Происходил из дворянского рода Мальцовых: старший сын бывшего корнета лейб-гвардии конного полка Сергея Акимовича Мальцова и Анны Сергеевны Ладыженской, княжны Мещерской (1780—1820), дочери князя Сергея Васильевича Мещерского (1737—1781).
Учился в Московском университетском благородном пансионе.
Сергей Акимович Мальцов
В 1823 году, в разгар эпидемии холеры, Сергей Акимович Мальцов скончался. Незадолго до этого умерла в Италии его жена, урожденная княжна Мещерская. Умерла и одна из дочерей. Остался 16-ти летний сын Иван, 10-ти летний сын Сергей и две дочери. Заботу над осиротевшими детьми берёт на себя брат покойной Анны Сергеевны — князь Иван Сергеевич Мещерский.
Забота о развитии промышленных предприятий, из-за несовершеннолетия Ивана Сергеевича Мальцова, легла на плечи дяди Ивана — Ивана Акимовича Мальцова (1774—1853), владельца Дятьковского хрустального завода. Иван проживал в Москве у своего дяди И. А. Мальцова.
В 1823 году после окончания Московского университета, Ивана Сергеевича Мальцова определили в Министерство иностранных дел в Московский архив. В то время там служили «архивные юноши»: Сергей Соболевский, Дмитрий Веневитинов, Пётр Киреевский и Степан Шевырёв, Александр Кошелев, а также князь Владимир Одоевский, на квартире которого собирался кружок «Общество любомудрия». Мальцов стал сотрудником журнала этого кружка «Московский вестник» и занимался переводами и сочинительством сказок и приключений, используя истории, обнаруженные в архивных бумагах.
В 1826 году И.С. Мальцов был произведён в переводчики.
Когда в 1826 году М. П. Погодин с Веневитиновым задумали издать литературный сборник «Гермес», в число «необходимых авторов» они включили и Ивана Мальцова, поручив ему переводы из Ансильона и Шиллера. Потом на основе готовившегося сборника возникнет журнал «Московский вестник», который благословил Пушкин, а среди его главных сотрудников будут значиться, наряду с Шевыревым и Веневитиновым, Соболевский и Мальцов. Наиболее важной была публикация Мальцовым в 1827 году отрывков из его переводов повествования Вальтера Скотта «Жизнь Наполеона». Книга имела громадный успех в Европе, но в России находилась под строгим запретом.
12 марта 1827 года его перевели в Петербург «к делам Коллегии иностранных дел». В апреле 1828 года он получил пост первого секретаря посольства в Персии и вместе с полномочным представителем России, которым был А.С. Грибоедов, выехал в Тегеран. Трагической оказалась судьба русского посольства. Исполняя обязанности русского посла Грибоедова много уделял внимания вопросам контрибуции, что вызывало недовольство среди высших сановников и членов шахского двора. В то же время он всячески мешал своими действиями английским дельцам, пытавшимся колонизировать страну, беспредельно хозяйничать в Персии. И вполне естественно, что англичане и реакционно настроенные персы в какой-то мере объединились для борьбы против Грибоедова. Настал момент, когда высшее тегеранское духовенство стало открыто призывать к убийству русского посла. В феврале 1829 года толпа религиозных фанатов предприняла кровавый штурм русского посольства. Сотрудники посольства яростно сопротивлялись их натиску, но силы были не равны. Все они (37 человек) погибли. Не избежал этой участи и Грибоедов Александр Сергеевич (1795—1829). В живых остался только Иван Мальцов, который находился в другом доме. По окончании этой зверской расправы Мальцову предложили переодеться в одежду персидского солдата. В этом одеянии он предстал сначала перед первым министром, а затем перед самим шахом. На вопрос о происшедших событиях он ответил в выражениях, выгодных для шахского двора. Мальцов был награжден орденом Льва и Солнца, ему предоставили право на беспошлинный ввоз в Персию стеклянных изделий своего завода.
О своём спасении он написал в донесении К. В. Нессельроде:
«Я обязан чудесным спасением своим как необыкновенному счастию, так и тому, что не потерялся среди ужасов, происходивших перед глазами моими. Я жил рядом с табризским мехмендарем нашим Назар-Али-Ханом Авшарским, на самом первом дворе. Кроме меня русских там не было… Когда народ, с криком, волною хлынул мимо окон моих, я не знал, что думать, хотел броситься к посланнику и не успел дойти до дверей, как уже весь двор и крыши усыпаны были свирепствующей чернью… Не прошло пяти минут, как уже резали кинжалами перед глазами моими курьера нашего Хаджатура. Между тем народ бросился на второй и третий двор: там завязалась драка, началась перестрелка. Увидев, что некоторые из персиян неохотно совались вперед, я дал одному феррашу моему 200 червонцев и приказал ему раздать оные благонадежным людям, ему известным, собрать их к дверям моим и говорить народу, что здесь квартира людей Назар-Али-Хана. Я сидел, таким образом, более трех часов в ежеминутном ожидании жестокой смерти; видел, как сарбазы и ферраши шахские спокойно прогуливались среди неистовой черни и грабили находившиеся в нижних комнатах мои вещи. Неоднократно народ бросался к дверям, но, к счастию, был удерживаем подкупленными мной людьми, которые защищали меня именем Назар-Али-Хана. Потом, когда уже начало утихать неистовство, пришел серхенг и приставил караул к дверям моим. Ночью повел он меня во дворец, переодетого сарбазом».
В дальнейшем, чтобы загладить свою вину, персы стали оговаривать сотрудников посольства и Грибоедова, что они якобы систематически нарушали этикет шахского двора, действуя порой самым вызывающим образом. Поскольку уцелевший секретарь посольства Иван Мальцов поддержал этот оговор в присутствии шаха, некоторые наши историки, а за ними и Ю. Тынянов, приняли эти слова за правду — не вдаваясь в детали того, что Мальцов, несмотря на свою смелость, понимая, что погибших не вернешь, тем не менее совершил оговор, движимый инстинктом самосохранения.
9 мая 1829 года высочайшим указом «во внимание к примерному усердию и благоразумию, оказанным во время возмущения в Тегеране», он был награждён орденом Св. Владимира II степени. 10 ноября 1830 года еще одним высочайшим указом «во внимание к благоразумию, оказанному как после убийства статского советника Грибоедова во время возмущения в Тегеране, так и при отправлении должности генерального консула, всемилостивейше пожалован, по засвидетельствованию генерал-фельдмаршала графа Паскевича Эриванского, кавалером ордена Св. Анны II степени».
С июня 1829 по 20 марта 1830 год он служил в Тавризе в должности генерального консула.
В 1831 году И.С. Мальцов обратился в правительство с настойчивой просьбой об отзыве его из Тегерана. Эта просьба нашла должную поддержку. Он был освобожден от обязанностей генерального консула и возвратился в Петербург. По прибытии удовлетворили его очередную просьбу – о предоставлении ему продолжительного отпуска. Этот отпуск он решил использовать для того, чтобы принять от опекуна-дяди свои владения: заводы, имение и землю. Современники неизменно отмечали ум и образованность Ивана Сергеевича, считали его одним из лучших администраторов. Ему предлагали занять место министра просвещения. Но это было не его делом, и он тогда ожидал со страхом приглашения от государя: тогда отказ от должности министра стал бы невозможным. Подлинным его интересом были финансы. И недаром, когда заходила речь о них, у Мальцова зажигался взгляд, прояснялось лицо и говорил он так увлеченно, как не говорил ни о чем другом. Но никто не советовался с ним, как с умным и знающим финансистом».
По возвращении из Тегерана Иван Сергеевич не стал особенно задерживаться в Петербурге. Он уже размышлял о своих владениях в Мещерском крае. Решив все вопросы, связанные с предоставлением отпуска, он направился в Гусь и начинает заниматься заводскими делами. Большая часть заводов в это время работала в убыток. Из-за ограниченности в рынках сбыта, недостатка в путях сообщения при огромных расстояниях, отсутствия денежных вливаний и ряда других причин в стекольном производстве, на мальцовских заводах начался застой.
Вместе с управляющим Мальцов объехал, принадлежащие ему предприятия и понял, что опекун недостаточно уделял внимания гусевской группе предприятий. Впечатления свои Мальцов в июле 1831 года выразил так: «Самое место пребывания мое весьма непоэтичное: сыпучие пески, дремучие леса и топкие болота. Все имение – олицетворение запустения и упадка. Дела так плохи, что главная фабрика (Гусевская), при которой находится до 600 душ, дала доход с отрицательными показателями, т.е. 14 тысяч убытку». Обстановка настоятельно требовала принятия неотложных мер. И Мальцов их предпринимает. Он закрыл некоторые из своих предприятий, собрал лучших мастеров на Гусевском заводе, чтобы совершенствовать производство именно здесь, пригласил сюда проверенных в делах управленцев, создал комнату образцов изделий завода.
И это принесло определенные результаты. На выставке мануфактурных изделий в Москве в 1831 году гусевский хрусталь был отмечен малой золотой медалью, а через два года на Петербургской выставке он получил уже большую золотую медаль. В июне 1834 года Мальцов был пожалован в звание камергера.
В 1834 году И.С. Мальцов наладил торговые контакты с Персией и Закавказьем, куда стали отправляться партии гусевского хрусталя. Ассортимент Гусевской хрустальной фабрики состоял из кальянов, полоскательных чаш, флаконов для благовоний и т.п.
В мае 1835 года назначен членом Общего присутствия Азиатского департамента, а затем членом совета Министерства иностранных дел.
В 1835 г. Мальцов, будучи за границей в свите Николая I (при вице-канцлере К. В. Нессельроде), изучает работу чешских фабрик, выпускавших богемское стекло, закупает образцы производства, приобретает рецепты изготовления. Вскоре гусевский завод осваивает технологию изготовления богемских изделий.
В 1837 году во Владимире прошла Первая выставка произведений Владимирской губернии. На выставке экспонировались и изделия «Завода камергера, коллежского советника и кавалера, Ивана Сергеевича Мальцова, Судогодского уезда: Белая одна корзина высокая о трех штуках валами; белая одна такая же на тумбе; белая одна тоже кругами; белая одна тоже со звездочками; белая одна тоже с перьями; белых кампотников съемных с колпаками четыре; белых графинов, рюмок, стаканов, бокалов разных граней 46 штук. Цветные графины, рюмки, стаканы, шандалы, вазы, тарелки, масленицы, кружки, молочники, флакончики, всего 56 штук» и изделия «Завода надворного советника И.Ф. Мальцова, состоящего в Меленковском уезде…».
В 1838 году после смерти брата Сергея он писал Соболевскому: «Теперь все надежды рушатся безвозвратно. Грусть, как свинец, лежит на сердце, с кончиной брата как будто расторглось последнее звено, привязывающее меня к жизни, чувство одиночества подавляет меня, разочаровывает будущность. Жить без надежды, без желаний, Бог знает для чего – это несносно». Остро переживая свою отчужденность, он никак не стремился избавиться от нее. Сторонился людей и жил, как пассажир на станции, не зная домашнего очага.
В 1838 году И.С. Мальцов был отправлен из Санкт-Петербурга курьером в Париж. И у Мальцова появилась возможность ознакомиться с европейскими предприятиями. Это было его мечтой. В письме из Европы своему управляющему он написал: «Осмотрел Богемские хрустальные фабрики, которые очень мизерны. Однако был поражен французскими стекольными мануфактурами. Завод Сен-Гибен содержит рабочих две тысячи. Он выпускает 160 тысяч погонных метров зеркал. Заводы Баккара и Сен-Луи, расположенные недалеко от Страсбурга, имеют 1125 рабочих. Здесь мастеровым и их семействам предоставляют удобную квартиру, садик и участок земли для пользования. Школы для детей обоих полов, бесплатная рисовальная школа».
По возвращении из Европы Иван Сергеевич осуществил дополнительные меры по совершенствованию производства на Гусевском заводе.
В 1836 году Мальцов получил разрешение на устройство в Петербурге на Выборгской стороне бумагопрядильной фабрики. В число акционеров Сампсониевской бумагопрядильной фабрики, кроме самого Мальцева вошли: Сергей Соболевский, вложивший весь свой капитал; Пётр Колошин и поэт Василий Андреевич Жуковский с родственниками по линии жены. В 1838 году Симпсониевская фабрика заработала и начала приносить доход. А. В. Мещерский вспоминал, что Мальцов и Соболевский жили за городом, на этой фабрике, «в прекрасном помещении, устроенном со всем возможным комфортом и где они проводили зиму, принимая там своих петербургских знакомых, не смотря на то, что у каждого из них была в городе своя квартира <…> в обществе этих двух приятелей нельзя было скучать, чем и объясняется безпрестанный к ним приезд на фабрику гостей из Петербурга» (Воспоминания князя Александра Васильевича Мещерского).
Но эта фабрика просуществовала недолго. Случился пожар, она сгорела и более уже не восстанавливалась.
После этого Мальцов с еще большим усердием начал заниматься Гусевским хрустальным заводом. Большие изменения произошли на предприятии. Иным стало его производственное оборудование. В середине XIX века по сравнению с временами Акима Мальцова утроилось количество стекловаренных печей. Произошли определенные перемены в технике производства. Появились отрезные и отопочные станки, заправочные машины, различные механизмы. Возросло количество паровых машин. Совершенствовалась технология, внедрялись новые технологические процессы. Неуклонно возрастал на заводе объем производства. Гусевский завод являлся одним из наиболее крупных стекольных предприятий страны. В 1859 году только у шести стекольных предприятий годовое производство превышало 100 тыс. рублей. Среди них самыми мощными были Гусевский и Дятьковский заводы. В этом году Дятьковский завод произвел 2620 тыс. изделий на 128,2 тысячи рублей, а Гусевский – 1219 тысяч изделий на 172,8 тыс. рублей. Первый (Дятьковский) вырабатывал в основном дешевую стеклянную посуду, а Гусевский выпускал главным образом хрустальные изделия, обработанные сложным алмазным гранением и гравировкой. На заводе последовательно осуществлялись меры, направленные на расширение и обновление ассортимента выпускаемой продукции. В первых же беседах с управляющим Веприевским Иван Сергеевич выразил так свою линию: производить такой хрусталь, который бы был по качеству значительно лучше и дешевле, чем у других стеклозаводчиков. Дальнейшее развитие получило на заводе художественное стеклоделие. Продолжалось совершенствование найденного здесь в свое время самобытного вида растительного орнамента – «светлое растение». На «поверхности стекла алмазным колесом нарезались многочисленные бороздки, разнообразные по глубине и ширине. Они составляли узор: вьющиеся в различных направлениях стилизованные растения и цветы, одни узкие и острые, словно осока, другие – распластанные, мягкие, как лепестки роз. Такой орнамент заставляет сосуд излучать матовый свет, раскрывая таким образом еще одно неповторимое свойство стекла – искрящуюся воздушность». Большое распространение в творчестве гусевских выдувальщиков получили «потешные» графины. По форме она напоминали животных или птиц. В них художественный образ создавался не только формой, но и тонким введением пластического декора, а также сочетанием цветного и бесцветного стекла. В музее завода хранятся несколько «потешных» графинов. Два из них – графины-птицы. У одного – изящные ручки, напоминающие распростертые крылья. Горловина сосуда имеет форму птичьей шеи. Вся поверхность изделия мягко обработана тонкими неглубокими гранями-пучками, напоминающими оперение. Форма другого сосуда вызывает представление о птице геральдической – двухглавом орле. Здесь мастер построил образ, не забывая при этом о функциональном назначении предмета. Об этом свидетельствуют и строгие развороты горловин, и граненые шаровидные пробки на длинном основании, и крутые изгибы ручек. Суровый характер имеет декор из крупной алмазной сетки, которая как будто заковывает сосуд в искрящуюся бронь. Не меньшее распространение получили графины с петухами. Этот образ издавна был популярным персонажем русского декоративного искусства. Он вышивался на холсте, вырезался на дереве, изображался в керамике, появлялся в виде леденца на палочке. Яркого стеклянного петуха стеклоделы стали помещать на дно графина. Этот прием был очень эффективен. Стекло давало богатые пластические и цветовые возможности. В первой половине XIX века гусевскими стеклоделами была создана оригинальная алмазная орнаментальная ячейка – так называемый «русский камень». На хрустальной поверхности в шахматном порядке вырезались крупные восьмиугольники. Каждый сверкающий «алмаз» обрамлен четырьмя гнездами более мелких «камней». Эта новинка вызвала интерес не только в стране, но и в зарубежных странах. Началось внедрение и распространение нового вида обработки стекла – глубокое травление плавиковой кислотой. Выдували двухслойные сосуды, нижний слой которых был либо бесцветным, прозрачным, либо белым глушеным, верхний – цветным. Темные места рисунка, который наносили на стекло, смазывали специальным лаком, стойким против кислоты, светлые же части оставляли открытыми. При промывке кислотой незащищенная часть цветного стекла растворялась, обнажая нижний светлый слой. Закрытая лаком поверхность оставалась нетронутой. В зависимости от времени травления получали различной глубины и сочности пятна, добиваясь таким образом тонального богатства рисунка. В связи с не восприятием на восточном рынке изделий, выпускаемых заводом, встал вопрос об изготовлении сосудов по восточному вкусу, в частности, кальянов. Образцы их привез в свое время Иван Сергеевич из Персии. Гусевские мастера стеклоделия успешно справились с поставленной задачей. Завод стал выпускать стеклянные кальяны с росписью серебром и золотом, которые получили должную признательность на рынках Востока. Несколько позднее, впервые в России стали изготовлять рубиновое стекло, применяя для его окрашивания не золото, а медь. Гусевское художественное стекло развивалось в русле отечественного стеклоделия и представляло его демократическое направление. Народные черты проявлялись здесь, прежде всего, в гутных сосудах, которые были близки по своему решению к народной керамике. Наряду с выработкой хрусталя выпускалось большое количество сосудов из цветного стекла. Толчок для развития производства цветной посуды был дан еще в середине XVIII века М.В. Ломоносовым. Модными были в первой половине XIX века приборы, одинаковые по форме и размеру, но сделанные из стекол различных цветов: зеленого, синего, желтого, бирюзового. Выпускаемые заводом хрустальные изделия отличались высоким качеством и излишеством. И слава о них звучала не только в Российском империи, но и далеко за ее пределами. Все чаще и чаще высказывалось мнение о том, что они «совпадают с тождественными фабрикациями в Европе».
С 16 июня по 12 августа 1841 года управлял Департаментом иностранных дел. 10 апреля 1843 года отправлен посланником в Вену.
Повсюду возрастала признательность гусевского хрусталя. В январе 1857 года заводу было разрешено изображать на них Государственный герб России, имея ввиду его отменное качество. Пришла признательность ему и на международных выставках. В 1893 году на Всемирной Колумбийской выставке он был удостоен диплома и Бронзовой медали. А всего лишь через 7 лет, в 1900 году на Всемирной выставке в Париже гусевский хрусталь получил самую высокую награду – «Гранд-При». Вся эта слава заводу пришла не сама собой, а была создана самоотверженным трудом многих поколений стеклоделов. Все силы и умение отдали этому делу семьи Зубатовых, Калмыковых, Богдановых, Чихачевых, Попковых, Невских, Травкиных и многих других. Положение на производстве изменялось. Оно становилось все объемнее. А условия труда на заводе оставались очень тяжелыми. Также как и при Акиме Мальцове, рабочие называли их каторжными. «Трудно работать в гуте, но не легче и в шлифовке. Долгую смену рабочие склоняются у каменного быстровращающегося круга. Света мало, приходится все время напрягать зрение. Если испортишь графин или вазу, наказания не избежишь. На круги все время бежит струйка воды. Она промывает острозаточенную грань круга, струится по рукам рабочих, впитывается в подушечки, что под локтями у них. В руках начинается ломота – признак начинающегося ревматизма. В стороне – «травилка». Тяжел и удушлив запах кислоты. Ни вытяжной трубы, ни вентиляции здесь нет. Рабочие опускают в чаны с плавиковой кислотой стаканы, покрытые слоем воска, на котором тонкими иглами пантографа вычерчен витиеватый рисунок. Многие здесь кашляют и харкают кровью. А что сделаешь, надо же зарабатывать на хлеб».
Занимаясь хрустальным заводом, Иван Мальцов не забывал свою мечту о бумагопрядильной фабрике. Строительство ее было одним из основных его наказов управляющему заводом. Строительство бумагопрядильни началось в 1844 г. Фабрика была построена в 1846 году и стала действующим предприятием. Работать на нее пошли жены и дети гутенских мастеров. При этом, если высказывались какие-либо несогласия, то в ход пускались угрозы включительно до выселения из поселка. Бумагопрядильная фабрика с первых шагов отличалась высоким качеством пряжи. Хлопок закупался в Америке, все оборудование было английским. На Всероссийской выставке 1870 г. гусевским хлопчатобумажным изделиям была присуждена серебряная, а на выставке в 1882 г.— золотая медаль.
Ввод бумагопрядильной фабрики явился как бы преддверием для возникновения еще одного текстильного предприятия. Началось строительство ткацкой фабрики (см. Гусевский текстильный комбинат. Сер. XIX – нач. ХХ века). В 1865 году она вступила в действие. В 1888 г. при расширении второго основного производства Мальцевых – текстильного, открыта Крутильно-Отбельная, Вигоне-Прядильная фабрика (Крутилон). В 1898 году на фабрике произошла Гусевская стачка фабричных рабочих.
Текстильное производство нужно было для жен и дочерей стеклоделов, тогда хрусталь делали только мужики. И.С. пригласил на работы в цехах английских специалистов. Там возникли и первые футбольные команды под иностранным руководством.
В 1855 году в поселке стала действовать двухэтажная каменная больница на 50 коек, с двумя врачами и несколькими фельдшерами. В ней было предоставлено право лечиться тяжело больным не только из самого поселка хрустального завода, но также из поселков Курлово, Великодворье и Залесье. На содержание которой ежегодно расходовалась значительная сумма Иваном Сергеевичем Мальцовым. Появилась также аптека.
Портрет И.С. Мальцова. Вторая половина XIX в. Неизвестный художник.
Портрет И.С. Мальцова кисти неизвестного художника, поступивший в фонды Владимирского музея в 1924 г. из училища, был неправильно атрибутирован и записан в книге учёта как портрет Нечаева-Мальцова. На портрете Иван Сергеевич изображён с высокими наградами: звездой и лентой ордена Св. Александра Невского, звездой и орденом Св. Владимира и польским орденом Белого Орла.
В 1856 году И. С. Мальцов вошёл в состав Тарифного комитета, возглавлявшегося Л. В. Тенгоборским. В период 1855—1864 годов он трижды был «временно управляющим» Министерством иностранных дел.
Уршельская хрустальная фабрика тайного советника и кавалера Ивана Сергеевича Мальцова начала свои действия и с 15 мая по 1 ноября 1858 года сработала 44752 судов (так тогда называлась аптечная посуда). В это время на фабрике имелось две стекловаренные печи, две печи для сушки дров и две печи для обжига стекловарных горшков. Работало 96 человек, в том числе 48 мастеровых. Уршельское училище при хрустальном заводе Мальцова основано Иваном Сергеевичем Мальцовым в 1871 г.
В 1860 году И.С. Мальцову предложили пост министра финансов, однако он отказался, ссылаясь на свою старость.
В 1864 г. для детей мастеровых Гусевской хрустальной фабрики открыта Гусевская начальная школа, в которой учились преимущественно дети служащих и небольшое количество детей рабочих, близких к управляющему. А остальным на просьбу взять в школу мальчика, слышался ответ, что стекло выдувать можно и без образования. В 1875 г. она преобразована в двуклассное министерское училище с несколькими параллельными отделениями мужскими и женскими (26 сентября 1874 г. посещение Антонием, Архиепископом Владимирским и Суздальским, Гусевского начального училища, на фабрике Мальцова. Посещение Гусевской фабрики Феогностом, Епископом Владимирским и Суздальским, в июле 1881 г.).
В 1876 году им же было открыто двухклассное училище на Великодворском (Дардурском) заводе.
В 1876 г. открыт кирпичный и черепичный завод Ивана Сергеевича Мальцова, при дер. Никулиной. Ручное производство. Печь для обжига кирпича; 2 печи для обжига черепиц; 2 ручных мельниц для глазури; освещение керосином; работает днем; 18 рабочих.
Развитие производства на хрустальном заводе, ввод бумагопрядильной и ткацкой фабрик обострили проблему топливных ресурсов. Леса в окрестностях значительно уже поредели. Вырисовывалась тревожная перспектива. Узнав, что помещик Рамейков пытается на прилегающем к поселку болоте добывать торф, Мольцов принял решение купить это болото, чтобы не оказаться в зависимости от помещика. И после непростых переговоров Мальцов добился своей цели. Помещик за 45 тыс. рублей продал ему свое болото. Началась добыча торфа. Лопатами стали, поднимать его вековые залежи. Куски торфа, пропитанные водой, поднимались наверх и ночами втаптывались в специально подготовленные решетки. Тут выручил Рогов А.И., предложивший эффективные меры по некоторой механизации торфодобычи. Это позволило несколько облегчить труд по добыче торфа. Хрустальный завод стал переходить с древесного топлива на торфяное. Дополнительная топливная база позволила Мальцову дольше развивать свое дело. На заводе увеличилось количество работающих, их стало более 500 человек. Кроме того, работало еще свыше сотни детей и столько же оборочных крестьян. Все это позволило Ивану Мальцову существенно улучшить финансовое положение. Он стал получать большие доходы. Каждые 8 месяцев бумагопрядильная фабрика вносила в его доход более 500 тысяч рублей и 50 тысяч он получал с хрустального завода.
Оказываясь за границей, Мальцов всегда интересовался техническими новшествами, которые затем с успехом применял на своих предприятиях. Он значительно увеличил полученное в наследство состояние. Владея хрустальным и шестью стекольными заводами, бумагопрядильной фабрикой, каменным домом в Москве, он увеличил земельные владения, завел ещё три стекольных предприятия, купил каменный дом в Петербурге и два деревянных в Москве.
В одном Касимовском уезде ему принадлежало более 37 тыс. десятин земли, где в 11 селениях насчитывалось 524 двора и 2180 душ мужского пола. На его семи стеклянных предприятиях работало 654 мастеровых, живших при фабриках.
Предпринимательская деятельность Мальцова развивалась. Вместе с тем он видел, что поселок гутарей все разрастался. Из года в год увеличивалось его население. Не отреагировать на это было нельзя. Мальцов вынужден был заняться социальными вопросами. Мелководная речка с прозрачной водой была перегорожена плотиной, образовался пруд. Развернулось строительство одноэтажных каменных домов для хрустальщиков, которые и в последствии продолжали называться «мальцевскими». Появились целые улицы: Первая Ивановская, Вторая Ивановская. Однако, рабочие не проявляли желания к переселению в эти дома. Оно проводилось в принудительном порядке о очень жестоко. Управляющий подбирал специальных людей, которые вооружившись баграми, топорами, ломали домишки мастеров. И только после подобных действий люди вселялись в новые квартиры. Жизнь гусевского рабочего регулировалась правилами, которые разрабатывал управляющий. Категорически, например, воспрещалось пускать на ночлег родственников, подогревать самовар в неположенное время, петь и играть на гармошке в будничные дни,- за нарушение взимался штраф. Рабочим запрещалось разводить огороды. На служащих конторы и духовенство это не распространялось. Стоило только рабочему впасть в немилость к управляющему, тут же следовала угроза о лишении квартиры и выселении из поселка. Проходили годы после принятия закона об освобождении крестьян от крепостной зависимости. Но у Мальцовых не просматривалось и признаков его действия. Крестьяне, отработавшие на заводе оброчную повинность, так и не были наделены землей. Невероятно тяжелыми были жилищные условия у работающих на бумагопрядильной и ткацкой фабриках. Для них в поселке строились казармы. Вот так их описала в свое время губернская газета «Владимирец»: «Казенные помещения в двухэтажных каменных зданиях разделены на отдельные камеры – казармы… Парадный вход в казенные – в середине здания, сени общие, темные и грязные, из которых в обе стороны открываются большие деревянные двери, ведущие в длинные коридоры. Прямо против входа поднимается грязная железная лестница, соединяющая верхние этажи. В каждом этаже 30-35 камер, разделенных между собой легкой дощатой перегородкой, проницаемой для звуков и взоров. Камеры, как квадратные ящики, имеют 3-4 кубические сажени вместимости. Чаще всего живут в каморках по две семьи в 8-10 душ. Каждая семья занимает кровать, обнесенную легкой занавеской, тут же кругом сложены горами тряпье, хламье, развешивается на стене скудное платье, а зимой в каморках сушат белье. В казармах вентиляции нет, воздух промозглый и спертый. Спят вповалку».
В 1874 г. владелец хрустальных заводов Иван Сергеевич Мальцов, хорошо понимая пользу и необходимость устройства постоянного моста и дамбы для развития торгово-промышленной жизни, предложил Владимирскому губернскому земству на свои средства построить постоянный мост через реку Клязьму в гор. Владимире, правда, с условием, что он будет называться Мальцевским. Земство отказало Мальцову по неизвестной причине.
К началу 1880 года из его стеклянных и хрустальных заводов два крупнейших (Гусевский — 517 рабочих и Уршельский — 375 рабочих) были оснащены паровыми машинами. Годовой оборот Гусевского завода составлял 900 тысяч рублей.
Последние годы жизни по причине слабого здоровья Иван Сергеевич проводил на юге Франции, в Ницце, где образовалась небольшая русская колония. На 73-ем году жизни в 1880 году он скончался в Ницце. Умер, как тогда говорили, просвещенный стеклозаводчик, «некоронованный король русского хрусталя».
Похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря, в фамильном склепе.
Из-за отсутствия прямых наследников, многомиллионное состояние и ряд промышленных предприятий, перед смертью были завещаны племяннику, Юрию Степановичу Нечаеву, сыну Софьи Сергеевны Мальцовой (родной сестры Ивана Сергеевича) и Степана Дмитриевича Нечаева, ближайшего друга покойного.
Один из дальних его родственников В.А. Муханов писал в своих записках:
«Считаясь весьма искусным дипломатом и лучшим советником Нессельроде, И.С. Мальцев в то же время славился своей скупостью. Он имел в избытке капиталы, но подчас урезывал себя даже в питании».
В своих воспоминаниях князь Мещерский отмечал: «что Иван Сергеевич, хотя был, несомненно, человеком чрезвычайно расчетливым, но не всегда был скуп до такой крайности, чтобы не помогать иногда своим родственникам, когда они находились действительно в затруднительном материальном положении. Он был, в сущности, добрым человеком, но, несмотря на его развитость и нравственные качества, он не мог избегнуть того пагубного влияния, которое имеет на всех богачей их огромное состояние, служа так сказать, центром всех возможных посягательств на их добро со стороны массы нуждающихся людей. Все богатые люди невольно делаются не только неотзывчивыми и равнодушными, но и ожесточаются, находясь постоянно в каком-то раздражении и негодовании на неимущих, посягающих на их добро… Таков был и Мальцов».
14 ноября 1885 года открыто во Владимире ремесленное училище имени Ивана Сергеевича Мальцова (Мальцевское ремесленное училище). Денежные средства в размере 500 тысяч рублей на строительство этого училища ещё при жизни выделил сам Иван Сергеевич.
1881 г. «Губернская управа представила собранию полученное от статского советника Ю.С. Нечаева 1 февраля письмо на имя г. председателя управы. Уведомляя в своем письме, что ему, как наследнику по духовному завещанию дяди его действительного тайного советника Ивана Сергеевича Мальцова, вменено в обязанность внести в земство Владимирской губернии 500000 рублей на учреждение технической школы, г. Нечаев выражает желание исполнить возложенное на него завещанием обязательство наиболее полезным для земства способом и в заключении просит принять пожертвование и ходатайствовать о присвоении будущей школе названия имени его дяди, соглашаясь, с своей стороны, быть попечителем этой школы. Принимая во внимание, что означенное пожертвование удовлетворит самую насущную потребность промышленной Владимирской губернии,- потребность в среднем ремесленном образовании, губернская управа полагала: 1) принеся Всевышнему Богу молитву об упокоении души покойного Ивана Сергеевича Мальцова, прежде всего благодарить Ю.С. Нечаева за его предупредительное уведомление о сделанном пожертвовании и за его готовность исполнить волю завещателя наиболее удобным для земства способом и за то горячее участие, которое он сам принимает в этом деле; 2) пожертвование принять и сообщить об этом через начальника губернии г. министру внутренних дел; 3) просить г. Нечаева оказать содействие к составлению устава училища, штатов его, а также планов и смет на постройки, с участием кого-либо из членов губернской управы, с тем, чтобы по проекту устава было определено звание попечителя училища, каковое и просить г. Нечаева принять на себя; 4) ходатайствовать о присвоении училищу имени действ. тайного советника И.С. Мальцова и о постановке в училище его портрета, о доставлении которого просит г. Нечаев; 5) поручить губернской управе проект устава, планы и сметы, по составлении их, внести с своим заключением на рассмотрение губернского земского собрания…».
Юрий Степанович лишь осуществил мечту покойного, внося при этом дополнительные средства на усовершенствование данного заведения. Ежегодно Юрий Степанович выделял деньги на персональные стипендии студентам и заработную плату учителям.
Город Гусь-Хрустальный Гусевский Хрустальный завод в пореформенный период
3. Проникновение стеклоделия на Владимирскую землю
4. Стеклоделие во Владимирской губернии в XIX веке 5. Стеклоделие во Владимирской губернии в нач. ХХ века.
