Учредительное собрание открылось в Петрограде 5 января, а 6 января оно было распущено. Печальную судьбу парламентской демократии в России разделили органы местного самоуправления. После разгона Учредительного собрания Советская власть усилила свое наступление на думы и земства. Не случайно именно 8 января 1918 г. фракция РСДРП(б) выступила на заседании Владимирского губернского земства с заявлением о том, что «эсеровское земство не соответствует интересам трудового крестьянства». В январе - феврале 1918 г. решения о ликвидации земств и замене их советами были приняты на съездах советов во всех уездных городах Владимирской губернии. Исключение здесь составил лишь Вязниковский уезд, где в уездном крестьянском совете и совете рабочих и солдатских депутатов до лета 1918 г. преобладали эсеры и меньшевики, выступавшие против всевластия советов за расширение прав земств. Как свидетельствуют источники, на местах даже после разгона Учредительного собрания не спешили упразднять прежние органы местного самоуправления и активно привлекали их к работе советов. Земские управы нередко в полном составе переименовывались в хозяйственные отделы уездных советов, как это было, например, в Суздале, Коврове и других городах. Подобным образом решались вопросы власти и в волостях. В целом ряде волостей Владимирского, Шуйского, Ковровского и некоторых других уездов земства были переименованы в советы. И все же политика центра после разгона Учредительного собрания была направлена на ликвидацию прежних органов самоуправления, и с конца зимы - весной 1918 г. думы и земства на местах распускаются. Источники свидетельствуют, что поддержка политики центра в этом вопросе населением отнюдь не была безусловной. Об этом говорят, например, события в Ставровской волости (Владимирский уезд). Здесь вопрос о роспуске земской управы рассматривался на созванном большевиками волостном сходе еще 17 декабря 1917 г., но крестьяне не поддержали это предложение. Земская управа была ликвидирована лишь 5 апреля 1918 г., - после того, как демобилизованные солдаты организовали в волости совет. Земцы вынуждены были уступить силе. В большинстве своем население осталось равнодушным к упразднению дум и земств. Основной причиной этого была слабость их социальной опоры, малочисленность так называемого «третьего элемента». Ситуация во Владимирской губернии в этом смысле мало чем отличалась от общероссийской. К концу весны во всех ее уездах земства и думы были ликвидированы. Советы остались единственными представителями власти на местах. Исключение составил лишь Вязниковский уезд, где земство весьма эффективно работало вместе с советом до лета 1918 г. Но эта попытка практического воплощения идеи союза между социалистами разной ориентации (эсерами, меньшевиками, большевиками) не могла стать успешной, поскольку противоречила политике центральной власти.
Политический радикализм большевиков поначалу не оказал влияния на экономику. Первые их мероприятия в этой области были умеренными. Это проявилось прежде всего в аграрной реформе, проводившейся в основном в соответствии с эсеровской аграрной программой. С конца осени 1917 и зимой 1917/18 гг. земельные комитеты и советы брали на учет и конфисковывали помещичьи имения. Всего к началу лета во Владимирской губернии было конфисковано 3348 помещичьих имений. Конфисковывались также земли, принадлежавшие казне, церквам и монастырям. Декрет о земле был направлен в первую очередь на ликвидацию помещичьего землевладения; однако в некоторых волостях крестьяне стали сразу же «отрезать излишки» земли у зажиточных крестьян - «кулаков». Так, Воскресенский волостной совет Ковровского уезда конфисковал в январе 1918 г. земли хуторянина Морозова. В Степаньковской волости Гороховецкого уезда тогда же волостной совет отобрал луга у «кулаков» братьев Орловых. Весной 1918 г. с приближением сева встал вопрос о распределении конфискованных земель. «Положение о распределении земли» во Владимирской губернии устанавливало трудовую норму наделения землей, т. е. такое количество земли, которое может обработать каждая крестьянская семья. Суздальская, Шуйская, Вязниковская уездные инструкции рекомендовали норму, предложенную основным законом о «социализации земли» - потребительско-трудовую. Инструкции Владимирского, Судогодского, Ковровского и Муромского уездных советов рекомендовали делить землю по едокам - в интересах деревенской бедноты. Именно таким способом были разделены конфискованные земли в большинстве волостей Владимирской губернии. Преимущества в наделении землей имели советские, государственные и коллективные хозяйства. Одновременно земельные комитеты и советы конфисковывали инвентарь и скот, передавали его в первые совхозы и колхозы и распределяли среди бедняков по уравнительному принципу. Поскольку у помещиков и кулаков было намного меньше лошадей и коров, чем требовалось для бедняцких хозяйств, нередко животных распределяли по жребию. Так было в Холуйской волости Вязниковского уезда, в Симской волости Юрьев-Польского уезда. В результате раздела весной 1918 г. конфискованных частновладельческих имений, казенных и церковных земель и имущества произошло «осереднячивание» деревни. И все же землевладение крестьян увеличилось незначительно. Беднейшие крестьяне, имевшие от 1 до 5 десятин на двор, увеличили его в 5 раз. Более многочисленный слой бедноты, владевший от 5 до 10 десятин - всего лишь в 1,5 раза. Полученной земли было недостаточно для ведения эффективного хозяйства. К тому же увеличилась мелкополосица и чересполосица, свойственные общинному землевладению. Архаические черты общинной системы землепользования тяготели над крестьянством. Уже зимой - весной 1918 г. во Владимирской губернии стали создаваться на базе крупных частновладельческих имений первые государственные хозяйства. Один из первых в стране совхозов возник в бывшем имении «Фетиньино» Калитеевской волости Владимирского уезда. Бедняки объединялись в коллективные хозяйства. Среди первых колхозов в губернии были Безинская (с 1 января) и первая Клюшниковская (с 6 февраля 1918) коммуны. Весной 1918 г. возникли коммуны в Нагорьевской волости Переславского уезда и в деревне Дмитрово Шуйского уезда, трудовая артель в Городищенской волости Юрьев- Польского уезда и др. Общее число коллективных и государственных хозяйств до лета 1918 г. было, однако, небольшим.
Октябрьская революция провозгласила победу рабочего класса, и поэтому не случайно наибольшее внимание органы статистики уделяли промышленности. Уже в 1918 г. была проведена Первая всероссийская промышленная перепись. Она прошла во Владимирской губернии крайне неудачно. Большинство бывших владельцев предприятий скрылись, прихватив с собой документацию. Некоторые из них вообще не вели ее или создавали конторы за пределами края. В промышленности в первое время Советская власть вводила рабочий контроль, но вскоре приступила к национализации предприятий, так же как и банков. Одной из первых в стране была национализирована Ликинская мануфактура. Это была крупная текстильная фабрика. Ее владелец, в прошлом министр Временного правительства А.В. Смирнов, закрыл предприятие еще в сентябре 1917 г. Рабочие и их семьи оказались в безвыходном положении и вынуждены были уже 17 ноября 1917 г.национализировать фабрику. Первоначально национализировались лишь отдельные фабрики и заводы, имевшие большое государственное значение, или предпринимались карательные меры против саботажа владельцев. В числе первых национализированных предприятий были Кольчугинский медеобрабатывающий, Ковровский металлообрабатывающий и Гусевской хрустальный заводы. В начале января 1918 года национализировалась хлопчатобумажная фабрика около станции Ундол. В целях осуществления национализации производства и государственного управления хозяйственной жизнью страны был создан Высший совет народного хозяйства. В начале января 1918 года ВЦИК принял декрет о создании таких органов на местах. В феврале во Владимире состоялся губернский экономический съезд, который принял решение о создании губернского совета народного хозяйства. Избрано было организационное бюро из представителей фабрично-заводских комитетов, профсоюза инженеров, губисполкома и губернского комиссариата труда. В марте 1918 года на губернском съезде Советов было принято постановление об упразднении земства и его исполнительного органа - земской управы. Вопросы ее компетенции перешли к Гусбсовнархозу, ставшему единым экономическим органом губернии. Функции губсовнархоза были довольно обширными. В его ведении находились национализированные фабрики и заводы, неподведомственные непосредственно главкам ВСНХ, ненационализированные предприятия и кустарные промыслы. В июне 1918 года был принят декрет Совета Народных Комиссаров о национализации фабрики «Товарищество Собинской мануфактуры», а в августе в собственность Советского государства перешли льнопрядильная и льноткацкая фабрики в Меленках, объединенные вскоре в единый льнокомбинат. К сентябрю 1918 года в губернии национализировали 26 предприятий металлообрабатывающей, хлопчатобумажной, льняной, стекольной и других отраслей промышленности. До конца того же года национализация охватила также хлопчатобумажную фабрику в Гусь- Хрустальном, льняную фабрику при станции Вязники (ныне ст. Ново- Вязники), льнопрядильную фабрику в Ярцеве и многие другие текстильные предприятия. В декабре 1918 года упразднили акционерное общество «Ю.С. Нечаева-Мальцова - наследник» и принадлежавшие ему стекольные заводы. Все это стало государственной собственностью. Ускоренная национализация породила хаос и падение производства. Рабочие даже не знали, как приступить к работе, не разбирались в организации производства и финансовом положении предприятий. Такая национализация вела к усилению экономической разрухи.
Большой проблемой для большевиков оставался и продовольственный вопрос. В первое время после установления Советской власти продовольственным делом по-прежнему ведали продовольственные управы, имевшие уже опыт снабжения населения продуктами питания. Их деятельность, однако, сразу была поставлена под контроль советов. Так, в начале января 1918 г. Владимирский губернский совет назначил своего комиссара по продовольствию. В конце января 1918 г. Продовольственное дело было передано в ведение губернского совета, в котором был создан специальный отдел снабжения. Губернская управа еще продолжала работать некоторое время, но состав ее был переизбран. Губернский совет занимался организацией плановых закупок хлеба в производящих губерниях. Поступающий по плановым нарядам хлеб должен был распределяться между уездами и волостями пропорционально числу голодающих. Плановые наряды, однако, выполнялись из рук вон плохо. В январе 1918 г. во Владимирскую губернию было доставлено всего 8-10% запланированного количества хлеба. В условиях разгоравшейся гражданской войны подвоз продовольственных грузов сокращался с каждым месяцем. Возникла угроза голода. Это подталкивало уездные и волостные советы к радикальным мерам - проведению учета и изъятию хлеба у зажиточных и средних крестьян и распределению его среди неимущих. Такое решение, например, в феврале 1918 г. принял Суздальский уездный совет. Большевистское правительство взяло курс на жесткое проведение хлебной монополии, введенной еще Временным правительством. Против этого резко выступали эсеры и меньшевики, полагавшие, что для предотвращения голода необходимо разрешить свободную закупку хлеба. За отмену хлебной монополии весной 1918 г. выступил целый ряд местных советов губернии - Судогодский уездный, а также Филипповский (Покровский уезд), Торчинский (Суздальский уезд), У идольский (Владимирский уезд) и немногие другие. Безудержная инфляция, голод, жесткое проведение хлебной монополии привели к тому, что многие крестьяне и рабочие, поддерживавшие ранее большевистское правительство, выступили против него. Это сказалось на позиции ряда местных советов. Так, в мае против существующей власти выступил Теренеевский волостной совет Суздальского уезда, а в начале июня - Верхнеландехский волостной совет Гороховецкого уезда. В Сарыевской волости Вязниковского уезда совет был распущен и восстановлена волостная земская управа, которая действовала до конца лета 1918 г., когда ее разогнал волостной комитет бедноты. Совет был упразднен и в Пестяковской волости Гороховецкого уезда, где крестьяне, как и в дореволюционные времена, выбрали волостного старшину. Подобные события заставили правительство в конце весны - начале лета 1918 г. перейти к новому этапу аграрной политики в деревне и созданию комитетов бедноты.
Для рассмотрения дел «контрреволюционеров и саботажников» новая власть учредила революционные трибуналы. Во Владимире революционный трибунал был образован 11 декабря 1917 г., зимой - весной 1918 г. ревтрибуналы возникли в уездных центрах и некоторых волостях Суздальского, Владимирского, Муромского, Ковровского уездов. Вскоре после принятия 7 декабря 1917 г. декрета о создании Всероссийской чрезвычайной комиссии такие комиссии стали возникать и во Владимирской губернии. Целью их создания была, прежде всего, борьба с контрреволюцией и спекуляцией. Председателем Владимирской губчека стал В. Гортинский. Комиссия выносила приговоры от «общественного порицания» до заключения под стражу и расстрелов (см. Владимирская губернская Чрезвычайная Комиссия). Вскоре после принятия декрета СНК от 28 января 1918 г. о создании рабоче-крестьянской Красной Армии во Владимирском губернском совете была образована специальная комиссия по организации добровольческих частей Красной Армии. 28 февраля в губернии было введено военное положение. Весной-летом 1918 г. произошел переход от добровольческого этапа в строительстве Красной Армии к ее формированию на основе воинской повинности. Для проведения мобилизаций при губернском, уездных и волостных советах были созданы военкоматы. Проведение мобилизации было поручено губернскому военному комиссару М.С. Лешко. В последующем владимирцы участвовали в боях на всех фронтах гражданской войны. Многие из них стали ее героями. В их числе: бывший судогодский военный комиссар К.А. Мерецков (впоследствии ставший маршалом СССР), комиссар полка Н.А. Соколов-Соколенок, комсомольский вожак поэт Г.Г. Фейгин.
Вторая всероссийская перепись 1920 г. также была посвящена промышленным заведениям. Она выявила значительное преобладание во Владимирской губернии промышленных изделий над продукцией сельского хозяйства. По данным переписи наша промышленность продолжала занимать четвертое место в стране по стоимости продукции и по числу рабочих. По этим показателям лидировала текстильная промышленность, на которую приходилось три четверти всего производства и количества рабочих. На втором месте стояла металлообрабатывающая промышленность. Подавляющая часть рабочих этой отрасли трудилась на Кольчугинском медеобрабатывающем заводе. Вскоре после Октябрьской революции он был остановлен и семь с половиной тысяч человек оказались на улице. Через несколько месяцев завод был национализирован и заработал вновь. В 1920 г. предприятие было милитаризовано, признано одним из лучших в республике и вновь стало одним из крупнейших в стране. Перепись 1920 г. выявила очень слабую энерговооруженность. Количество электроэнергии, приходившейся на одного жителя, составляло всего 1,3 ватта. Поэтому на более чем половине промышленных заведений использовался исключительно ручной труд. Более восьмидесяти процентов всей мощности двигателей падало на паровые. Подавляющую часть топливного баланса края составляли дрова. В 1921 г. в стране разразился всеобщий кризис. Он особенно больно ударил по Владимирской губернии. Если во всей стране валовая продукция промышленности составляла в это время около 20 % довоенного производства, то в нашем крае разруха снизила этот процент до 12,6. Многие фабрики представляли собой кладбище станков. Промышленное производство почти прекратилось в августе, когда на всех предприятиях губернии числилось менее десяти тысяч человек. Постепенно народное хозяйство восстанавливалось. Накопленные средства вкладывались прежде всего в промышленность. Это позволило построить в конце рассматриваемого периода только в нашей губернии такие крупнейшие по европейским меркам предприятия, как прядильная фабрика в Лакинске и стеклозавод в Гусь-Хрустальном. Строительство новых заводов, расширение и модернизация действовавших предприятий в стекольной промышленности позволили занять первое место в Советском Союзе по производству бутылок, сортовой посуды и т. н. «бемского» стекла. Статистические исследования отражали плохие условия труда рабочих. Более половины рабочей молодежи не имели собственной постели. Около половины обследованных крестьян, работавших на предприятиях, спали на полу. В Кольчугино в некоторых казармах приходится по три кандидата на одну койку: спят на ней посменно. Рабочие собинской фабрики «Комавангард» в так называемых каморках располагались этажами: одна семья — наверху, на полатях, другая — внизу. Характерными чертами первого десятилетия Советской власти были безработица и забастовки. В нашей губернии число безработных доходило до 20 тыс. человек, то есть почти каждый десятый из всех работавших. Особенно большое количество безработных (свыше одной трети) было среди членов союза работников искусств. Не все, кто устраивался на работу, были довольны своими доходами. Требования 2220 участников 37 стачек, которые произошли в губернии с 1923 г. по 1926 г. сводились к повышению зарплаты. Ее недостаток заставлял рабочих не терять связи с деревней. До половины пролетариев губернии продолжали обрабатывать землю или проживать там из-за жилищного кризиса. Подавляющая часть населения губернии занималась сельским трудом. Что же представляло собой среднее крестьянское хозяйство после Октябрьской революции? В нашем крае на него приходилось всей удобной земли без леса и кустарника 7,6 десятины, пашни 5,2 десятины и сенокоса 1.6 десятины, что было явно недостаточно для аффективной работы. Катастрофически не хватало мужской и тягловой рабочей силы. 46 % мужчин в рабочем возрасте взяты были в войска и 8 % отсутствовали по тем или иным причинам, а 42 % хозяйств были безлошадными. Поэтому особенно ценился крепкий работник с лошадью. Летом 1918 г. в среднем по губернии он мог за день получить более шестидесяти рублей. Даже самые высокооплачиваемые специалисты — бондари и колесники, получали на десять рублей меньше, а женщины и подростки на подсобных работах — в пять раз. Войны и перестройка социально-экономических отношений не могли не поколебать и без того расшатанные устои сельского хозяйства, что выразилось в уменьшении рабочего и продуктивного скота, в ухудшении техники полеводства и сокращении посевной площади. За годы Гражданской войны посевная площадь губернии сократилась почти на четверть. Крестьянское хозяйство стало натуральным. Замкнувшись, оно вобрало в себя покидавших города жителей, многие из которых еще сохранили связи с родной деревней. В начале двадцатых годов губерния оказалась более крестьянской, чем до войны. «Аграрное перенаселение» было основой широкого развития в губернии кустарных и отхожих промыслов. 67,5 % всего денежного дохода крестьянина давал промысел, а сельское хозяйство лишь 21 %. Однако высокая промысловость сельского хозяйства постоянно падала. Жители деревни из-за слабого развития промышленности стали меньше зарабатывать на промыслах, чем до революции. Фабрично-заводская промышленность не успевала поглощать избыток населения деревни. Кроме того, в нашей губернии процент изъятия налогами с души сельского населения условно-чистого дохода был выше, чем в целом по стране. Подавляющее большинство крестьян жило в избах с недостаточными санитарными нормами по объемам на человека. Если принять во внимание детскую норму (где на душу полагается ок. 1,5 кв. сажени площади пола), то все же 60 % изб в губернии не имели и этой площади. Традиционно семьи, за редчайшим исключением, ели из одной чашки и пользовались одним полотенцем. В среднем по губернии крестьяне в половине случаев жили при недостаточном дневном освещении. По вечерам избы освещались почти исключительно керосином. Недостаток кубатуры, отсутствие вентиляции, дефекты отопления, недостатки естественного (малая световая площадь окон) и искусственного (керосин) освещения. К этому можно добавить низкий уровень медицинского обслуживания на селе. Если на каждого врача в городе приходилось 1542 чел., то в сельской местности — 12648. Эти факторы вели к тому, что в поисках лучшей доли все большее число крестьян покидало пределы губернии. Неспособность промышленности производить дешевые товары в больших количествах и низкие закупочные цены на сельхозпродукцию вели к тому, что советские крестьяне не хотели торговать с государством. У них почти не было стимулов к повышению эффективности сельскохозяйственного производства. Малая рентабельность, сплошь и рядом убыточность влекли за собой сокращение площади пашни. Сохранялись архаичные формы обработки земли. Почти четверть крестьянских хозяйств в 1920 г. обрабатывались при помощи сохи. Условия индивидуального ведения сельского хозяйства оставались крайне неблагоприятными для повышения производительности сельского хозяйства, особенно при наличии большого числа безлошадников, малопосевных и малоземелья в губернии. Кроме того, каждый год от 4 до 5 тыс. крестьянских хозяйств дробились, и в конце рассматриваемого периода на одно крестьянское хозяйство приходилось всего 2,6 га. Эти обстоятельства, а также уменьшение количества закупленного зерна государством у крестьян в конце 20-х годов, вело к постоянным кризисам снабжения городов хлебом. Из двух путей выхода из создавшегося положения (капиталистического и социалистического) государство, естественно, выбрало последний, хотя по экономическим предпосылкам первый был предпочтительней. В крепких частных хозяйствах была низкая себестоимость производимой продукции, применялись передовые технологии, благодаря которым они добивались внушительных успехов. Например, превышение урожаев у них над обычными крестьянскими хозяйствами достигало по некоторым культурам ста процентов, а молока они получали от одной коровы в год на 35 пудов больше. С другой стороны, многие совхозы, а также колхозы, в которых находилось в конце рассматриваемого периода всего четыре тысячи человек, были нерентабельны. И все-таки государство пошло по пути борьбы с крепкими частными хозяйствами, владельцев которых окрестили кулаками. Во Владимирской губернии в конце 1920-х годов к ним относили крестьян, имевших средств производства на сумму свыше 1600 руб. или доход, превышавший 1300 руб. в год. Прочную смычку между социалистической промышленностью и крестьянскими хозяйствами должна была осуществлять возрожденная при НЭПе торговля. Именно в ней частный капитал имел повсюду, как более подвижный и опытный в деле обмена, значительный успех в начале НЭПа. Несмотря на то, что крупной торговли частных лиц в губернии почти не было (самый большой оборот — всего 160 тыс. руб. был у владимирской фирмы, торговавшей какао и колониальными товарами, хозяином которой являлся М.И. Столь), число мелких торговцев было огромным. Боязнь роста мелкобуржуазной стихии заставляла уделять пристальное внимание классовой статистике. По ее данным, подавляющее большинство населения губернии — крестьяне. К 1924 г. на селе проживало более 85 % населения губернии. Октябрьская революция внесла в деревню процесс уравнительности крестьянских хозяйств. НЭП вновь привела к расслоению деревни. К концу 20-х годов увеличилось число бедняцких (до трети) и кулацких (до десятой части) хозяйств. Курс на индустриализацию вел к гигантскому росту пролетариата. В нашей губернии население промышленных центров по переписи 1926 г. увеличилось за три года почти наполовину. За годы Советской власти поселок Гусь-Хрустальный превратился в город, на предприятиях которого работало до десяти тысяч рабочих. Всего 5,9 процента городского населения относились к буржуазии в начале Гражданской войны, что составляло 10 тыс. семей, включая «лиц свободных профессий». На дне общества находилось деклассированное население. В декабре 1926 г. оно насчитывало в губернии 2112 человек. Во Владимире были выявлены 470 обитателей притонов и ночлежек, среди них 37 проституток и 13 беспризорников. Удовлетворением духовных потребностей жителей губернии занимались учреждения культуры. В декабре 1922 г. к ним принадлежали 38 театров, 26 кинематографов, 9 оркестров, а также 13 музеев. Первой и основной задачей музейной работы после революции было создание сети учреждений по изучению местного края. Произошло «колоссальное», как сказано в документах губстатбюро, приращение экспонатов за счет спасенных от гибели культурных и художественных ценностей. В 1926 г. в четырех отделениях Владимира и двенадцати уездных музеях насчитывалось до 40 тысяч экспонатов. Губмузеем было зарегистрировано 120 памятников — «остатков древней человеческой культуры».
Огромную роль в политическом воспитании населения играло образование. Именно на эту систему падали наиболее крупные расходы местного бюджета. На волне революционных преобразований в губернии возникло до пяти тысяч просветительских учреждений. Созданы новые категории учебных заведений. В Коврове открылись Народный университет и Рабочий факультет, а во Владимире возник Педагогический институт народного образования. Впервые были созданы дошкольные и внешкольные учреждения. 1 октября 1918 г. в губернии возникли единые трудовые школы. К декабрю 1922 г. в нашем крае насчитывалось 4877 просветительских учреждений. Однако до середины рассматриваемого периода более половины населения губернии оставались неграмотными. Исходя из низкого уровня развития промышленности, сельского хозяйства и культуры, удовлетворение коммунальных потребностей населения оставляло желать лучшего. В 1920 г. во Владимире работали всего 2 бани, одна из которых вскоре закрылась; прачечные отсутствовали. Владимир освещали 10 дуговых фонарей. Вода в основном доставлялась городскому населению ежедневно обозом, и только восемь процентов владений было подключено к водопроводу. Очистка воды не производилась. Канализация отсутствовала. Ассенизационный обоз, состоявшим из трех одиночных колымаг, нужды города не удовлетворял. Острейшей проблемой того времени была жилищная. Во Владимире даже скудная норма (9 кв. м. на человека) не выполнялась. В первое десятилетие Советской власти почти не велось строительство. Здания не ремонтировались и разрушались. Памятники архитектуры представляли собой жалкое зрелище. Даже через шесть лет после окончания войны в башнях Золотых ворот болтались на одной петле разломанные двери и там ночевали беспризорники. Суздаль, в настоящее время один из всемирных центров туризма, в год окончания Гражданской войны мог предложить приезжим лишь 8 номеров, его улицы освещались 5 лампочками. В конце 20 х гг. в его музее работали всего два сотрудника. Уровень коммунального обслуживания в пролетарских центрах был более высоким. Например, почти все население Гусь-Хрустального пользовалось электричеством. По этому показателю город стеклоделов значительно превосходил другие населенные пункты губернии. Рацион питания владимирцев не отличался разнообразием. У рабочего он состоял из трех примерно равных частей: хлеб, овощи и картофель. Основа питания крестьянина составляла рожь. Хлеб из нее селяне потребляли в три — шесть раз больше, чем пшеничный. Все большее место в рационе селянина занимал картофель. (По производству продукции из крахмала губерния вышла на второе место в стране после Ярославской.) Из огородных культур на столе преобладали прежде всего огурцы. Затем шли морковь, капуста и лук. Кормилицей в то время называли корову. Ее держали в большинстве крестьянских хозяйств губернии, и она кормила 5—6 человек. При переходе к рыночной экономике важную роль играли цены, которые властями рассматривались как один из главных инструментов планового и классового воздействия на хозяйство. Каждый понедельник все уездные статистические органы должны были предоставлять сведения в ігубстатбюро на 30 товаров. Как сказано в инструкции, «при отсутствии на рынке товара надо стараться узнать хотя бы случайную цену (по знакомству, из-под полы и т. п.)». При установлении цен на одинаковые услуги государство осуществляло дифференцированный классовый подход. Например, плата с лампочки для частных заведений и церквей была в десять раз выше, чем для советских учреждений. Расходы на жилье рабочего были минимальны. Он тратил на квартплату примерно двадцатую часть зарплаты. (Лица с низкими доходами платили еще меньше). Рынок выявил резкую разницу цен в различных районах губернии. Например, стоимость ржаной муки 1 августа 1921 г. в Переславском уезде была 85000 руб. за пуд, а в Александровском — 120000. Разница в цене на кирпич достигала шестикратного размера. Сильно отличалась стоимость мужского и женского труда, а также зарплата в различных ведомствах. В 1925 г. во Владимире поденная плата мужчины-чернорабочего составляла рубль и десять копеек, а женщины — всего 85 коп., средняя зарплата в губмузее была в два с лишним раза меньше, чем в госбанке.
Ответы на вопросы многочисленных анкет губстатбюро помогают приоткрыть внутренний мир наших земляков, узнать их мнение по различным вопросам. Многие из крестьян по-прежнему оставались верующими. По их словам, каждая семья несла в храм ежегодно от одного до пяти рублей. В деревнях многие соблюдали посты, правда, некоторые уже отвечали, что по причине недостатка жиров и белков. Во время широко отмечаемых церковных и новых революционных праздников крестьянин пытался отвлечься от тяжкого земледельческого труда, что отражено в ответе на вопрос: «В чем заключается празднование? — В свободе от труда». Анкеты по обследованию быта отмечают быстрое распространение пьянства. С двадцать четвертого (год начала широкой продажи водки) по двадцать шестой расходы на приобретение спиртных напитков в губернии выросли более чем в три раза. Анкетированные оправдывали выпивки тем, что продажа «русской горькой разрешена декретом». Продажа спиртных напитков иногда осуществлялась прямо на территории некоторых предприятий. Пьянство способствовало распространению хулиганства и падению нравов. Старики жаловались, что младшие не признают старших, жена — мужа, и растет блудодеяние.
«Губсоюз—голодающим. В целях оказания помощи голодающему Поволжью при Губсоюзе 15 сентября 1921 г. была образована особая Комиссия помощи голодающим. За время с начала действий этой Комиссии по 19 мая 1922 г. хлебо-фуражным отделом Губсоюза отправлено в Поволжье 4 000 пуд. 3 ф. хлебных продуктов однофунтового сбора, 2% начислений с торговых операций по главной конторе Губсоюза поступило 2.245.919.052 руб. и добровольных пожертвований от служащих Губсоюза принято 773.379.626 руб. Члены коллегии и сотрудники Губсоюза с августа 1921 г. по январь 1922 г. отчисляли ежемесячно 1/24 часть своего содержания; с января же общее собрание служащих постановило ежемесячно отчислять 5% заработной платы. На собрании служащих 28 марта было постановлено отчисления в размере 5% содержания продолжать независимо от общеустановленного налога. Все отчисления и пожертвования Губсоюзом переводились на текущий счет Губкомиссии Губисполкома, которая концентрирует их с другими пожертвованиями и отправляет в Татреспублику. Кроме того, согласно решения Собрания уполномоченных 15— 17 марта, Губсоюзом отправлен голодающим 1 вагон муки, а с 1-го апреля постановлением Президиума Губсоюза установлено отчисление одного фунта с пуда заготовленного Губсоюзом картофеля; принято также Губсоюзом постановление перевести в Центросоюз 2000 руб. золотом для создания фонда на покупку сельско-хозяйственных орудий для крестьян голодающего Поволжья. В последнем своем заседании 20 мая Правление Губсоюза постановило организовать лотерею в пользу голодающих. Считаясь с крупной эвакуацией детей во Владимирскую губернию из Татреспублики, Губсоюз организовал и содержит исключительно на свои средства 3 детских дома: при Главной конторе для 48 детей, при Суздальском отделении — для 38 и при Юрьевском для 25. По установленным Губсоюзом нормам питания детей в детских домах месячный расход на пищевое довольствие ребенка, по рыночным ценам на 20 мая, определяется приблизительно в 23.000.000 руб., что при количестве 111 содержимых Губсоюзом детей составит расход в два с половиной миллиарда рублей в месяц. Кроме того, Губсоюз затратил и затрачивает большие средства на оборудование детских домов, на обмундирование детей, содержание личного состава служащих в домах, отопление, освещение, ремонт зданий и т. п.» («Призыв», 17 июня 1922). «Владимир отправляет в Татреспублику транспорт в составе 8-ми вагонов с продуктами, собранными Губернской комиссией в пользу голодающих Поволжья: овса 4983 пуда, ржи 217, просо 191, гречи 138, пшеницы 135, льняного семя 938 и разного зерна 77 пудов; кроме того, 200 аршин бязи. Готовится к отправке второй транспорт с следующими продуктами: сухого картофеля 2000 пудов, ржи 1388 пудов, овса (закупленного в Губсоюзе Потр. О.) 700 пудов. Союзом текстильщиков пожертвовано 2000 аршин бязи. Артсоюз и Губкустром сдали в компом голодающим 70 миллионов руб. 10 % отчисления от продажи кустарных изделий на выставке-базаре. По 20-е декабря собрано пожертвований в пользу голодающих всего: ржи 2373 пудов, картофеля 8680, овса 594, льняного семя 937, муки 217, мяса 201, просо 191, гречи 137, разных семян 94 пуда; денег – 254311423 рубля. С 1-го по 18-е января собрано пожертвований 161522566 рублей» («Луч», 3-го февраля 1922). «29-го января в б. Реальном училище сотрудники Муромской типографии поставили пьесу С. Белой «Крестьяне». Вот пьеса, которую следовало бы поставить во всех нардомах нашего уезда. Она стоит десятка самых пылких митингований. Яркая картина насилия деревенского кулака, разложения мелкобуржуазной семьи, суеверия, темноты, забитости… Показаны и ростки новой жизни, в образе протестующего крестьянского парня. Побольше бы таких пьес ставили в пользу Поволжья и школы. Не растлевали бы сознание молодежи «Ревностью» и другой арцыбашевщиной. Сыграна пьеса пролетариями типографии вполне удовлетворительно. Положительно, наши любители актеры скоро заставят подтянуться Городск. театр: мало в этом театре любят хорошую художественную драму, мало уважают наших писателей, которыми мы привыкли гордиться. Театр – это дом просвещения, а не балаган. Ведь и так много пошлости, ведь тонем в ней, захлебываемся…» (газета «Луч», 9-го февраля 1922). «Союз Работпрос голодающему учительству Поволжья Наш Муром нельзя упрекнуть в халатности по части сборов в пользу голодающих Поволжья. Спектакли, концерты, танцы чуть-ли не каждый день. Похвально… Но хорошо бы все эти спектакли, концерты, танцы с духовыми оркестрами, с буфетами, конфетти-серпантин как-нибудь… облагородить? Хорошо бы тут двух сразу зайцев убивать: и голодающим и школам помогать и вместе с тем действительно культурно-просветительное дело делать. Вещь вполне, конечно, возможная. Это доказал последний спектакль, организованный Союзом Работпроса в пользу голодающего учительства Поволжья. Была сыграна пьеса «На дне» М. Горького. Давно не видели Муромцы такой хорошей игры любителей-актеров, с таким уважением к автору поставленной пьесы! Такая постановка, над которой вероятно очень много потрудились и режиссер и школьные работники и декоратор – действительно стоющее во всех отношениях похвалы культурное дело. И сбор был полный. Чистый сбор выразился больше чем в 8 миллионов! Работники просвещения показали пример, как надо ставить спектакль в пользу голодающих. Другие, равняйтесь!» (газета «Луч», 9-го февраля 1922).
Рассмотренные документы рисуют картину кризисного общества, в котором преобладали тяжелый физический труд и ужасные бытовые условия; общества, в котором одновременно закладывались основы сплошной грамотности и фундамент одной из мощнейших экономик в мире.
Выписка из отчета губотдела управления за один из первых месяцев 1921 г.: «Деятельность местных органов власти, главным образом, обращена на борьбу с лесными пожарами, на заготовку дров для железных дорог, фабрик и заводов, борьбу с эпизоотией. Канцелярия в вик-ах поставлена слабо: знающих это дело людей нет. Уездные отделы управления места не инструктируют. Распоряжения советской власти выполняются на местах своевременно». Так, в 1922 г. в сводке за июль по 31 отмечалось, что «главное направление работ виков заключалось в сборе налогов и самообложений», т. е. вики продолжали оставаться только исполнителями приказов сверху. И даже в 1923 г. в среднем созывалось только 1 (1,3) заседание виков в месяц. На I губсовещании заведующих уотделами управления (21 июня 1923) и в докладах ряда виков (начало 1923) точно также сообщалось: «Сельсоветы и волисполкомы в 1921-22 г. были в скверных условиях. Ими выполнялись только задания свыше». «Низовые советы не отвечают своему назначению — работники их политически не развиты». «Сейчас в деревнях нет выборности, председатели сельсоветов — Очередные». «Материальное положение предсельсоветов ничтожно: некоторые из них получают натурой по ½-1 пуду хлеба в месяц. Многие из них очередные. Деловые и даже денежные бумаги пишутся на ' клочках, затираются, а зачастую и затериваются». «Предсельсоветов работают так: получат распоряжение — выполнят, свою же инициативу не проявляют». Работу виков и сельсоветов даже еще в 1924-25 г. отчет ГИК-а к ХѴII губсъезду советов (март 1926) характеризует так: «Вся работа волисполкома выполняется членами его президиума; остальные члены ВИК не принимают участия в его работе, являясь только на заседания или, в крайнем случае, выполняя отдельные временные поручения ВИК. В волостях... очень мало уделяется внимания вопросам сельского хозяйства, наблюдению за работой школ и других культурно-просветительных организаций, кооперации, ККОВ и др. общественных организаций. В большей части сельсоветов всю работу ведет председатель, выполняя, главным образом, требования и распоряжения ВИК-ов. Заседания сельсоветов практикуются довольно редко». Однако, упорная работа по оживлению работы низовых советов, по переходу «от методов ударных, от методов толчков, порывов к длительной систематической упорной, настойчивой работе по поднятию общественно-культурного, хозяйственного уровня» дала положительные результаты. И отчет ГИК-а XVIII губсъезду советов, отметив все еще имевшую место в 1925-26 г. перегрузку повесток дня пленумов виков вопросами организационно-административного характера, в то же время дает ряд цифр, доказывающих, что «в среднем за месяц созывалось меньше одного (0,8) пленума и больше 3 (3,2) заседаний вика,: а также, что на этих пленумах и заседаниях были заслушаны сотни докладов сельсоветов, кооперативов, школ и т. д. Сельсоветы в среднем собирались почти раз (0,7) в месяц, при чем в среднем из 7 их членов посещали заседания 5. За первые полгода 1926-27 г. волисполкомы собирались в месяц уже более 3 (3,1) раз, а сельсоветы — 1 раз. В виках заседания все еще перегружены административно-организационными вопросами. Но за то на заседаниях сельсоветов они составляли только 1/3 (34,7 проц.), сельско-хозяйственные вопросы — 17,7 проц., благоустройство — 16,4 проц., финансовые и бюджетные — 13,8 проц., промышленные — 2,7 проц., торгово-кооперативные — 2,7 проц. и народного образования, здравоохранения — 12 проц.
Владимирская губерния. Деревенские жители Владимирской губернии в 1917-1920 годах. Контрреволюционные выступления крестьян Владимирской губернии в годы Гражданской войны Товары и цены во Владимирском крае в 1917-1941 годах Город Владимир в 1919-1920 годах.
