее существовании из разбрасываемых прокламаций влад. окруж. орг. РСДРП (б.).
Вечером там набирала кажется «Солдатский Путь» тов. Клавдия. Ее бледное лицо было свидетелем того, что она уже работала не в первой конспиративной типографии. Набирая букву за буквой, строчку за строчкой, скрываясь от света, готовые всегда переселиться в тюрьму — эти печатники, собиравшие в свинце великие идеи социальной революции, не должны быть забыты в наш двадцатилетний юбилей».
В его квартире на Ильинской-Покатой улице произвели обыск, нашли отпечатанный устав Владимирской организации РСДРП в 17 экземплярах и «бывший в употреблении гектограф». В доме оставили засаду.
«Числа 15 апреля, в 12 часов дня, на пути из типографии к себе на квартиру, я от товарищей узнал, что как будто бы повели в участок «Ник. Ник.».
Так как в 2 часа была назначена явка с «Таней» и другими товарищами, то я решил подождать у себя на квартире, совершенно не подозревая, что меня-то тоже «ожидают».
Я, ничего не подозревая, возвращался около 12-ти часов дня к себе на квартиру. Вхожу во двор и вижу, что ко мне сбоку подбежал один городовой, а из двери на встречу—другой. Там была засада. Даже и в квартиру не пустили.
Повели во 2-й участок. По дороге в кармане я успел разорвать и растереть пальцами одну записку. Пока дожидался в передней участка, один из городовых сказал, что вчера здесь был высокий парень и донес о моей квартире приставу Дробышеву.
Сначала меня посадили в камеру с пьяными, я начал протестовать, тогда меня перевели в другую камеру и, к удивлению, я встретил там „Николая Николаевича".
С «Ник. Ник.» я встретился в тот же день, но только не на явке, а в 1-й части под охраной тюремной решетки. Он оказывается был арестован у своей же квартиры. Мы быстро сообразили, как себя вести и не подали вида что знаем друг друга, так как в углу лежал какой-то парнишка, похожий на шпика. Вслух мы начали знакомиться с „Николаем Николаевичем" и он, рассказывая свою историю, дал мне понять, как нам выступать при допросе, а потом более подробно
мы говорили уже на ухо.
Вечером пристав Дробышев вызвал меня на допрос и хотел меня задобрить, чтобы вызвать на разговоры, но я дал ему такой резкий отпор, что он моментально прекратил мой допрос, но все же из его слов и из похвальбы им себя, как хорошего сыщика, я понял, что меня и всю квартиру выдал кто-то из бывших у меня на квартире.
Во 2-м часу шла ко мне «Таня» но ее предупредила какая-то девушка, сказав, что того, с которым вы часто ходили, арестовали.
На другой день нас с „Николаем Николаевичем" отправили в тюрьму, при чем Дробышев дал вслух приказ: „При малейшей попытке бежать — стрелять в затылок"».
После этого ареста из троих членов Исполнительного бюро Владимирской окружной организации осталась только Таня. А.Н. Асаткин уехал на съезд. Вся организаторская деятельность легла на плечи Марии Симановской. Она работала днем и ночью...
При обыске в квартире секретаря Суздальской группы РСДРП Ю.И. Скобенниковой были найдены материалы, рассказывающие о деятельности всей группы, а также прокламации, изданные Владимирской окружной организацией: в частности, «Крестьянская памятка» призывала крестьян к вооруженному восстанию, а «К солдатам и новобранцам» — войска. Из воспоминаний сестры Ю.И. Скобенниковой - Евгении Ивановны Скобенниковой-Куликовой: «Когда Юлию Ивановну арестовали, меня тоже, как сестру революционерки, выгнали из учительниц. Но потом городской голова М.А. Головашкин смилостивился надо мной (отец умер рано и Юлия Ивановна была нашей кормилицей). Он предложил мне место в канцелярии (городской управе). И здесь я увидела книги, о которых рассказывала мне сестра. Я предложила занять под них свободную комнату, чтобы они не валялись, а приносили пользу людям. Сам городской голова понял, что книги должны быть прибраны. Он стал думать, как их пристроить. И тогда я решила бесплатно работать библиотекарем. Головашкин согласился. Комната с книгами (библиотека) находилась рядом с моим рабочим местом (я была машинисткой). Я успевала выдавать и принимать книги. Появились читатели. Много детей ходило».
На скамью подсудимых была посажена Владимирская окружная организация с ее местными группами и военной организацией. Владимирская Окружная Организация фигурировала в лице Дегтярева С.В. и скрывшегося Кумошенского. Владимирская группа была представлена - Скобенниковым, Неждановым и Шаталовым; Суздальская группа — Рыболовским, Зыковой, Херасковым, Скобенниковой и Невской; Муромская группа — Козловым; Гусевская группа — Дёсовым Г.А., Резчиковым, Никифоровым, Грининым, Гутановым, Чижовым; Военная организация - рядовыми Ильюгович, Шеломович, Курбатскич, Алексеевым, Юхновым, Арановым, Немсадзе, Чепуровым и ефрейтором Синегубовым.
В августе 1908 г. ... поиграв в 102 ст., суд перешел в приговоре на надлежащую 126 ст. У. У. По приговору получили: четверо (Дегтярев, Скобенников, Нежданов и Рыболовский) по 4 года каторги: 6 рядовых солдат (Ильютович, Шеломович, Курбатский, Алексеев, Арапович и Немсадзе) по 6 лет каторги; 4 человека (Юхнов, Скобенникова, Козлов и Херасков) ссылку на вечное поселение; пятеро (Зыкова, Дёсов, Резчиков, Гришин и Гутанов) — крепость от 2-х лет до 8 месяцев; один — Шаталов за кражу паспортов — как уголовный, получил 2 года тюрьмы; пятеро (Невская, Никифоров, Чижев, Чепуров и Синегубов) оправданы.
«После мартовских обысков и последовавших за ними арестов, Суздальская группа Владимирской Окружной организации перестала существовать и в 1908 г., в августе месяце, часть членов этой группы предстала перед военным судом во Владимире по громкому делу о „Владимирской Окружной Организации Российской Социал-Демократической Рабочей Партии".
Рыболовский на суде получил 4 года каторги, Ю.И. Скобенникова — вечную ссылку на поселение и М.И. Зыкова — 2 года крепости. Автор этой статьи, по совокупности за работу во Владимирской и Суздальской группах, получил 4 года каторги».
До августа 1908 г. в тюрьме Скобенников просидел под следствием, а затем во Владимирской каторжной тюрьме (см. Во Владимирской каторжной тюрьме 1907-11 гг. Скобенников А.И.) отбывал после суда 4 года каторги.
1911-12 гг. – в Александровской тюрьме. В феврале 1912 г. сослан в Сибирь. В Гутурск. вол., Иркутск. губ., работал столяром, грузчиком и молотобойцем. В 1914 году переехал в Иркутск, служил конторщиком, состоял членом местной организации с.-д. и пробыл там до Февральской революции.
После 1917 г. был на сов. и парт. работе.
1925 г. «…Уже у места сбора колонн демонстрантов, у дома владимирских союзов чувствовалось, что это не обычная демонстрация.
Колонны прибывали одна за другой. На плакатах, на красных знаменах демонстрантов была одна мысли, один лозунг.
«Привет ветеранам революции! Подпольщикам старой гвардии большевиков, привет!»
Двадцать лет тому назад... На уликах Владимира казаки разгоняют группы демонстрантов.
Красные флаги срывает жандармерия...
А сегодня... Армия впереди демонстрации. Своя, Красная армия! В зимним воздухе разносятся звуки духовой музыки, в колоннах демонстрации переливаются песни:
«За власть советов», гремят красноармейцы.
О молодости, о жажде борьбы за идеи подпольщиков говорят песни рабфаковцев, партшкольцев.
У дома, где раньше пировали дворяне, где пропивались народные деньги, у дома дворянского собрания — густые толпы, колонны, ряды трудового городского люда.
И замерла площадь, когда на балконе появился старый большевик тов. Скобенников. Двадцать лет тому назад Скобенников был закован в кандалы палачами первой русской революции. На каторгу, в тюрьмы, в ссылку шли владимирские большевики. Там они сохранили веру в дело рабочего класса. Сегодня их вера, Превращенная в яркую действительность на улицах Владимира, в рабочих поселках ткачей, и заводских общежитиях, горят на красных полотнищах.
— Власть советов!
- Работая в подполье,— говорит тов. Скобенников, - мы не имели возможности выступать открыто на таких собраниях. А теперь мы пожинаем плоды тяжкой героической работы старых большевиков. Двадцать лет тому назад владимирские, суздальские, муромские, гусевские рабочие-революционеры основали окружную партийную организацию. Упорной работой РКП создала единственное в мире пролетарское государство.
Сомневаются маловерные, - дойдем-ли до социализма?
Пусть вспомнят пятый год, черную реакцию царизма. Большевики тогда верили в победу рабочего класса, она теперь в наших руках. Прочь сомнения! У страны советов есть меч — Красная армия. А с нею не страшны враги» (см. 20-летие революции 1905 года во Владимирской губернии).
С 1928 г. состоял в Московском отделении Всесоюзного общества старых большевиков (членский билет №571).
С 1937 года – персональный пенсионер. В 1937 году у него была арестована жена, тоже политкаторжанка. От Скобенникова потребовали осуждения преступной деятельности жены, а поскольку он это сделать категорически отказался, то его исключили из партии за преступление классовой бдительности и перевели в кандидаты. Он не смирился, продолжал доказывать невиновность своей жены, был на приеме у Молотова, Вышинского, остался недоволен разговором с ними, написал письмо Сталину, где требовал исключения из партии и преданию суду Молотова (в то время председателя Совнаркома) и Вышинского (ген. прокурора) на основании репрессии членов партии. На предупреждения родственников о рискованности таких действий он отвечал – «Я не боялся царской каторги, не боюсь и советской, а позорить звание коммуниста и человека не буду». Письмо последствий не имело, дошло ли оно до Сталина, не известно. Дело закончилось тем, что жену освободили в 1938 году, а его восстановили в партии.
Дата смерти не известна.
Жена умерла 21.06.1958 г. 
Источник:
А.И. Скобенников. О РАБОТЕ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТОВ (больш.) в 1905—1907 гг. во Владим. губ. (воспоминания)
Воспоминания А.И. Скобенникова об учительском союзе Для ясности картины учительского профессионального движении во Владимирской губернии нельзя пройти молчанием о тех разногласиях, которые и 1905 году существовали между социал-демократами и социалистами-революционерами, работавшими в учительском союзе.
Соц.-демократы-большевики на первых же совещаниях в 1905 году возражали против профессионально-политических союзов (железнодорожным, учительский, почтовый). Они говорили, что объединение в таких политических союзах рабочих или трудовой интеллигенции есть попытка затемнять классовое сознание в области политической борьбы. Выдвигаемые этими союзами лозунги об избирательном праве, о свободах формулировались так, чтоб они были приемлемы для всех партий. А фактически подчиняли эти союзы влиянию кадетов (проповедников т. назыв. «внеклассовой» борьбы) и эсеров, падких до лозунгов, которые бы объединяли и рабочих, и мелкую буржуазию. Соц.-демократы и на железно-дорожном съезде, и на учительских съездах заявляли: для политической борьбы у нас есть организации в лице соц.-демократической рабочей партии, с ясной и определенной классовой программой, и другой нам не нужно. Профессиональные же союзы нужны, как широкие объединения трудящихся одной профессии для защиты своих профессиональных нужд и для выявления классового сознания рабочих против капиталистов.
Помню, что на железно-дорожном съезде соц.-демократы остались в меньшинстве, но свою работу продолжали в направлении разоблачении кадетов и эсеров. 10-го июни 1905 года, как это видно из следственного материала о Суздальской соц.- демократ. группе, в Финляндии состоялся учительский съезд, на которой, очевидно, соц.-демократы победили, ибо решено было учительский союз из профессионально-политического преобразовать в профессиональный.
В Суздале к концу 1905 года уже наметилась из учителей группа соц.-демократов под руководством И.М. Хераскова. В нее входили П.Е. Сигов, И.Ф. Агапов, Г.Я. Скобенников, Н. Луковкин, Н. Григорьев, А.И. Скобенников, Ю.И. Скобенникова, М.Н. Соколов, М.А. Устинов и другие. Ив. Мил. Херасковым был написан реферат на тему о необходимости преобразования профессионально-политического учительского союза в профессиональный. С этим материалом мы с Григорьевым и Луковкиным в начале осени обошли мешком целый ряд учителей и учительниц Суздальского уезда, вербуя их в профессионально-учительский союз. Покровский же уезд в своей учительской массе целиком почти находился под влиянием соц.-революционеров, а в Ковровском уезде имели большое влияние в учительском союзе кадеты-земцы.
В ноябре 1905 года я получил назначение в село Черкутино, Владимирского уезда, и сейчас же здесь занялся организацией группы учителей ближайших сел в профессиональный учительский союз. В Ставрове под видом именин учителя Потапова собралось человек 10 учителей, где я прочитал им реферат Хераскова о разнице между двумя учительскими союзами.
Числа 20-го декабря 1905 года был созван первый съезд учителей Владимирского уезда, стоящих на платформе организации чисто профессионального учительского союза. Съезд состоялся нелегально в учительском общежитии в Ременниках под покровительством соц.-демократа, заведующего общежитием Дим. Меф. Новикова. На этом съезде, кроме меня, были: Нежданов А.С., Гортинский Н., кажется его сестра Зоя, студент В. Керсанов, всего человек десять-двенадцать: все, насколько помню, соц.-демократы. На этом съезде я был выбран делегатом на Всероссийский Профессиональный Учительский съезд, который должен был состояться в Москве 27-го декабря, вместе с целым рядом других съездов, но не состоялся после поражения декабрьского восстания и вследствие объявленного в Москве военного положения. Организатором этого съезда в Москве был Ив. Иван. Скворцов-Степанов, ныне редактор «Известии ЦИК-а СССР».
Группировка учителей, стоящих на точке зрения организации профессионального союза, и после того долго еще сохранилась. Я обменялся письмом с Ив. Ив. Скворцовым, который этот метод организации мелких групп учителей рекомендовал, как единственно пока возможный. Только в 1907 году с арестом и высылкой учителей соц.-демократов, это профессиональное движение, которое находилось под их идейным влиянием, постепенно сошло на нет.
Но та работа, которую учители вели по пробуждению крестьянской революционной мысли, даром не пропала. Немало из крестьянской молодежи первой революции смогли стать вожаками крестьянства в Октябрьской революции 17 года.
17/XI-1925 г. А. Скобенников
Учительский союз Владимирской губернии в 1905-08 годах
В среде гимназистов 1905-06 гг. в г. Владимире
Владимирская энциклопедия
|
